И сдавливает грудь невыносимый гнет.
Здесь, в этом городе, здесь, среди всех красот,
Меж селевкийских стен, а не в Гекатомпиле{181}
Свершился жребий мой — владыки так решили.
Сюда царицу ждут, царевна едет с ней,
Чтоб стал блестящий двор при них еще пышней.
Царь вытребовал их; царевич в нетерпенье…
Повсюду к торжеству идут приготовленья,
Но что несчастной мне до этой суеты?
Я в сердце не вольна, в плену мои мечты,
И радость, что меня, как тень, сопровождает,
В пучину горести лишь глубже погружает.
Другого я люблю.
Ормена.
Другого?
Эвридика.
До сих пор
Таилась от тебя, и ни единый взор
Меня не выдавал. Страдала одиноко,
Пока любимый мой был от меня далеко.
Нам небо, мнилось мне, свиданья не пошлет,
И в безнадежности мой дух обрел оплот,
Не так язвила скорбь, не стало прежней боли,
И я, покорная отца державной воле,
Свой жребий приняла. Но милый лик узреть,
Вступая в брак с другим… Нет, легче умереть!
Ормена.
Узреть любимый лик?
Эвридика.
Увы, уже не властна
Я долее скрывать, кого люблю так страстно:
Стенанья громкие боль облегчают нам,
Поэтому хочу свободу дать словам.
Когда задумал Красс, гордец неумолимый,
Равнины Парфии отдать под иго Рима,
Он мнил — союзника в моем отце найдет.
Об этом же мечтал парфянский царь Ород,
И к нам тогда послом он отрядил героя,
Что выиграл потом войну на поле боя.
Ормена.
Да, приходил к тебе Сурена, и не раз,
Как приходил в те дни и сам надменный Красс:
Гордыню позабыв и не щадя усилий,
Державы мощные о помощи просили,
И, в чаянье к себе привлечь цареву дочь,
Послы всё медлили, не уезжая прочь.
Эвридика.
Спешили от царя они ко мне в покои.
Как были меж собой несхожи эти двое!
Надутый римлянин, заклятый враг царей,
Навязывал и нам закон страны своей,
Другой, почтенья полн, державных прав хранитель,
Горой стоял за трон, был наш слуга и мститель.
И тут пришла любовь. Он сердце мне отдал
И моего в ответ, храня молчанье, ждал.
Как он, замкнув уста, хранила я молчанье,
Но можно ль победить любви очарованье?
Ее таимый пыл в мои глаза проник —
Понятен и без слов сих толмачей язык…
Неугасимое зажглось в обоих пламя,
И все сокрытое, несказанное нами —
Рой страстных помыслов, желаний и надежд —
Сказалось вздохами, движениями вежд,
И что нечаянно порой звучало в слове,
В заветном, в сладостном, то было нам не внове.
Ормена.
Он царь?
Эвридика.
Нет, он не царь, но властью наделен
Поддерживать царей и укреплять их трон.
Он лучший меж парфян: красив лицом и статен,
И доблестью богат, и среди знатных знатен.
Добавь, что я ему дыхания милей…
Не царь, но много ли найдешь таких царей?
Мне возносить его, считаешь, не пристало?
Я повесть мук своих еще не досказала.
Переговоры шли медлительной чредой.
Почтительнейших чувств завесою густой
Сокрыв любовь ко мне, он был неуязвимым.
Царь долго выбирал меж Парфией и Римом,
И долго взвешивал, и все же выбрал Рим.
Я выбрала парфян и в спор вступила с ним,
Стараясь убедить, но тщетные старанья:
Царь доводы мои оставил без вниманья.
Итак, Сурене дан решительный отказ.
Столь незаслуженный удар приняв от нас,
Сумел не потерять он самообладанья.
И к нам исполнен был, казалось, состраданья.
Не умерла любовь в годину этих бед,
И мы простились с ним не как враги, о нет!
Но я не тешила себя надеждой зыбкой…
Меж тем все поняли: наш выбор был ошибкой.
Обоим Крассам жизнь Сурена оборвал{182},
И всю Армению Ород завоевал,
Страну испепелив грозой своей победы.
Я поражения предчувствовала беды,
Но не предвидела, что мир мне принесет
Под видом счастия невзгоду из невзгод.
Моими муками мир должен быть оплачен:
По воле двух царей, в супруги мне назначен
Пакор, Орода сын. Он доблестью высок
И чувства нежные во мне бы вызвать мог,
Но сердце отдано другому безвозвратно
И то, что было бы в возлюбленном приятно,
Увы! противно в нем. Я отвращаю взор —
Так ненавистен мне пленительный Пакор.
Его послушливо супругом назову я,
И все же…
Ормена.
Что еще?
Эвридика.
Ормена, я ревную!
Ормена.
Ревнуешь? Кубок мук излился через край!
Эвридика.
Узнав, что я терплю, чего страшусь, узнай.
Мандана, дочь царя, сюда приедет ныне.
Желанье родилось, быть может, в властелине
Ей мой бесценный клад торжественно вручить,
В один и тот же день два брака заключить.
Пойми моей любви язвительную муку:
Любимый будет зреть, как я безмолвно руку
Другому отдаю. Ужели предстоит
Мне зреть, как руку он с другой соединит?
Ормена.
Ты призраком беды язвишь себя напрасно!
Эвридика.
Кто чувствует себя несчастным ежечасно,
Грядущих горестей тот ожидать привык
И мнит, что каждый день, и каждый час, и миг
Весь пропитается отравою страданий,
И в ожидании стенает он заране.
Ормена.
Отравы этой вкус, должно быть, любишь ты,
Коли терзаешься из-за пустой мечты.
Эвридика.
Прекрасна дочь царя, но Рим разбивший воин,
Спаситель Парфии, ее любви достоин.
Она пленит его, согласье даст Ород…
Молчу… Как вынести невыносимый гнет!
Ормена.
Зачем вверяешься ты подозреньям ложным
И невозможное готова счесть возможным?
О, помоги себе, гони виденья прочь!
Эвридика.
Ужель не помогла б, когда б могла помочь?
Не смею встретиться, поговорить с Суреной,
А он, быть может, мнит, что я душой презренной
Корысти предалась… Меж тем с его сестрой
Я дружбу тесную свела, и в ней порой
Утеху черпаю. В сестре я вижу брата,
Но утешение раскаяньем чревато:
Признанья моего Пальмира молча ждет,
А я безмолвствую — мне долг смыкает рот.
Сурена обо всем, наверно, ей поведал,
Мою любовь к нему он этим как бы предал.
Не подражай ему, до гроба верной будь.
Открывшись пред тобой, я облегчила грудь,
Но ты, к несчастию, не можешь знать, Ормена,
Все помнит ли меня, все любит ли Сурена.
Известно только ей, сестре его родной,
Он делит ли мой пыл, смеется ль надо мной,
Считает ли меня изменницей бесчестной
Иль верит, как себе. Пальмире все известно.
Она идет сюда! Наш разговор направь,
Все выспроси умно, потом меня заставь
Поведать… Небеса! Посмею ли, смогу ли?
Ормена.
Нет в мире сил таких, чтобы любовь согнули:
Когда молчание уже несносно ей,
На волю вырвется поток ее речей.
Те же и Пальмира.
Пальмира.
Обрадую тебя я вестью долгожданной:
Прибудет вечером царица.
Эвридика.
С ней Мандана?
Пальмира.
Да, мы надеемся.
Эвридика.
Я думаю, твой брат,
Сурена доблестный, безмерно встрече рад?
Пальмира.
Как верноподданный, конечно, рад Сурена.
Эвридика.
И все?
Пальмира.
А что ж еще? Он чтит ее смиренно.
Эвридика.
Вопросы праздные! Я знаю с давних дней,
Как должно подданным чтить царских дочерей.
Но подданный, что стал опорою державе,
Тот прочим не чета, и я, пожалуй, вправе
Сказать, что может он не столь смиренно чтить
И этим все-таки лишь больше угодить.
Пальмира.
Смысл этих тонкостей мне, госпожа, невнятен,
И брату моему он был бы непонятен.
Эвридика.
Пусть так… А что Пакор?
Пальмира.
Пакор в тебя влюблен
И предвкушением блаженства опьянен.
Он к цели близится, она доступна взору,
Возможно ль в этот час не ликовать Пакору?
Эвридика.
Боюсь, что эта цель в грядущем принесет