СТУДЕНТ. "Жизнь без желаний ни на что не нужна". Айбек.
БРИГАДИР. Значит, все-таки желаешь, а почему не работаешь? С книгой, понимаешь ли, тут... уединился...
СТУДЕНТ. "Уединение с книгами лучше общества с глупцами". Буаст.
БРИГАДИР. Да ты, бумперебум!.. Ты хоть думаешь, о чем говоришь?!
СТУДЕНТ. "Ни о чем не думает лишь тот, кто не читает". Дидро.
БРИГАДИР. Ох, и на опасный же ты путь встал! Путь ты себе выбрал...
СТУДЕНТ (лихорадочно листает книгу). "Путь, усыпанный цветами, никогда не приводит к славе". Лафонтен.
БРИГАДИР. Да, конечно. Это - да... Но ты можешь сейчас оторваться от книги и поговорить со мной нормальным языком, бумперебум?! Или книга тебе дороже?
СТУДЕНТ. "Милее книги друга в мире нет". Алишер Навои.
БРИГАДИР (натянуто смеется). Ты думаешь, ты что-то новое сказал, да? Ты же ничего нового не сказал!
СТУДЕНТ. "Сколько нелепостей заставляет говорить страсть сказать что-нибудь новое". Вольтер.
БРИГАДИР. Да ты просто повторяешь чужие мысли!
СТУДЕНТ. "Следовать за мыслями великого человека - есть наука самая занимательная". Пушкин.
БРИГАДИР (впадает в меланхолию). Теперь я вижу, как страсть к чтению превращается в порок.
СТУДЕНТ. "Нет ничего поэтичнее порока".
БРИГАДИР (на мгновение выходит из меланхолии). А это кто сказал?
СТУДЕНТ (заглядывает в книгу). Флобер.
БРИГАДИР. Ой-ля-ля! Флобер - и такое сказал! Ну читай, читай все подряд! (Рвет на груди тельняшку). Что же ты не читаешь? Читай! (Снова впадает в меланхолию. Закуривает вместе со студентом. После долгой паузы, как бы разговаривая с самим собой). "Не стремись знать все, чтобы не стать во всем невеждой".
СТУДЕНТ. Что?!
БРИГАДИР. Да это я так (тушит сигарету). Демокрита вспомнил. А Жан-Жак Руссо в свое время заметил: "Злоупотребление чтением убивает науку".
Студент поражен.
Бригадир вынимает уз-за пазухи
точно такую же книгу. Листает.
А вот Лев Толстой интересно сказал: "Читать всего совсем не нужно".
Студент вскакивает на ноги, хватает лопату,
разворачивается и уходит. Бригадир прячет книгу под ватник и обращается к зрителям.
А вообще-то, между нами: "Нет такой книги, из которой нельзя научиться чему-нибудь хорошему". Гете.
Уходит.
(На бис можно произнести еще несколько цитат).
Крепкий отец Пародия в стиле "ретро"
Нельзя сказать, чтобы 1946-й год сложился для Джузеппе Сантиса неудачно. Доход от игорного дома, купленного у Вентуры, превзошел все ожидания. Кроме того, с этой продажей Вентура окончательно утратил былое могущество среди нью-йоркской мафии, и пальма первенства с молчаливого согласия семи Больших семей перешла к Сантису.
Именно об этом размышлял старый Сантис по кличке Крепкий отец, когда в него врезался лимузин.
Помятая дверца с трудом отворилась, и из машины, согнувшись, вылез Петруччо, единственный из оставшихся в живых сыновей глухого Вентуры. Модно сшитый шрам от левой щеки до правого бедра выдавал в нем наклонность к самокопанию и острым ощущениям.
- Привет, Петруччо! - как можно дружелюбней сказал Сантис, помня, что не захватил с собой никакого оружия, кроме обычного крупнокалиберного кольта, кастета, гарроты, пера и бутыли с цианистым калием.
Вместо ответа Петруччо вынул из кармана длинного плаща кулак величиной с пивную кружку и резко ударил.
Сантис медленно упал, но быстро поднялся.
- В чем дело, Петруччо? - спросил он, лихорадочно ища в кармане какой-нибудь пистолет.
Ни слова не говоря Петруччо размахнулся и что есть силы ударил Сантиса ногой в ухо.
- Что с тобой, Петруччо? - виновато улыбаясь, спросил Сантис.
Не давая ему опомниться, Петруччо натянул на руку перчатку с металлическими пластинами и ударил Сантиса под колено.
- Мальчишка! - прошептал Сантис, выбираясь из витрины с дамскими принадлежностями.
Петруччо промолчал, но чувствовалось, что он обиделся на это оскорбление.
И действительно - он зашел в телефонную будку и позвонил знаменитому метателю ножей Луиджи Безрукому, который в это время был без работы и резал лук в пиццерии напротив.
- Ну, раз такой разговор, я ухожу, - сказал Сантис и пошел домой, поблескивая ножом в спине.
Петруччо выхватил из-за пазухи чугунную болванку и незаметно ударил Сантиса по голове.
- Сицилийская скотина! - процедил сквозь зубы Сантис, раздвигая заклинившиеся челюсти ножом, вытащенным из спины.
Он был ослаблен после гриппа и еле держался на своей деревяшке. Деревяшка была как новая, поскольку Сантис каждое утро подстругивал ее топориком.
Петруччо достал из-под плаща составные части автомата, собрал его, приставил дуло к груди Сантиса и прицелился. Целился он хорошо, потому что был одноглазым. Как и Сантис.
- Ну что, поговорим с глазу на глаз? - сказал он и выстрелил Сантису в грудь.
Но промахнулся. И пули пробили старику лоб.
Сквозь дырку во лбу старика Сантиса Петруччо увидел бегущих полицейских. Пора было сматывать.
Петруччо смотал бикфордов шнур, который он собирался подкопать под Сантиса, и просто швырнул в него бомбу.
Страшной силы взрыв разворотил здание, и все пятнадцать этажей вместе с жильцами рухнули на беднягу Сантиса.
- Убегаешь, трусливая гиена?! - крикнул своему товарищу Сантис и закурил.
А Петруччо сел в лимузин и, дав по Сантису прощальный залп из трехдюймовой базуки, на бешеной скорости помчался в Синг-Синг, свою любимую тюрьму, чтобы успеть к вечерней поверке.
На следующий день все газеты Нью-Йорка вышли с огромными заголовками: "Очередная вылазка мафии. Юбилейное покушение на Крепкого отца! Джузеппе Сантис доставлен в свою любимую больницу. Руки, ноги и туловище целы. Но пока не найдены. Как заявил сам пострадавший: "Я думаю, против меня что-то замышляется"!"
Зима ожидалась суровой. Петруччо начинал кровопролитную войну против Крепкого отца.
Дядя Вася Почти по Чехову
Веранда. Нина Ивановна пьет чай. Где-то слышен
звук телевизора.
НИНА ИВАНОВНА (плачет). Как все скучно... пошло...
Появляется Фишка.
ФИШКА. Крученый удар в верхний угол!
НИНА ИВАНОВНА (смеется). Как скучно, глупо, бледно, вяло, бессмысленно, бесцельно, без выдумки, без огонька играют наши ребята.
ФИШКА. Зенит - чемпион!
Появляется дядя Вася.
ДЯДЯ ВАСЯ (задумчиво). Эти надписи уже везде пишут. Над каждой дыркой. Я, например, надпись "Спартак - чемпион!" уже в туалете видел. Так что даже непонятно, среди чего "Спартак" чемпион. Спрашивается тогда: каким местом они играют? И в какие ворота?
Появляется Протасов.
ПРОТАСОВ (горячо). Главное - попасть в ворота!
НИНА ИВАНОВНА (смеется). Протасов, миленький! Мало попасть в ворота надо еще промахнуться мимо вратаря!
ДЯДЯ ВАСЯ (задумчиво). Наш вратарь болен. Очень болен. У него мяченедержание.
ФИШКА. "Водоканал" - чемпион!
Уходит.
ПРОТАСОВ (горячо). Скоро! Скоро наши будут играть лучше. Может быть даже через пятьдесят лет.
НИНА ИВАНОВНА (плачет). Я вспоминаю наши ворота. Раньше наши ворота были такие маленькие, а теперь какие-то большие.
Голос за сценой: "Штанга!"
Прихрамывая, выходит Фишка со штангой.
ПРОТАСОВ (горячо). Нет, обыграем! Я верю! Обыграем, если будем играть только на своем поле.
ФИШКА (поет). Поле... Русское по-о-оле...
ПРОТАСОВ (горячо). Поле надо убрать! Убрать с него все! Траву, ворота, игроков, судей.
НИНА ИВАНОВНА (смеется). А как же без ворот, Протасов, голубчик?! Что же это за поле будет - без ворот? Русское биополе?
ПРОТАСОВ (горячо). Скосить траву и залить поле льдом! Тогда мы выиграем и у барзильцев, и у аргентинцев, и у камерунцев... Причем коньки только у наших, а они - в бутсах.
ФИШКА (прислушивается). Аут!
Фишку уносят.
ДЯДЯ ВАСЯ (задумчиво). Жизнь прожить - не поле... Эх!
ПРОТАСОВ (горячо). Я верю, я уверен, я заверяю, что наши будут играть лучше. Очень скоро. Может быть - даже через сто лет!
НИНА ИВАНОВНА (смеется сквозь слезы). Я заболела, я больна, я болельщица... я глупая, отвратительная болельщица...
ПРОТАСОВ (горячо). Вот подождите, через каких-нибудь пару тысяч лет... Вот увидите!..
За сценой слышен шум падающего тела Фишки или телевизора.
ДЯДЯ ВАСЯ (задумчиво). Фишка заснул.
Выходит Фишка с испуганной ряшкой.
ФИШКА. Гол!
НИНА ИВАНОВНА. Кто гол?
ДЯДЯ ВАСЯ. Чехов... чехов нам не обыграть.
Занавес.
Маклохий и Альмивия Опера опер
Краткое содержание
Картина первая.
Вонтамбург конца стонадцатого века. Задворк центринца де Надвсяма. Центриц празднует день яркания своей своячери центрицессы Альмивии. Альмивия пивакает о том, что этот день - самый бриль°зный день в ее движности. Вместе с ней гудянет весь сбормот. Не гудянет только ст°ртая трюха центрицессы Альмивии - заглохая Шлямба. "Почему ты не гудянешь вместе со всем честнявым сбормотом?" - вуткает ее центринц. "Потому что ты допустякал спотычку, - отвуткает ему заглохая Шлямба. - Ты не притямкал в свой задворк злопукого барбуна Кривчака". Но центринц ее уже не чучухает.
Картина вторая.
Вдруг растрескается жваткий бамс!
Это прикандычил злопукий барбун Кривчак. Своими мергапанными кочерягами он хапециет центрицессу Альмивию и ушваркивает ее в свое подпадунье. Все ошумлены.
Картина третья.
Жмачное подпадунье Кривчака. Он пытается облюлить Альмивию. Припаргует ей развисюльные дарцупаги и разутряпистые махамотки. Но Альмивия не охотит промухлять свою люлюку на все эти блеснующие звяки. Начинаются кривчаковские тряски.
Картина четвертая.
Задворк центринца де Надвсяма. Кто шмаргн°т от Кривчака Альмивию, тот станет ее парн°хом! Но никто не бумкает, как шмаргнуть пресосную центрицессу от злопукой кобяки. Тут из толпы масявок выхляпывает замхатый Маклохий.
"Я шмаргну Альмивию!" - вуткает он на весь задворк. Но масявки над ним бубулькают: "Как же ты, долбуха, шмаргнешь пресосную Альмивию, если у тебя даже чекрыжа нет?" "Вот мой чекрыж!" - отвуткает Маклохий и вынякивает из шидрюких ножнин мощнявый трампас. Все ошумлены.