Театр. Том 2 — страница 98 из 113

Ему я лишняя. В беседе глаз на глаз

Одушеви его надеждой, и, быть может,

Он свой ревнивый гнев на милость переложит.

Меня ваш разговор, царевна, так страшит,

Что меньше мучает боль собственных обид.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Эвридика, Ормена, Пакор.

Эвридика.

Царевич! Почему везде стоит охрана?

Боишься, что сбегу? Все это очень странно.

Иль так готовишься ты к брачным торжествам?

Пакор.

Есть тайны у тебя, так почему бы нам

Своих не завести? Тебе лишь повинуясь,

Твои друзья молчат, и мы, не обинуясь,

Молчим, как царь велел. По нраву или нет,

Подобно нам, гадай, отыскивай ответ.

Эвридика.

Случается порой и прогадать, гадая.

Пакор.

Что ж, прогадав, найду виновного всегда я.

Ты любишь и хотя не ведаю — кого,

Зато наперсника я знаю твоего,

А он преступней всех. Любовник тайной связан,

Но подданный царю все донести обязан;

Кто дело утаит, в котором царству вред,

Недолго будет тот глядеть на белый свет.

Итак, наперсник твой… Не нужно продолженья,

Когда в глазах твоих всех мыслей отраженье.

Эвридика.

Царевич! Я беру в наперсники друзей:

Ужель не стоит друг хоть жалости моей?

Пакор.

Я знаю, ты к друзьям добра и даже боле:

Об их несчастиях, как о своей недоле,

Готова горевать. И все же говорит

Об очень многом мне твой удрученный вид.

Какому предалась ты страху и смятенью,

Едва лишь на него легла опасность тенью!

Как не подумать мне — все выдумка, все ложь,

И ты наперсником соперника зовешь?

Эвридика.

В одном ли он лице иль в двух — при чем тут числа?

Опасность над тобой, а не над ним нависла.

Пакор.

Ах так! Ты вздумала грозить мне в свой черед?

Твоя любовь слепа и к гибели ведет.

Эвридика.

Слепа ль моя любовь иль это только мнится,

Ты сам сейчас поймешь. Пора нам объясниться.

Царевич! Я должна и я хочу считать,

Что лишь тебе дано моим супругом стать,

Владеть моей рукой. Я верю, что сумею

Когда-нибудь отдать и сердце вместе с нею.

Настанет этот день, и в брак вступлю с тобой.

Того, кто дорог мне, не окрылю мечтой,

И, если ты меня к разрыву не принудишь,

Ты, только ты один моим супругом будешь.

Чтобы зажглась любовь, понадобится срок,

Тут уважение мне преподаст урок,

Но если будет так, что, движим нетерпеньем,

Не остановишься ты перед преступленьем…

Надеюсь, понял ты, о чем веду я речь

И от чего спешу тебя предостеречь.

Отныне честь моя слилась с твоею вместе,

Я пятен не хочу на общей этой чести,

Ты ж, подозрению постыдно волю дав,

Ты заклеймишь себя, на честь лишишься прав,

Позором навсегда свое покроешь имя

Неблагодарными деяньями своими.

Ужели я тогда с тобою не порву?

Тебя, преступника, супругом назову?

Ужель приму венец, весь в пятнах крови алой

Того, чье мужество его завоевало,

И к Риму на поклон пойду, скрывая стыд,

Затем что ты разбил единственный свой щит?

Да, уничтожен Красс, но Рим, как встарь, твердыня,

И новые вожди исполнены гордыни.

Они, собрав войска, готовятся к борьбе,

И полководец твой необходим тебе.

Царевич! Вот о чем все время помнит, мучась,

Та, чья с твоей должна соединиться участь.

Бесчестья грязный знак чело отметит ей,

Коль назовет ее супругой царь-злодей.

Пакор.

Какой развязке быть, несчастной иль счастливой,

Зависит от тебя. Умерь свой нрав строптивый,

Исполни то, что мне твой обещал отец.

Заутра возложу я на тебя венец,

И будет в мире жить наперсник твой и милый.

Моя любовь к тебе полна такого пыла,

Безмерной нежности, почтенья, чистоты,

И чем же на нее мне отвечаешь ты?

Тебя, надменную, не трогает мой пламень,

Вся боль души…

Эвридика.

А я, по-твоему, я — камень?

Мой дух смятеньем чувств, тревогой не томим?

Тебя я не люблю, но я любима им!

Тебе мой долг несет недуга исцеленье,

Мне ж права не дает он даже на мученье,

Ты через краткий срок избавишься от мук,

Я ж до скончанья дней в груди замкну недуг.

Пакор.

Порой годам равна мгновения крупица,

И проволочкою царь вправе оскорбиться.

Подумай же о том, что, гневом распален,

Месть на ослушников обрушить может он.

Эвридика.

Царь властен надо мной, так пусть без колебаний

Отвагу явит он на этом поле брани.

Пакор.

Прошу, будь мягче с ним и помни лишь одно:

Героя твоего тебе спасти дано.

Доспех твой уязвим: боязнь за сердцу милых

Никто бестрепетно перенести не в силах.

Эвридика.

Доспех мой уязвим, всем сердцем я люблю,

Но жалкой слабостью любовь не посрамлю.

Меж тем сей мудрый царь со мной столь благороден,

Что мне его приказ стократно стал угоден!

Прошу, не забывай; путь долга — тесный путь,

Легко с него сойти и в сторону свернуть.

Лишь первый шаг тяжел, потом, разбив оковы,

Любовь стремительно идет стезею новой,

И может стать она тираном в свой черед,

Жестоко подавив ее давивший гнет.

Пакор.

Царевна…

Эвридика.

Ухожу. А если гнев клокочет

И в необузданных словах излиться хочет,

Ты выход для него и без меня найдешь:

Наперсник мой идет, ему все изольешь.

(Уходит.)

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Пакор, Сурена.

Пакор.

Я горько сетую, я возмущен безмерно!

Сурена.

Кем, господин?

Пакор.

Тобой. Не вздумай лицемерно

В непонимание играть. Как ты хитрил

В то время, как тебя я дружбой одарил

И простодушно ждал лишь твоего совета!

Неискренностью ты мне заплатил за это.

Но выдают любовь и сжатые уста,

Завеса скрытности сквозит, как ни густа,

Молчанье говорит яснее внятной речи,

Любви не спрятаться — ее видать далече.

Вот и твоя любовь — все ведают о ней,

Хотя со мной ты был лукавее, чем змей.

Сурена.

Владыка сетует всегда не без причины,

Но все ж какие ты за мною числишь вины?

Пакор.

Ты столь почтительно отверг мою сестру,

Что заподозрил я нечистую игру.

Своим заранее обдуманным отказом

Высокий строй души и благородный разум

Ты выказать хотел, но — стыд мне щеки жжет! —

Словами оградясь, ее послал вперед,

Чтобы надменная в порыве своенравном

Пренебрегла отца велением державным,

Чтоб ей одной пожать всю славу за отказ,

А ты, свою любовь укрыв от наших глаз,

Ты тщился между тем, коварный и двуликий,

Меня Пальмирою отвлечь от Эвридики.

Мне гнев отверз глаза, уразуметь помог —

Для самого себя царевну ты берег!

Твой долг повелевал на то потратить время,

Чтоб я в ее глазах отличен был пред всеми,

Но ненавистней всех я для нее сейчас.

Искусно выполнен тобой царя наказ!

Сурена.

Понятно, господин. Тебя ль, меня ль избрала,

Ты ль ею не любим, я ль не люблю нимало,

Но, подданный царя, к тому ж Пальмиры брат,

За всех несу ответ, во всем я виноват.

Как будто с легкостью, как тысячною ратью,

Душой в огне любви могу повелевать я,

Как будто не трудней к кому-то страсть внушить,

Чем возвратить венец иль римлян сокрушить!

Скажу, не побоясь свои сгустить напасти,

Что у властителя нет над сердцами власти,

Что никаких царей любовь не признает,

Царица гордая, сама себе оплот.

Посулы щедрые она презреньем встретит,

На принуждение восстанием ответит.

И ты, мой господин, ты покорился ей,

Так почему же я преступник и злодей?

Когда мои слова не истина из истин,

Стань Эвридике мил, Пальмире ненавистен,

Иль сердцу повели рабом рассудка стать —

К царевне охладеть, к Пальмире воспылать!

Сумеешь справиться иль с ними, иль с собою,

Тогда и угрожай мне карою любою,

Ну а сильней любовь, чем ты или они,

Меня в ее делах, царевич, не вини.

Пакор.

Могу простить любви порывы исступленья,

Но не молчание и лжи хитросплетенья.

Виновные в такой злокозненной игре,

Намеренно иль нет, опасны при дворе.

Пусть заметет следы и спрячет все улики

Тот подданный, что стал соперником владыки,

Но каждый вздох его как занесенный нож:

Он с заговорщиком, с цареубийцей схож.

А если счастлив он в своей любви незрячей,