х операций самых разных разведывательных спецслужб. В результате я бомбил Вашингтон, бомбил Москву, бомбил Нью-Йорк, Ленинград, Кубу, ФРГ и так далее. Я испепелял весь мир, на моей Земле устанавливалась ядерная зима, выживали только я и несколько девочек, которые мне на тот момент нравились, я о них заботился, врачевал их раны, добывал для нас пропитание и обустраивал мой гарем в бомбоубежище под Летним садом. В моей голове причудливо смешивались книги Верна с эротическими и постапокалиптическими фильмами, которые я смотрел по финским каналам; голландские и итальянские красотки гуляли по напалмом и радиацией сожженным городам; некоторые города не были уничтожены, но были покинуты, эту идею мне подсказал британский сериал «Выжившие», который показывали финны по вечерам, ради него раз в неделю я ночевал у бабушки с дедушкой, мы с дядей его вместе смотрели, у нас появился маленький ритуал, так мы и сблизились, я приходил в его комнату, он ставил пластинку, рассказывал о группе, я рассматривал конверт пластинки, он переводил тексты песен, я внимал. Перед началом сериала он ставил на журнальный столик чайник, кружки и розетку с печеньем, тайком доставал из шкафа бутылку вина, подмигивая мне, наливал себе, выпивал и прятал. Он укладывался на кушетку, я садился на стул, забрасывал ноги на табурет, пил чай, дядя попивал вино. По мере развития серии он делался хмельным и разговорчивым, ловко переводил мне фразы, объяснял, что к чему… Славные были вечера!
Костя не был таким фантазером, как я, и он не смотрел фильмы по финским каналам, его родители этому противились, поэтому он не видел «Эммануэль», «Инферно», «Нитей», «Птиц» и многого другого; считая, что ничего не потерял, он не восполнил этот пробел до сих пор – он не видел «Ребенка Розмари», какой ужас! Зато у него было много пластинок и книг, которые ему приносил старший друг Сергей, сын родительских друзей, он вправлял Косте мозги.
Сергей был очень серьезным и важным парнем. На фотографии, которую показал мне Константин, он выглядит настоящим ученым: кучерявые волосы, большие квадратные очки, серьезный взгляд узко посаженных глаз; белый халат, воротничок клетчатой рубашки и толстый узел галстука делают его вдвое старше своих лет, сколько ему здесь? – шестнадцать, эта фотография была сделана на учебной практике, которую он проходил на заводе РЭТ, – он выглядит на все тридцать! Перед тем как забрать свои книги, Сергей по каждой из них устраивал Константину беглый экзамен и, если был недоволен ответами, просил его перечитать книгу. И зачем такой друг был нужен? Костя усмехнулся… Это не все. Не все? Что ж еще? Сергей «строил» жизнь Константина: «Нельзя жить без плана и списка целей, которых ты хочешь достичь, – говорил Сергей. – Каждый день должен проходить со смыслом. Каждый день должен приближать к поставленным целям. Для этого нужен список. Такой список был у Льва Толстого, и такой список должен быть у каждого интеллигентного человека. Без этого ничего не достигнешь. Запомни: каждый шаг создает твое будущее». У Сергея были и список целей, и план на будущее; он и Косте придумал план, в соответствии с его способностями. И что же это был за план? Прежде чем рассказать, Костя спросил, был ли у меня подобный план? Конечно же, не было. Никогда! Он кивнул, будто мои слова подтвердили его предположение на мой счет, и продолжил свой рассказ.
Во-первых, по плану своего старшего товарища Костя к окончанию школы должен был безупречно знать английский и учить еще какой-нибудь иностранный язык (желательно немецкий); во-вторых, он должен был овладеть аутотренингом, заниматься хатха-йогой и глубоким дыханием, не говоря о закаливании и боевых единоборствах (они занимались дзюдо, у Сергея был синий пояс, у Кости оранжевый); в-третьих, он должен научиться водить машину, разбираться в электронике и не пренебрегать уроками НВП[9], чтобы иметь навык владения оружием (на всякий случай). Перед тем как отбыть в Москву, Сергей отдал Константину свой магнитофон с пленками, брошюры по хатха-йоге и аутогенной тренировке и книги по психологии.
Я спросил, какой план для себя придумал Сергей? Костя сказал, что даже он не был посвящен. Один из их общих знакомых – Сергей никогда не собирал своих друзей вместе – говорил, что план Сергея был странным, в нем было почти столько же пунктов, сколько слов в алфавите, он мельком заметил только несколько слов на букву «т»: телепатия, телекинез, теология.
Сергей уверял Костю, что скоро все изменится кардинальным образом. В 1985 году начинались перемены. Его друг, готовясь поступать в МГУ, делал предсказания. «В двадцать первом веке все будет иначе, – говорил он, – все будет лучше». Костя верил каждому слову Сергея – тот был для него иконой. И напрасно. Только два предсказания Сергея исполнились: Берлинская стена рухнула, Эстония обрела независимость. Казалось, и все прочее, о чем Сергей пророчил, вот-вот исполнится, но не исполнилось – мир сделал зигзаг, и все пошло вразрез с генеральной Костиной мечтой. С тех пор он потерял веру в человечество, человек для него стал не сказочным существом, способным многое изменить к лучшему (построить многоступенчатую лесенку в чертоги Господа Бога), а обычным объектом для утоления личной пытливости, которая отвлекала Костю от скуки, а изменения, что свершились в прошлом и, казалось, приближали к чему-то прекрасному, теперь выглядели банальным вилянием исторической машины.
– Нет, несомненно, те изменения были необходимы, – оговаривается Костя, – и они замечательны. Диджитализация всей страны – дело важное. Наша теперешняя жизнь в Эстонии, хотя бы в сравнении с СССР и современной Россией, просто сказка. Коммунальные проблемы есть, но они несравнимо ничтожней тех, с которыми живут люди в сопредельных государствах, включая Швецию и Финляндию, – они на нас смотрят и облизываются. Без иронии: мы живем в Раю. Но эти изменения не приблизили нас к тому Раю, о котором я мечтал. – И опять эта странная улыбка, безрадостная, выхолощенная.
Эркки с видеокамерой кружит вокруг нас, переставляет штатив с места на место, – вот уже несколько лет он бредит документальным фильмом, я уверен, что ничего из этого не выйдет.
– А что стало с твоим другом Сергеем?.. – спросил я, вытирая со лба пот.
Константин ответил как-то туманно:
– Он погас… уехал в Москву и в ней растворился, – Константин наливает нам чай. Цвет у чая необычный, немного красноватый, пахнет не очень приятно, и рот вяжет. – Я считаю, что если человек не будет слишком зацикливаться на себе и щитом саморефлексии отражать послания космоса, то он сможет многое, и легко все разберет. Я уверен, что нам все кажется таким запутанным и сложным только потому, что мы сами все усложнили, а в первую очередь – самих себя. Безбрежность не станет шалить. Зачем ей губить человека? Ну, что за глупости! Люди себя губят. Беспредельность на нашей стороне, ведь мы ее твари. Она нас любит. Каждое мгновение она посылает нам мириады сигналов, спасительных подсказок! Много раз я видел, как летят в меня и людей вокруг иероглифы, светящиеся, пульсирующие, они буравили меня, растворялись во мне… Я содрогался в ответ, все мое тело и сознание откликались. Это благодать, но люди слишком слабы, чтобы использовать эти дары. Я наблюдаю раскол в людях, а не в обществе, – говорит он, его речь превращается в пряжу – цветные длинные нити шерсти тянутся от него во все стороны. – С обществом все давно ясно – у нас нет никакого общества, есть мутные заводи и островки, в омут можно только плевать, и мы плюем, вынужденно или с удовольствием. Но меня беспокоят мыслящие люди, которые не в состоянии найти в себе сочувствия к тем мальчикам и девочкам, которые отправляются за вымышленные преступления на каторгу, в лаги, в тюрьму – на шесть-семь лет! Это жуть какая-то! А что творится в Чечне? Людей преследуют, их ломают, убивают… А кто-то преспокойно пьет чай и говорит: поделом им! Я этого не могу понять… поделом им…
Пряжа подразумевает связность, но я не в состоянии связать его фразы в целое. Одна нить, тугая и красная, обрывается… другая нить, золотая и скрипучая, лопается и долго стонет в моих ушах. Внезапно зрение прорезается, облачко тумана, что окутывал меня, развеялось. Я вижу, что это не Константин, – со мной говорила кукла – маленький кукольный председатель в аккуратном сиреневом сюртучке с железными пуговичками. Куклу держит на коленях Эркки.
– Эх, – вздыхает маленький сиреневый председатель, встряхивая жиденькими золотистыми локонами. – Нас учат играть. Нас хотят заставить поверить в то, что наша жизнь – игра. Ваша жизнь игра, говорят они, не надо ее воспринимать слишком серьезно, играйте!.. Нам навязывают правила игры, которой мы не понимаем до конца. Равнодушие – вот закон хорошей игры, наверное, будь спокоен, циничен, это всего-то игра… but! Есть одна большая проблема, которая всех нас делает фриками. Люди перестали общаться, вот проблема. The Problem! Все разъединены, сидят в своих квартирах, заняты делами, работают в сотах гигантских машин, встречаются редко, поговорить получается не больше двадцати минут – да за двадцать минут не только о себе не расскажешь, пальто не всегда успеешь расстегнуть! Чем меньше мы друг друга видим, тем меньше чувствуем плечо человека, мы вообще перестанем так ощущать подле себя человека, потерял чувства к другу – забыл о нем на день, два, три… позабыл совсем… нашел фотокарточку, ах, был у меня друг… и как это я так?..
Входит настоящий Константин – помахивая кружкой красного чая, его глаза светятся, над головой фиолетовый ореол; Константин вальсирует и поет:
– …скоро мы утратим сочувствие окончательно. Да здравствует Новый человек! Человек грядущего будет бить и кромсать, подписывать акты о приемке ведьм и колдунов, отправлять на дыбу мальчиков и девочек, как это делал Адольф Эйхман. – Он садится, тяжело дыша, на его лбу блестит голубой пот. – Нам нужны новые Эйхманы?.. Не думаю. В чем я уверен, так это в том, что нам обязательно нужны новые Аугусты Ландмессеры. Жизненно необходимы. Чем больше людей, тем выше энтропия. Я не знаю, к чему устремлена мысль человека. Где его высшее