…Десятка слов не сказано у нас,
А как уже знаком мне этот голос!
Ты не Ромео? Не Монтекки ты?… —
голосом, наполненным затаённым счастьем, громко, на весь зал, говорила Ветка.
…Моё лицо спасает темнота,
А то б я, знаешь, со стыда сгорела,
Что ты узнал так много обо мне…
На станцию, заглушая все звуки, снова врывался поезд…
Они часто гуляли в окрестностях Кремля. Ведь всё-таки как ни посмотри, а именно Кремль – сердце Москвы, центр её истории и силы. Вокруг каждой башни, каждого зубца на крепостной стене обвивается целый кокон энергий, оставивших след в истории России и всего мира.
Как-то они блуждали в Репинском сквере рядом с Болотной площадью, и их занесло к памятнику «Дети – жертвы пороков взрослых». Тринадцать демонов-пороков, уродливых чёрно-зелёных фигур, перед которыми замерли с завязанными глазами мальчик и девочка золотистого цвета: «Наркомания» и «Война» с крыльями-косами за плечами, «Нищета» с клюкой и в обносках, «Проституция», растянувшая в улыбке лягушачьи губы, «Невежество» с ослиной головой и погремушкой в руке, «Равнодушие» с закрытыми глазами и четырьмя руками, «Садизм» – вставший на задние лапы носорог…
– Красавцы какие, – заметила Ветка, подбрасывая в руке снежок, слепленный из первого снега, которому, как известно, долго не лежать.
Она приняла позу, в которой стоял Садизм, лёгкая фигурка её налилась тяжестью, девочка склонила голову и, раскинув руки, двинулась на Мыша. Веки девочки набрякли, она глядела исподлобья, с мрачной полуулыбкой, снег скрипел под ногами. Преображение вышло столь полным и неожиданным, что Мыш на секунду оторопел. Ветка подошла вплотную, обхватила его и засмеялась.
– Круто? Умею, а?
– Да вообще, молодец. У меня даже внутри ёкнуло, – признался Мыш, чувствуя облегчение.
Поскольку со стороны Ветки это был своеобразный актёрский вызов, на него пришлось отвечать.
Мальчик изобразил Наркоманию – худощавую мужскую фигуру со шприцом в одной руке и крохотной бутылочкой – в другой. Изогнулся в полупоклоне, подался вперёд, предлагая свои дары. Образ дался неожиданно легко, мальчик словно надел отлично подходящий ему костюм. Ему показалось, что пальцы его удлинились, а кожа на лице натянулась, как у стоящей перед ним фигуры. Даже под лопатками будто бы шевельнулись невидимые острые косы. Он сделал несколько шагов к девочке, остановился.
– Девочка, хочешь попасть в Нарнию? – сказал мягким располагающим голосом.
– Ты что, специально репетировал? – удивилась Ветка. – Такое сходство…
– Случайно вышло, – отшутился Мышь.
Ему и самому было немного не по себе от того, с какой лёгкостью он вжился в эту короткую роль.
Ветка обежала глазами фигуры монстров, выпучила глаза, надула губы и чуть квакающим голосом издала несколько красивых мелодичных звуков.
– «Проституция», – определил Мышь и снова поразился, насколько просто дался Ветке образ.
С остальными фигурами оказалось сложнее. Как ни вглядывались дети в лица и позы «Нищеты», «Пропаганды насилия», «Равнодушия», «Алкоголизма», «Невежества», всё выходило слишком сухо и неестественно.
– А ну пошли отсюда! – прикрикнула на них пожилая тётка в строгом сером платке и старомодной стёганой куртке.
Она, чуть опустив голову, неподвижно стояла здесь с самого прихода детей и что-то шептала себе под нос. В пальцах её катался маленький бумажный шарик.
– Ходят тут, рожи корчат. Людям мешают…
– Да ладно вам гундеть-то, барышня, – отмахнулась Ветка.
– Цыц, сопля!
– Слышите плохо? Здесь не место для игр, – поддержал бабку подошедший господин с седеющей эспаньолкой в строгом дорогом пальто, шляпе с серебряным пояском и коричневых остроносых ботинках.
От человека резко пахло парфюмом.
– Сектанты, что ли? – ядовито спросила Ветка. – Молиться пришли? Окей. Не будем мешать. Кровь младенцев хоть принесли? Без неё, говорят, эта магия не работает…
– Пойдём, – дёрнул её за рукав Мыш, чувствуя, что та «закипает».
– Не, ну что они в самом деле? – негодовала она, следуя за Мышом.
Дети отошли в сторону, но из принципа совсем недалеко, и переключились на «Ромео и Джульетту».
…Сто тысяч раз
Вздохну с тоской вдали от милых глаз…
– Мыш, смотри, – зашептала Ветка, приблизив к нему лицо, – бабка скатала шарик из бумаги, нашептала на него и кинула в сторону Нищеты.
Крошечный комочек проскакал по каменным плитам и остановился возле ног железной старухи с клюкой.
Человек в дорогом пальто тоже катал что-то в пальцах, потом поцеловал и бросил к ногам Воровства.
– Реально сектанты! – прошептала Ветка. – Даже записочки у них, как в церкви. Интересно, что там?
– Да, наверное, желания свои пишут. Просят этих… о чём-то. Бабка, чтобы подавали побольше. А мужик…
– …Чтоб от налогов уйти.
– Точно. Или процент от распила побольше урвать.
– Может, они тут и свечи по ночам зажигают?
– Вряд ли. Здесь ведь охрана есть наверняка. Хотя кто их знает. Может, и зажигают.
– Ой, ладно. Больные люди, – Ветка уже потеряла к ним интерес и снова повернулась к Мышу.
…Ромео, где ты? Дудочку бы мне,
Чтоб эту птичку приманить обратно!..
От классики быстро и незаметно перешли к игре в снежки. Белые комки летали, пугая голубей, с крепким яблочным звуком разбивались о деревья и разлетались белыми брызгами.
Ветка слепила особенно крепкий и аккуратный снежок. Всем своим видом показала Мышу, что хочет он того или нет, но от этого снаряда ему не увернуться. Долго уминала снег, обещая, что вскоре Мыш ощутит на себе всю его сокрушительную твёрдость. Взвесила на руке, посмотрела влево, внезапно вскрикнула, словно бы в испуге, и когда Мыш отвлёкся, со всей силы швырнула в него снежком. Мыш успел присесть, и белый комок пронёсся прямо над ним.
Он хотел закричать «мазила!», но обернулся и проследил полёт снаряда. Тот с громким стуком ударил в висок «носорога» в сутане, с пояса которой свисала петля и мясницкий нож.
За звуком удара наступила тишина. Осколки снежка разлетелись в стороны и вдруг замерли в воздухе, образовав что-то вроде нимба вокруг головы демона.
Мыш с Веткой с ужасом увидели, как внутри этого нимба «носорог» медленно, со всей своей тяжеловесной неуклюжестью, повернулся в их сторону, его маленькие глазки обежали сквер. Голова наклонилась, рог нацелился на детей, петля и нож покачнулись… Мыш сжал снег так, что тот выдавился меж пальцев.
Глаза «носорога» горели тупой яростью и смотрели прямо на Ветку.
– А, так ты всё-таки не умерла, – услышали дети. – Что ж, я очень рад.
Садизм улыбнулся, показывая большие крепкие зубы.
– Получается, ты обманула меня, да? Как нехорошо. Очень нехорошо.
Он качнул рогом.
– До встречи, малышка…
Мыш смотрел на ожившую статую, не в силах пошевелиться, а когда моргнул, снежные осколки продолжили свой полёт, веером разлетаясь от носорожьей головы. Демон, как и раньше, стоял к ним вполоборота, и лишь белая отметина указывала на место, куда только что угодил снежок.
Мыш оглянулся на Ветку. Та была бледна как снег, на котором стояла.
К ним быстрыми шагами приближался господин в дорогом пальто. Лицо его дёргалось от сдерживаемого гнева. Он подошёл к Ветке, схватил её за руку, резко вывернул и, наклонившись к уху, прошипел:
– Ты что себе позволяешь, маленькая гадина?
– Отпустил её! – закричал Мыш и без раздумий ударил его под коленную чашечку.
Господин охнул, нога его подломилась, он опустился на одно колено.
– Бежим! – крикнул Мыш, и дети рванули во все лопатки.
Господин, не в силах встать от боли, с ненавистью смотрел им вслед.
– Охрана! – закричал он, вытаскивая мобильный телефон. – Охрана!
Но детей было уже не догнать.
– Что это за бред? Ты тоже видела? – спросил Мыш, когда они убедились, что их никто не преследует, и перешли на шаг.
– Мужика в шляпе? Видела, не знаю его.
– Да я не про мужика, про «носорога» говорю. Ты видела, как он к нам голову повернул?
Ветка не ответила.
– Пойдём быстрее, – сказала она, тревожно оглянувшись.
– Это что, галлюцинация? Или какие-то новые 3D-технологии? Голограмма?
– Нет… Не знаю, – бросила девочка.
– О каком обмане «носорог» говорил? Кого ты обманула?
Ветка шла быстро, почти бежала.
– Это, конечно, полное безумие, но он до жути похож на одного человека, – сказала наконец она.
– Какого человека?
– Я тебе потом когда-нибудь про него расскажу. Я тебе ещё много чего расскажу.
Корабли и саночки
Мыш лежал с температурой, которая не проходила уже третий день. Вчера он отыграл спектакль после того, как градусник показал 38,5, но сегодня мучить себя не было необходимости, и он целый день не вставал с подоконника. Ветка приносила ему жаропонижающее и мёд. Лицо мальчика горело, он то и дело громко и сухо кашлял, но, в общем и целом, держался молодцом, на жизнь не жаловался.
Сейчас Ветка сидела у пианино, еле слышно импровизировала, то выстраивая канву из аккордов, то рассыпая её, как неосторожный ребёнок едва собранный пазл.
Мыш, укрывшись одеялом, читал «Дон Кихота».
В часах постукивало колёсиками время, вздрагивали от перепадов напряжения лампочки, пойманной мухой жужжал в патронах ток.
– Отец оставил нас, когда мне было пять, – произнесла Ветка. – В последний раз отвёл меня в садик, поцеловал на прощание, сунул мне в карман три тысячи рублей, и больше я его никогда не видела…
Пальцы её мягко перебирали клавиши. Такими движениями котята трогают живот матери, когда сосут молоко.
Мыш оторвался от книги.
– Мама сочинила тогда красивую сказку, что отец якобы отправился добывать для меня кальмара, самого огромного и самого вкусного в океане. Я обожала солёных кальмаров, знаешь, таких, в стружках. Когда впервые услышала эту историю, то решила, что он построил корабль – шхуну вроде «Чёрной жемчужины» из «Пиратов Карибского моря» и стал пиратом.