– Специально хранится для подобных случаев, – сказал Гном и, во избежание дальнейших вопросов, поторопил: – Всё-всё, на сцену! Надо продолжать спектакль.
…
– На каменных мостовых и стенах Хиросимы и Нагасаки до сих пор можно увидеть тени, оставшиеся от людей, испепелённых ядерным взрывом, – рассказывал вечером Альберт в часовой комнате.
Уютно ходил взад-вперёд тяжёлый маятник. Сопела вересковая трубка в руке режиссёра.
– Японцы называют их своей самой большой ценностью, – он задумчиво выдохнул облако густого, пахнущего вишней дыма. – По-хорошему, ты тоже мог бы стать большой японской ценностью. Но, боюсь, тебе никто б не поверил.
Никто не упадёт из окна
И не разобьётся о камни.
Пусть вокруг высота,
И открыты ставни.
Нам ничего не грозит
В нашей кости слоновой башне.
Всё будет хорошо,
Даже если и будет страшно.
Мы перейдём с тобой
Этой жизни терновое поле.
Всё будет хорошо,
Даже если и будет больно.
О сравнительно честных способах отъёма денег
– И как же ты жила после того, как сбежала из дома? – спросил Мыш, глядя, как Ветка встаёт на мостик из положения стоя, а потом возвращается обратно.
Она тренировала этот трюк целый месяц, и теперь он получался у неё почти безукоризненно.
– Я же тебе говорила, – медленно, по-змеиному, изгибаясь, напомнила девочка. – По сквотам, случайным знакомым, притонам, заброшенным домам…
– Страшно было в притонах?
– Не то слово. Но когда на улице минус двадцать, будешь рад любому теплу, пусть там даже и могут убить или ещё чего похуже.
– Что, правда могли?
– Ну, так…
Ветка улыбнулась.
Мыш внутренне содрогнулся, хоть и не подал вида. Кто-то мог причинить вред Ветке… От одной этой мысли можно было сойти с ума.
– А зарабатывала ты как?
– Ой, очень по-разному. Чаще всего никак. Просто воровала еду в супермаркетах и тем жила.
– Опасно же! Поймать могут.
– Ерунда! – махнула рукой Ветка. – В наркоманских притонах опаснее.
– Логично.
– Но вообще, – Ветка увлеклась воспоминаниями, – есть огромное количество способов разводить людей на деньги. Все, конечно, более или менее бессовестные.
Она пропела своё любимое.
Летели качели
Без пассажира…
– Я умела бросаться под машины, так чтобы это выглядело очень страшно для водителя, но для меня было совершенно безопасно. Дальше проще простого, главное, сделать лицо пожалостливей и не переборщить с имитацией травм. А то и вправду в больницу отправят. А так, дадут денег тысяч несколько, и расстаёмся довольные друг другом.
– Хорошо зарабатывала?
– На жизнь хватало. Верили мне легко, с деньгами расставались быстро. Всё-таки я хорошая актриса, да?
– Напрашиваешься на комплимент?
– Жалко тебе, что ли? Вредная Мышатина. Ещё я прекрасно умею просить милостыню. Тут, знаешь, главное, создать вокруг себя ауру безнадёжности, люди её боятся и подают тем охотнее, чем безнадёжней ты выглядишь. Вроде как откупаются от неё, от безнадёги. Взятку дают. Хотя много и таких, кто подаёт просто потому, что просишь.
– Да ты профи, я смотрю.
– Даже не сомневайся.
– Не сомневаюсь. Чем ещё промышляла?
– Ещё… – задумалась Ветка. – Ещё… А! Имелась у нас любимая шутка. У нас, потому что для этой авантюры нужны двое, и у меня была подружка, ну, или скорее близкая знакомая, с которой мы этот трюк проворачивали.
– Какой трюк?
– Незабываемый! Повешение. Наше изобретение.
– Звучит жутко. В чём он состоял?
– Всё просто. Сначала моя подруга – Снежана, Снежка – несколько дней шарилась по интернету. Во «ВКонтакте», в «Фейсбуке», по группам любителей фильмов ужасов и всякой чернухи. Там таких как грязи. Потом писала участникам в личку: «Не хочешь посмотреть на реальное повешение? Не видео, а именно реальное!»
– И что, находились желающие?
– Среди любителей ужасов и чернухи? Конечно. Поначалу чуть ли не каждый второй был готов. Спрашивали о деталях. Снежка писала, что её подруга (то есть я) хочет повеситься от несчастной любви. Она вроде как долго меня отговаривала, но я ни в какую и готова идти до конца. А поскольку она, Снежка, сейчас в стеснённом положении (мать-алкоголичка бьёт её и маленького брата, которому не в чем ходить в сад), то она может устроить так, что желающие смогут стать свидетелем моего «самоубийства». И стоить это будет недорого, всего несколько тысяч.
– И что, «клевали»?
– Основная масса, как только слышала про деньги, сразу сваливала. Для достоверности мы скачали с инета реальные фото самоубийц и рассылали всем заинтересовавшимся, мол, вы увидите что-то подобное, но в реале. Тяжёлое зрелище, я тебе скажу. Чистый ужас, если честно. Так вот, абсолютное большинство сваливали, но некоторые оставались и переводили аванс. Со взрослыми мы обычно не связывались, слишком опасно, только с подростками.
Мыш молча смотрел на Ветку. Та больше не улыбалась, рассказывала монотонно, без эмоций и пауз.
– Нашли на верхнем этаже одной высотки в районе Пролетарки незапертую комнату. Не знаю, как правильно её назвать. Какое-то техническое помещение. Там в потолке был очень удобный крюк.
Обычно всё происходило так. Снежка писала нашим извращенцам, что я окончательно решилась на самоубийство, оно произойдёт не сегодня завтра, надо просто немного последить за мной, и всё получится. И они следили, иногда день, иногда два. А если ей интересно было общаться с этими людьми и они покупали ей всякую мелочь вроде шоколадок и сосисок в тесте, то и три могла. Особенно если других вариантов в перспективе не имелось. Клиенты возникали не так часто. Я говорю, среди желающих посмотреть на реальное самоубийство не так уж много готовых за это платить.
Они караулили возле «моего» дома, а когда я появлялась на улице, начинали следить.
Я делала вид, что нахожусь в депрессии, гуляла без цели и маршрута, они следовали за мной. А потом в определённый момент я входила в подъезд того самого дома на Пролетарке и поднималась на последний, технический этаж.
Снежка вела своих некрофилов за мной, но слишком близко не подпускала. Когда я входила в комнату с крюком, мне нужно было время, чтобы затянуть одну петлю на горле, а вторую, скрытую, под мышками.
Сверху я надевала куртку, ту самую косуху, в которой пришла потом к театру. Подруга тихо кашляла, обозначая, что они здесь, за дверью, и зрители смотрят в замочную скважину.
Я долго стояла на табурете, крестилась, шевелила губами, будто шептала что-то. Всё для создания соответствующей атмосферы. Лицо моё было покрыто тонким слоем мела, я успевала сделать это перед зеркалом в лифте. Они, если их было больше одного, менялись у замочной скважины.
Я плакала! Настоящими слезами. Губы тряслись, кулаки сжимались. Вроде как я хотела жить, но ничего не могла с собой поделать.
Потом роняла табурет, пару минут дёргалась на «затянувшейся» верёвке, вываливала язык, напрягала шею, чтобы лицо налилось кровью.
Снежка во время репетиций говорила, что ей и самой становилось страшно, так натурально всё выглядело.
Зрителей от этого картины, как правило, пробивал ужас, и они пытались сбежать, но подруга, зная об этой реакции, перегораживала им путь к отступлению и визжала нечеловеческим голосом:
– Деньги! Отдай деньги! Все давай!
Обычно те были в таком шоке, что отдавали всё, что есть, до копейки. В итоге мы часто поднимали на своих аферах больше, чем изначально предполагалось. Но на то и был расчёт. В стрессовой ситуации люди легко расстаются с деньгами, это тебе любой мошенник скажет.
– И что, никогда не было проблем? – одеревеневшим голосом спросил Мыш.
– Была один раз, – неохотно призналась Ветка. – Клюнул извращенец лет сорока. Вообще, это было не в наших правилах, но мы решили начать с ним работать, с деньгами что-то совсем плохо было. Невысокий, очень кряжистый, что называется, поперёк себя шире. Грузный, неповоротливый, похожий на животное, вроде бегемота. Чувствовалось, что обладает совершенно чудовищной силой.
– Как же вы рискнули с таким завязаться?
– Я же говорю, деньги нужны были. Да и к тому же у нас на случай эксцессов имелся мощный электрошокер. Это было первое, что мы купили, когда деньги появились. Когда обитаешь на дне, такая вещь рано или поздно обязательно пригодится. Так что мы решили рискнуть.
Мужик, конечно, производил довольно отталкивающее впечатление.
У нас в программу входил номер «загляни в глаза самоубийцы». Снежка устраивала так, чтобы клиент оказался со мной лицом к лицу. Он мог попасться мне навстречу или спросить дорогу, разные варианты придумывали. «Зрителям» хотелось соприкоснуться со мной. Когда этот мужик прошёл рядом со мной и слегка, будто невзначай, дотронулся, меня дрожь прошибла. Я, помню, ещё порадовалась, что это не мне надо проводить с ним по несколько часов ежедневно.
Подруга говорила, что, когда рядом с ним находилась, он подолгу, не мигая, глядел на неё, и глаза его становились маслеными. Иногда он брал её за плечо и хриплым, «жирным» голосом то ли спрашивал, то ли утверждал:
– Ты ведь не обманешь меня, нет?
Норовил поймать её взгляд.
– Не обманешь? Не надо. У тебя такие хрупкие косточки. Не вздумай.
Снежка говорила, что постоянно держит шокер наготове.
Когда я сыграла повешение, он не испугался, у него даже дыхание не сбилось. Это опять же со Снежкиных слов. Поднялся от замочной скважины, отряхнул колени, вошёл внутрь.
– Она же не повесилась, – сказал он.
Я наблюдала за ним через приоткрытый глаз и вдруг поняла, насколько он опасен, запредельно.
– Как не повесилась? Как? – закричала подруга. – Ты что? Не видишь? Конечно, повесилась!
Не умея брать артистизмом, она добирала голосом.