И, может быть, пойму, где сын, где враг смертельный.
Итак, останься с ней, сули, грози и льсти.
За мною, Крисп, вели мятежников вести.
Фока, Ираклий, Маркиан и Крисп уходят.
Экзупер, Леонтина.
Экзупер.
Ну, вот мы и одни. Нам нечего страшиться,
И пред тобой могу я, госпожа, открыться.
Устал изменником в твоих глазах я быть.
Ты Фоке враг, и я хочу его сгубить…
Леонтина.
Что´ доказал, продав, помимо остального,
Монарха своего и кровь отца родного.
Экзупер.
Все это видимость. Ошиблась ты: я не…
Леонтина.
Наибесстыднейший злодей во всей стране.
Экзупер.
И то, что кажется, на первый взгляд, изменой…
Леонтина.
Скрывает замысел, благой и дерзновенный.
Экзупер.
Сперва о нем узнай, суди его затем.
Пойми, как тяжело приходится нам всем.
Меж заговорщиков такого нет, кого бы
Не оскорбил тиран, осатанев от злобы,
И, чуя, что´ таим мы в глубине сердец,
Он строго воспретил нам доступ во дворец.
Вот и купил я вход туда ценой услуги.
Леонтина.
Ты мнишь, введут в обман меня твои потуги?
Экзупер.
Напрасно рисковать друзьями я не мог.
Ты знаешь, окружил он стражей свой чертог,
И мы, попробовав войти туда к злодею,
Костьми бы полегли в неравной схватке с нею.
Теперь же в милости я у него опять,
Как довелось тебе воочью наблюдать.
Он говорит со мной, мне внемлет, доверяет
И замысел мой сам невольно поощряет.
Приняв на веру все, что я ему внушил,
Ираклия казнить публично он решил
И город наводнил отрядами своими,
Так что дворец почти не охраняем ими.
Мои друзья, едва сигнал им будет дан,
Над стражей верх возьмут, и обречен тиран:
В покои к деспоту проникнув без препоны,
К стопам Ираклия повергну я корону.
Итак, ты знаешь все. Ответь же наконец;
Кто тот, кому вернуть пытаюсь я венец?
Зачем боишься ты передо мной открыться,
Коль умереть я рад, чтоб мог он воцариться?
Леонтина.
Ужели, негодяй, ты до того дошел,
Что в тупости своей меня простушкой счел?
Оставь! Не попадусь я в западню такую,
И коль ты не припас заране ложь другую…
Экзупер.
Лишь правду я сказал. Добавлю сверх того…
Леонтина.
Уйди! Наскучило мне это ханжество.
Твои дела твоим словам опроверженье.
Экзупер.
Ну что ж и впредь держи меня на подозренье.
Выспрашивать тебя я больше не хочу.
Скрываешь тайну ты — я о своей молчу.
Но раз мне под присмотр ты отдана покуда,
Я вынужден тебя в тюрьму доставить буду.
Идем! Не веришь мне — тогда страшись меня.
Узнаешь ты, кто я, до истеченья дня.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Ираклий один.
Ираклий.
Как все запутано судьбою!
Царевичей вдруг стало двое,
Средь двух друзей возник раздор,
Отец меж ними ищет сына,
А им отраднее кончина,
Чем этого родства позор,
И оба тайну Леонтины
Раскрыть не властны до сих пор.
Искусно ключ к загадке пряча,
Служа мне иль меня дурача,
На нет свела она мой труд:
Ираклием я называюсь,
За это смерти добиваюсь,
Но умереть мне не дают,
И вот уж сам я сомневаюсь:
Да впрямь ли так меня зовут?
Со мной столь нежен грозный Фока,
Что сердце у меня глубоко
Смятением уязвлено.
Он ласков, как в былые годы,
Не отнял у меня свободы,
И мне постигнуть не дано,
Чем это — голосом природы
Или привычкой — внушено.
Тирана ненавидеть люто
Могу я разве что минуту —
На большее не стало сил.
Меня лишь кротко порицая,
Хоть я родство с ним отрицаю,
Смягчил он мой враждебный пыл,
Затем что нахожу отца я
В том, кто отца меня лишил.
Услышь мой зов, Маврикий славный,
И поддержи рукой державной
Меня в падении моем!
Пошли мне случай убедиться,
Что сыном вправе ты гордиться,
А коль не ты мне был отцом —
Что все-таки на свет родиться
Достоин я в дому твоем.
Пусть тень твоя со мной пребудет
И ненависть мою разбудит,
Чтоб смерти был я только рад
И… Но мольбе он внял: на помощь мне спешат.
Ираклий, Пульхерия.
Ираклий.
О, что за добрый дух тебя ниспосылает
Ко мне?
Пульхерия.
Я здесь затем, что деспот так желает:
Он тайну выведать решил путем любым.
Ираклий.
И сделать мнит тебя орудием своим?
Пульхерия.
Да, уповает он на то, что не премину
Найти я брата там, где не нашел он сына.
Но верь: не столь слаба умом и сердцем я,
Чтоб выдать то, что мне подскажет кровь моя.
Ираклий.
Дай бог, чтоб зов ее ты поняла яснее,
Чем разобрался я в том, что открыто ею.
Итак, мой дух, сестра, попробуй укрепить
И недостойный страх мне помоги избыть.
Пульхерия.
Твое признанье все, царевич, объяснило:
Не брат мне тот, кого пугает вид могилы,
Кто недостойный страх таит в груди своей.
Ираклий.
Я смерти сам ищу. Так мне ль дрожать пред ней?
С кровавым деспотом, жестоким и бесчинным,
Я был Ираклием, Маврикиевым сыном,
И оставался столь неколебим и смел,
Что, глядя на меня, невольно он бледнел.
Но по-отцовски добр тиран со мною ныне.
Упреков и угроз нет больше и в помине.
Столь быстро позабыл он о моей вине,
Что пробудились вновь сомнения во мне,
К кому по-прежнему он всей душой привержен.
Не брошен я в тюрьму и даже не задержан.
Не зная и боясь узнать, кто я такой,
Я тщусь исполнить долг, но не пойму — какой.
Как! Коль я Фоке сын, его мне ненавидеть?
Как не жалеть, коль в нем врага я должен видеть?
И я к нему сейчас, когда несчастен он,
Полн сострадания, хоть гневом распален.
Но шаг его любой равняя с преступленьем,
За ласку я ему плачу одним презреньем,
И слово каждое, что он мне говорит,
Лишь подозрения в Ираклие селит.
Вот так уразуметь и силюсь я напрасно,
Что´ выбрать мне велит природы голос властный.
Сомненьям брата вняв, им положи предел.
Пульхерия.
Не брат ты мне, коль в том сомненья возымел.
Как можно именем столь славным зваться гордо,
Не веря в то, во что ты должен верить твердо?
Нет, заслужил его лишь тот, в ком стойкость есть,
Чьей убежденности не поколеблет лесть,
Кто, не в пример тебе, вовек не усомнится,
Что кровь Маврикия — не Фоки в нем струится.
Ираклий.
Изображен тобой не брат, а Маркиан.
Жестокосердней он: его отец — тиран.
Великодушен тот, чьи предки имениты,
И сердце у него для жалости открыто.
Царевич истинный всегда воспитан так,
Что трогает его, терзаясь, даже враг.
А если этот враг любовь к нему питает,
Терпимость выказать он долгом почитает
И снисходителен стремится быть к тому,
С кем помириться честь препятствует ему.
Нет, изменить своей судьбе не порываясь,
Не отступаю я, а только сомневаюсь
И — если это грех — наказан тем вполне,
Что усомнилась ты, сестра моя, во мне.
Невольно чувствуя к тирану состраданье,
Не осужденья я ищу, а пониманья.
Прошу я мне помочь сомнения избыть,
А ты меня спешишь укорами добить.
Пульхерия.
Как ни наметан глаз, порою невозможно
Суть важных дел прозреть за видимостью ложной.
К тому же быть могу несправедлива я,
Затем что застит взор мне ненависть моя,
И, как все женщины, руковожусь я мненьем,
Составленным себе под первым впечатленьем.
Да, Фока полн к тебе любви, но это — яд.
Хоть жалость в сердце те, чей дух высок, таят,
Не заслужил ее наш общий притеснитель:
Будь даже вправду он законный твой родитель,
В его преступности у нас сомнений нет.
Чего б ты от него ни ждал — щедрот иль бед, —
Тираном все равно он быть не перестанет,
Затем что сердце вновь и вновь твое тиранит
И, выполнить тебе мешая долг святой,
На путь бесчестия влечет тебя с собой.
В сомненьях пребывай, лишь будь врагом тирану,
Но и в тебе теперь я сомневаться стану,
Чем с деспотом в борьбе тебя же поддержу: