А. А. Бахрушин замечает, что система Станиславского хороша, но сам Станиславский далеко не всегда играл по своей системе.
П. М. Якобсон указывает, что книга Станиславского дает очень много, но утверждать, что она безошибочна в отношении психологии, нельзя. Многие утверждения применимы лишь к определенному типу творчества. В систему Станиславского вклинивается его эстетическое мировоззрение. А мировоззрение – вещь меняющаяся. Поэтому нельзя говорить, что работа по системе Станиславского есть единственный метод настоящего творчества актера. Основная задача, которая сейчас стоит перед наукой, – это установить путем анализа природу актерских переживаний и дать анализ типов актерского творчества.
Л. Я. Гуревич указывает в своем заключительном слове, что В. Г. Сахновскому в значительной степени ответил П. А. Марков. Что же касается типов актерского творчества, то наличие их несомненно. Вопрос в том, можно ли только их изучать теперь, когда еще так мало материала. В системе Станиславского она принимает и его эстетику, и закон внешнего напряжения. Вопрос о значении напряженности или, вернее, о напряженности ею отчетливо замечался. Когда Росси[1390], Барнай[1391] и другие актеры захватывали своей игрой – они не были напряжены. Напряженность вовсе не есть сила, а скорее выражение бессилия.
А. М. Родионов. Театральное законодательство за 1917–1927 годы
Протоколы и стенограммы пленарных заседаний Теасекции ГАХН. 6 окт. 1921 – 8 октября 1928 г.
Заседание Пленума Теасекции 3 ноября 1927.
Материалы к истории советского <театрального> законодательства // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 35. Л. 75.
Прения по докладу Родионова А. М. // Там же. Л. 73–73 об.
Тезисы
Законодательство дореволюционного времени не знало юридических норм, регулирующих театральную жизнь. «Устав о предупреждении и пресечении преступлений»[1392], где находились статьи, относящиеся к зрелищам и театру, был настолько незначителен, что нельзя было серьезно считать его кодексом законов о театре.
Революционная эпоха дает большой материал, содержащий свыше 300 юридических актов различного значения, имеющих целью регламентировать театральное строительство. Для извлечения этого материала использованы почти все официальные и официозные издания. Хронологически расположенный, он определяет, что время наибольшего внимания театру со стороны правительства – 1918–1921 гг. К сожалению, слишком мало было сделано, чтобы сберечь для будущего правотворчество первых лет революции в области театра, и до настоящего времени еще не разрешена задача собирания и систематизации этого материала.
Ограничивая все собранное только значимостью материала для московского театра, все же необходимо отметить, что в общем правовом положении театра после революции произошла значительная перемена, заключающаяся в признании за театром, в отличие от дореволюционного времени, значения просветительного фактора и соответствующее этому изменение его ведомственного положения. Наряду с этим характерным является громадное внимание, уделяемое театру революционным правительством, и создание особых, местных и центральных, правительственных театральных органов.
В частности, в Москве действовали две группы органов – местного и республиканского значения, и обе эти группы оказывали влияние на правовое положение московского театра, издавая самые различные распоряжения и стимулируя высшие законодательные инстанции к изданию различных законов о театре и относящейся к нему сфере. Всего за десятилетие издано свыше 160 актов.
Самым значительным юридическим актом периода первых лет революции является Декрет СНК от 26 августа 1919 г. об объединении театрального дела. Он не только учреждает высший правительственный орган для руководства театральной жизнью республики, но и объявляет государственным достоянием всякое театральное имущество.
Этот верховный театральный орган, благодаря близости его к Москве, оказывает огромное внимание московскому театру и вызывает этим естественный протест со стороны местного правительственного органа. Улаживание взаимоотношений между центром и местной властью обнимает период между [19]19 и [19]21 гг. и создает ряд принципиально важных постановлений.
Окончание этой борьбы совпадает с периодом введения новой экономической политики и превращением театра из культурно-просветительного фактора в фактор хозяйственного значения. Театр во втором полугодии истекшего десятилетия рассматривается исключительно под углом зрения фискальных интересов и становится объектом налогового обложения. Только в самые последние годы делаются попытки фиксировать его художественно-культурное значение, и особенно резкий акцент ставит на этом месте театральное совещание при АПО ВКП(б) в мае 1927 г.[1393]
Огромность и разнообразие собранного юридического материала ставит вопрос о желательности некоторой его систематизации. Но систематизация эта возможна лишь при условии всестороннего изучения всех деталей и процессов театральной жизни в течение десятилетия. Черновая и крайне схематическая попытка систематизации может дать только некоторую оценку этого разнообразного материала.
Обсуждение проясняет некоторые положения доклада Родионова.
Прения
Н. Л. Бродский указал на исключительное значение работы, произведенной докладчиком по изучению театрального законодательства. Ему, однако, представляется в докладе не все правильным в том, что касается освещения театрального законодательства в прошлый, дореволюционный период. Состояние театра за это время характеризуется будто бы отсутствием просветительного значения театра. Оппонент указывает на ростки театра при фабриках и заводах, на театр в деревне, при разных общественных учреждениях. Культурно-просветительный характер дореволюционного театра был не миф, и в этом смысле нет разрыва революции с прошлым, а, наоборот, наблюдается связь.
В. А. Филиппов считает очень ценной настоящую работу как первую в этом направлении. Однако он считает нужным обратить внимание на то, что докладчик, говоря о послереволюционной поре театра, учитывает законодательную деятельность, регулирующую общегосударственные театры и театры местного значения. Между тем, говоря о прошлом, дореволюционном периоде, он ничего не сказал о постановлениях городских управлений, касающихся театра, тогда как деятельность московского городского управления в этой области заслуживает внимания. Далее оппонент выразил несогласие с положением докладчика о двух периодах в жизни театра и полагает, что их было три. В заключение он ставит вопрос, был ли осуществлен в Москве в это время немецкий театр, об организации которого говорилось в объявлении ТЕО.
В. Г. Сахновский указывает докладчику на то, что в своем докладе он совершенно не упоминает о тех разного рода бумагах и отношениях, касающихся репертуара, деятельности советов театров и т. п., которые довольно часто получались театрами в практике революционного десятилетия. Если все эти документы не составляют законодательства, то нельзя ли ввести в доклад главу, посвященную такого рода распоряжениям, так как они играли большую роль в жизни театра.
А. М. Родионов в заключительном слове отмечает, что он совершенно согласен с замечаниями Н. Л. Бродского о некотором опоздании юридических норм по сравнению с темпом действительности. Отсюда нужно только сделать соответствующий вывод, что изучение этих юридических норм следует поставить в прямую зависимость от изучения всех деталей быта и производства в данной области. Но, соглашаясь вполне с Н. Л. Бродским в этой части его замечаний, докладчик возражает Н. Л. Бродскому в части его предположений о несколько лучшем состоянии правового положения дореволюционного театра. В докладе было указано положение театра, а не его состояние. О последнем не приходится говорить. Оно было превосходно, и, несмотря на существовавший произвол, театр нашел возможность быть культурно-просветительным фактором. Но он не был признан таковым в действовавшем законодательстве. Характеристика правового положения дореволюционного театра очень четко дана в приведенной цитате из доклада юридической комиссии 1-го съезда.
В отношении замечаний В. А. Филиппова докладчик присоединяется к мысли о желательности приобщения к материалу и тех сведений, о которых оппонент высказывал сожаление, что ему (Родионову. – В. Г.) этих сведений добыть не удалось. Это является ответом и В. Г. Сахновскому, причем, конечно, юридическая значимость этих сведений всецело зависит от источника издания их.
Наконец, докладчик отрицательно отвечает на вопрос В. А. Филиппова об организации в Москве немецкого театра.
Н. Д. Волков. Основные вопросы изучения книги К. С. Станиславского «Моя жизнь в искусстве»
Протоколы № 1–14 заседаний п/секции Теории театра Театральной секции и материалы к ним. Протокол № 9 заседания подсекции Теории от 2 декабря 1927 // Ф. 941. Оп. 4. Ед. хр. 26. Л. 26.
Прения по докладу // Там же. Л. 24–24 об.
Присутствовали: Н. Д. Волков, Н. Л. Бродский, А. А. Бахрушин, И. А. Новиков, В. Г. Сахновский, В. А. Филиппов, В. В. Яковлев, Л. Я. Гуревич, Н. П. Кашин, А. И. Кондратьев, П. А. Марков, М. [Н.] Райхенштейн, С. А. Стороженко, В. Е. Беклемишева, В. Дитиненко, Г. И. Чулков, П. М. Якобсон, В. В. Тихонович, С. А. Поляков и 25 чел[овек] приглашенных.
Тезисы
1. Успело сложиться мнение, что книга Станиславского читается как роман. Отсюда – и соответственная манера чтения. Но главная ценность книги Станиславского в ее теоретической руде. Это обязывает не только к чтению, но и к разработке.
2. При подходе к книге Станисла