Органами управления ГАХН теперь становятся Президиум и Бюро научной работы, и лишь последним пунктом все-таки сохраняется конференция. Президиум, как нетрудно догадаться, не избирается, а назначается коллегией НКП сроком на три года.
За БНР закрепляются обязанности организации и планирования научной работы. И еще: при Бюро организуется Общественно-политический совет, в который помимо научных сотрудников Академии входят представители Наркомпроса, партийных и профсоюзных ячеек, а также – общественных организаций.
Документы сохранили состав Совета театрального отделения. Из десяти человек лишь два – заведующий отделением и представитель Театральной секции – имеют прямое отношение к театру. Остальные восемь – представители ЦК РАБИС, профклубной мастерской, объединения теарабкоров, дома Поленова, Главискусства, АНР[1062], Комакадемии – непрофессионалы[1063].
Таким образом, роль, влияние и авторитетность научных структур и образующих их индивидуальностей размываются, Академия опутывается сетью разнообразных, не имеющих отношения к научной работе отделений. Да и роль конференции заметно снижается: теперь в ее ведении остается лишь избрание почетных членов.
17 января 1930 года Морица назначают помощником Ученого секретаря ГАХН[1064]: видимо, таким образом пытаются защитить, сообщая о его необходимости как сотрудника. Назначение не спасает. Через неделю Мориц арестован.
Сохранился выразительный документ: (недатированное) заявление администрации ГАХН в милицию, проливающее свет на то, как именно был арестован ученый.
«Сотрудник Государственной Академии Художественных наук Вс. Эм. Мориц, проживающий по Троицкому пер., д. 8, кв. 2, вышел вчера в 10½ из дома, направляясь в Академию, помещающуюся по ул. Кропоткина, № 32. В Академию он не явился и, по имеющимся в Академии сведениям, дома с тех пор не был.
ГАХН просит 45‐е отделение милиции принять соответствующие меры к розыску указанного лица»[1065].
Протокол № 346 заседаний Президиума ГАХН от 25 января сообщает, что почти пятьдесят сотрудников Академии отчислены «по сокращению штатов». Причина вовсе не в необходимости соблюдать режим экономии, судя по тому, что пункт 3 того же протокола сообщает о пополнении научного состава ГАХН, чем занят Амаглобели. Подбор новых сотрудников идет уже без индивидуального рассмотрения, предусматривавшего голосование, без предоставления кандидатами работ и прочей ученой чепухи.
Пункт 11 протокола сообщает об аресте Морица. Обсуждается вопрос, нельзя ли оставить его в штате? Следует удивительная запись: «Предложить М. В. Морозову вести переговоры с соответствующими органами о выяснении возможности оставления В. Э. Морица в числе научных сотрудников ГАХН»[1066]. Из затеи, впрочем, ничего не выйдет.
2 февраля протокол № 347 информирует об исключении Шпета из списка почетных членов ГАХН[1067]. Вытеснение известного и авторитетного ученого происходит поэтапно, с человека будто снимают слой за слоем защитные пленки (уже не вице-президент ГАХН, не действительный сотрудник Теасекции… и не почетный член).
И тот же протокол № 347 напоминает о проекте создания Комитета по изучению и строительству театральных и клубных зданий и сцен[1068]. План, как мы помним, принадлежит Сахновскому, впервые выступившему с идеей в начале декабря прошлого года. Упомянутый проект обсуждается на заседании Президиума. Среди планируемых участников проекта, помимо ГАХН, – Госплан, Госснабтео, ВСНХ, ВЦСПС, Комитет по строительству новых городов, Главискусство и др. Задачи Комитета (который первоначально должен был возглавить Сахновский) видоизменились: теперь это не «изучение строительства театральных зданий», а экспертиза по строящимся и реконструируемым колхозным клубам и профессиональным сценам и театральным зданиям, проектирование и конструирование новых сцен и зданий, определение стандартов сцен.
На одном из листов появляется (мечтательное) описание будущего научно-исследовательского и экспертно-консультативного Бюро, заставляющее уверенно предположить авторство Сахновского, даже не видя его подписи.
Бюро должно состоять из пяти секторов.
1-й – исследовательский, где разрабатываются темы по научным материалам;
2-й – лабораторный, где ведется работа по организации сценического пространства применительно к задачам новой актерской техники, режиссерского искусства, к задачам новой декорации, новой конструкции, новым формам драматургии и запросам зрителя;
3-й – светотехники и светоуправления сценой;
4-й – машинизации и механизации сцены.
И наконец, 5-й должен быть занят собственно архитектурной конструкцией зданий.
Непременно планируются и непериодические печатные издания Комитета[1069].
Бесспорно, это проект режиссерский, и мы знаем фамилию этого режиссера.
Неугомонный Сахновский не остается в стороне от открывающихся кадровых возможностей. Будто не замечая приближающегося конца, в первых числах февраля 1930 года он как заведующий режиссерской лабораторией Теасекции обращается в Президиум с настоятельной просьбой «закрепить за ним право принять в штат 15 научных сотрудников» (12 действительных и 3 – сверхштатных). Что не менее удивительно – его просьбу удовлетворяют[1070].
Организационное безумие первых месяцев 1930 года сказывается, в частности, в том, что спустя две недели выяснится: Сахновский не является более сотрудником Академии. «В связи с сокращением масштаба научной работы» идут увольнения. «На основании постановления Научно-политической секции ГУСа отчисляются В. Г. Сахновский, Н. Л. Бродский, М. А. Цявловский, М. А. Петровский с 1 марта с выдачей им месячного заработка»[1071].
А как же план строительства театральных зданий? Исследовательское экспертное бюро? Карты театральной России и диаграммы роста?.. Тем более что утверждение проекта положения о Комитете по изучению строительства театральных и клубных зданий и сцен стоит в том же документе пунктом 11‐м[1072].
Сразу после резкого сокращения прежнего научного состава выясняется, что надо же кому-то и работать. И в том же феврале Теасекция просит «пересмотреть вопрос об отчислении Сахновского, Бродского, Усова»[1073]. Настаивает Теасекция также на возвращении М. А. Петровского, Цявловского и др. (Забегая вперед, скажем, что Сахновского в штат так и не вернули, все его немалые обязательства свалились на плечи Филиппова.)
Волков, Гуревич, Марков, Филиппов, Якобсон и Яковлев пока оставлены в штате.
Как это обычно происходит, при сокращении одних одновременно набирают других. В Теасекции появляются новые сотрудники: Р. В. Пикель, Н. А. Попов, Б. В. Варнеке[1074], И. М. Клейнер, В. А. Павлов, Б. В. Алперс[1075], Е. М. Закс[1076], в театроведение призваны и журналисты: помимо Пикеля и Павлова, вскоре в Теасекцию будет зачислен и критик Э. М. Бескин[1077]. Минуя глупые формальности (вроде чтения докладов и представления исследований), он сразу становится действительным членом. Сокращенный прежде Кондратьев тоже окажется ценным работником: специальным распоряжением Главнауки он принят в число сверхштатных действительных членов ГАХН[1078], а вскоре его вернут и в штат.
3 февраля из Наркомпроса в ГАХН отправляется выразительный документ, сообщающий о радикальной смене концепции того, чем именно должна заниматься Академия.
«Главискусство в связи с передвижением государственного внимания, руководства и помощи на самодеятельное искусство, включило в круг своего рассмотрения следующие проблемы:
1. Проблема переработки старого культурно-художественного наследства.
2. Проблема профессионализации художественной самодеятельности. <…>
4. Проблема взаимодействия городской и деревенской самодеятельности при гегемонии пролетарской культуры.
5. Проблема изучения вкусов и запросов современного рабочего и крестьянского зрителя <…>
6. Проблема кадров – руководителей самодеятельной работы города и деревни.
Главискусство просит Вас сообщить, прорабатываются ли Вашим учреждением эти проблемы, и прислать в массовый сектор Главискусства все имеющиеся у Вас по этому вопросу планы и предложения»[1079].
Нельзя не заметить, что «вкусы и запросы» как рабочего, так и крестьянского зрителя изучались и раньше. Другое дело, что, видимо, наблюдения и выводы ученых не удовлетворили власти[1080].
То и дело появляются указания на необходимость «поддерживать дисциплину», всячески приветствуются формы коллективной работы, спускаются и задания «сверху». Контакты с зарубежными специалистами более не представляются естественными и необходимыми – иностранного коллегу уже нельзя избрать Почетным членом. Если в 1925 году П. С. Коган писал: «Дыханием нашего времени овеяна и научная, и государственно-общественная работа Академии», гордился успехами художественно-промышленных выставок в Венеции и Париже и тем, что в целом «связь с Западом <…> постоянно растет и крепнет»[1081]