– Того, кто нарушит такую тишину, надо расстреливать, – прошептал Мыш.
– Пиф-паф, – еле слышно ответила девочка, направив на него указательный палец.
Искры света, зажигаясь одна от другой, метались по равнине. Свет луны отражался в кристаллах льда, слепил глаза. Временами равнина походила на огненное поле.
Дети шли, разгребая снег. Первым Мыш, следом Ветка. Было холодно, но, как это обычно и случалось в Засценье, вскоре они привыкли и к стуже, и к снегу.
– Стой… – сказал Мыш, обращаясь к тяжело дышащей Ветке. – Посмотри вперёд. Сосна. Видишь?
Ветка остановилась рядом с Мышом, повисла на его плече.
– Ну, пока не ослепла. И что?
– Не узнаёшь? Это же Шишкин! «На севере диком».
– Да ладно…
Она выпрямилась, пригляделась.
– Точно.
– Не, ну правда же. Та самая сосна. И огонёк, видишь? По слухам, его пририсовал Куинджи одним касанием кисти…
– Знаю-знаю, – перебила Ветка. – И заявил, что только теперь картину можно считать законченной.
– Слушай… Это что же получается? Похоже, Шишкин когда-то был в нашем театре и в него бросили… Не знаю. Снегом с этой равнины или сосновыми иголками?
– Шишкой! В Шишкина кинули шишкой.
Они подошли к стоящей на самом краю обрыва сосне.
Вид отсюда вводил в состояние летучего восторга. Простор сиял и пел.
Помогая один другому, дети вскарабкались на сосну. Сверху на них сыпались снежные шапки и чешуйки коры. Словно две птицы, они уселись на соседних ветках недалеко от вершины.
А потом слушали тишину и смотрели на далёкий огонь.
Когда дети покинули равнину, на заснеженном поле появились большие красивые звери. Редкие снежинки лежали на их пятнистых шкурах, отражая лунный свет. И каким бы странным ни выглядело их присутствие на заснеженных северных просторах, то были самые настоящие леопарды. Три хищника, неторопливо ступая и проваливаясь в снег по самое брюхо, добрались до следа, оставленного мальчиком и девочкой, принюхались и двинулись за детьми.
Случай в зоопарке
В Московском зоопарке пустынно. Будни. Большинство потенциальных посетителей работают или учатся, а у пенсионеров есть дела поважнее, чем смотреть на медведей и павианов.
Мыш и Ветка на правах бездельников наслаждались тишиной и безлюдьем. Точнее, наслаждалась одна Ветка, Мыш бродил с хмурым лицом.
– Больше зоопарков я ненавижу только цирк, – заявил он, когда они вышли из вагона метро на станции «Краснопресненская». – Там мало того что животных держат в неволе, так ещё и издеваются над ними.
– Ворчишь, как пенсионер в бессонницу.
– Нет, я правда терпеть не могу все эти цирки, зверинцы.
– Ну, а где бы ты, городской ребёнок, смог увидеть ещё рысь или куницу, как не в зоопарке? Я уже не говорю о слонах и жирафах.
– Поехал бы в Африку и посмотрел на них в дикой природе. Там целая индустрия туризма в национальных парках существует. И никаких тебе клеток, решёток.
– И сколько же раз ты был в Африке, позволь спросить?
– Ни разу. Но если надо будет, накоплю денег и поеду.
– У тебя два спектакля в неделю, без выходных, отпусков и праздников, – напомнила Ветка. – «Смирись, гордый человек». Наслаждайся лицезрением чудес природы.
– Была б моя воля, пооткрывал бы клетки, и пусть разбегаются все эти медведи, вараны, тигры, овцебыки.
– Ты прямо аболиционист[6].
– Ещё какой! – согласился Мыш.
По случаю оттепели крупных кошачьих выпустили погулять в летние вольеры. Звери прохаживались, недоверчиво щурясь на яркое зимнее солнце, и выглядели немного потерянными.
Тигры шевелили толстыми усами, нюхали сырой воздух. Лев лёг на брюхо и, замерев, глядел на свои лапы. Привычная к холодам рысь устроилась на спине и нежилась под солнечными лучами, будто домашняя кошка.
Два леопарда лежали, соприкасаясь боками. Глаза их были закрыты, на шерстинках играли солнечные искры.
Дети подошли к их вольеру и притихли.
Московские хищники проигрывали Дионисовым и в размерах, и в красоте, но всё равно смотреть на них было сплошным удовольствием.
Всё в них, как в чеховском идеальном человеке, было прекрасно – и сложение, и движения, и, возможно, хотя никто бы не поручился, даже мысли.
Мальчик и девочка стояли возле решётки шагах в десяти от леопардов.
Есть расхожая фраза о том, что, если на сцену во время спектакля выйдет кошка, все будут смотреть только на неё, позабыв про актёров, как бы талантливы те ни были. Кошку переиграть невозможно, она, даже спящая, эффектней и грациозней любых актёров.
Дети думали о чём-то подобном и пропустили момент, когда один из леопардов приоткрыл глаза и с внезапностью взорвавшейся гранаты рванулся прямо к ним. Ударился грудью и тяжёлыми лапами о прутья ограды, оскалил пасть, зарычал, исходя яростью. Мгновение спустя к ограде с рёвом подлетел и второй зверь. Шум, исходящий из двух глоток, заставил вздрогнуть округу. Словно отвечая им, завопили верблюды, завыли волки, замычали яки, слоны в тёплых зимних укрытиях отозвались трубными голосами, перекрывая общий чудовищный шум, рявкнули львы…
Вороны и галки взлетели с окрестных деревьев чёрными хлопьями. Шрапнелью шарахнулись по сторонам воробьи.
Два пятнистых хищника, встав на задние лапы, тянули передние к детям и щерили клыки. Глаза их пылали такой злобой, что могли бы расплавить свинец.
Мыш и Ветка стояли, оцепенев, и, не отрываясь, смотрели в ставшие вдруг огромными, как Мальстрём[7], розовые пасти. Со всех сторон к ним неслись вопли сотен животных, птиц и гадов Московского зоопарка.
Не сговариваясь, дети рванули бегом по дорожке, подальше от клетки хищников.
Летящие вслед крики терзали слух.
Они убежали из зоопарка и, задыхаясь от бега и адреналина, упали на лавку где-то во дворах Красной Пресни. Руки дрожали, ноги вдруг ослабли, стали мягкими, как у плюшевых игрушек.
– Ты всё ещё хочешь выпустить их на волю? – попыталась пошутить Ветка.
Мыш глядел перед собой, мыслями всё ещё пребывая в зоопарке.
Ветка провела по его спине, смахнула раскисший снег.
– Ты так бежал, что заляпал себе всё пальто, – сказала она.
– Что это было? – отозвался, словно просыпаясь, Мыш. – Почему они кинулись на нас?
– Мы им не понравились, – дёрнула плечом Ветка. – Как бы сказали криминалисты, «внезапно возникшая неприязнь».
– Нет. Я уверен, дело не в этом.
– А в чём?
– У Кортасара есть рассказ «Все огни – огонь».
– Не читала. А при чём тут он?
– Не знаю… Но что, если, «все леопарды – леопард»?
– И все они – леопарды Диониса?
– Да, в какой-то степени.
– Звучит круто. И похоже на паранойю, – заметила Ветка.
– Хорошо, что у нас не водятся леопарды.
– Если ты, конечно, не выпустишь на волю тех, – девочка кивнула в сторону зоопарка.
– Впрочем, – мрачно улыбаясь, сказал Мыш, – за сценой они в любом случае водятся.
Продавец оружия
На Старом Арбате людно. Ночью выпал лёгкий снежок, но подошвы прохожих быстро затоптали его, превратив в плотную корку поверх плитки, и в первозданном виде, пушистый, мягкий, напоминающий первый пушок на щеках у юнцов, он сиротливо ютился вдоль стен, обнимал кольцами подножия фонарей, прятался под мольбертами уличных художников и столиками торговцев.
Мыш и Ветка любили Арбат. Гуляли там подолгу, останавливаясь чуть не у каждой витрины, мольберта каждого художника и кофра каждого уличного музыканта.
Задержались возле лотка, торгующего матрёшками, шапками-ушанками, будёновками, офицерскими фуражками и прочей советской атрибутикой. Ветка схватила лётный шлем, напялила на голову, опустила прозрачное забрало.
– Мыш, похожа я на рыбу в аквариуме?
Она выпучила глаза и несколько раз беззвучно открыла рот.
– Не. Ты космонавт. Последний человек на Луне.
Ветка вскинула руки.
– Точно. «Лунный вальс»!
Она схватила Мыша и принялась вальсировать с ним.
– Так, артисты, шлем на базу вернули! – подал голос продавец – розовощёкий детина, похожий на приплясывающий шар.
Дети, увлечённые своей вознёй, не услышали его. Сделали ещё несколько па, отдалившись от лотка.
– Глухие, что ли? – рявкнул торговец. – Или тупые?
Дети остановились. Ветка сняла шлем.
– С первого раза не понимаем?
– Да не, поняли мы всё… – попытался смягчить ситуацию мальчик. – Чего ты бычишь-то?
– Я ещё даже не начинал бычить, – выпячивая нижнюю челюсть, сообщил продавец. – Шлем вернул. Или тебе «леща» для слуха выписать?
Мыш словно заледенел. Взял шлем и, как шар в боулинге, запустил его по снегу. Шлем ударил в ножку стола, та сложилась, и матрёшки, значки, ремни, звёздочки, фляжки, стаканы, фуражки покатились по снегу.
Дети что было сил рванули в ближайший переулок и долго потом петляли, опасаясь погони.
Проголодавшись, купили по шаурме, сели на лавку в тихом дворе, принялись сосредоточенно жевать.
– Нехорошо вышло, – нарушила молчание Ветка.
– Выбесил. Как про слух сказал, так меня и «накрыло». Для меня это больная тема после того, как я на месяц оглох.
– Всё равно, зря ты нарвался.
– Зря, – неохотно согласился Мыш.
– Теперь на Арбат несколько месяцев соваться нельзя. Поймают – отлупят.
– Я тёмные очки куплю, – сказал мальчик и, подумав, добавил: – И бороду наклею, как у Гнома.
Ветка представила его с бородой и, несмотря на то что рот её был забит шаурмой, засмеялась.
– Колпак ещё у него попроси, чтоб уж наверняка не узнали.
К ним приблизился длинноносый парень в немного нелепой, похожей на усечённый конус бейсболке.
– Леди и джентльмены! – развязно начал он, жонглируя тремя похожими на бомбы с фитилями брелоками. – Точнее, леди и джентльмен.
«Это что ещё за уличный клоун?» – подумал Мыш.
Нависая над ними, сидящими на лавке, парень обаятельно улыбнулся и изобразил лёгкий поклон.