Гуляли сутками напролёт. Деньги на борсетках поднимали неплохие. Да и кроме борсеток наша бригада ещё много чем занималась. Всё насквозь криминальное, конечно. Рэкет, как я понял, «крышевание», наркота…
Весело жили. Однажды, например, мои бандюки не смогли получить долг с какого-то коммерсанта и забрали весь товар с его склада. Цветы, килограмм… Не знаю, несколько сотен, наверное. Не получилось пристроить на продажу, и ими просто завалили всю квартиру. И при этом ещё без счёта букетов раздали девушкам на улицах. Розы, гвоздики, тюльпаны, герберы, гиацинты, масса других, названия которых я даже не знаю. Притащили в квартиру на Цветном и завалили ими весь пол. Запах стоял такой, что голова кружилась. Открыли окна. На улице зима, дубак, в квартире, соответственно, тоже холод. Всюду люди – мужчины, женщины, дети, все в шубах, пальто. В зале стол огромный. Гости пьют, поют, тосты произносят, стихи читают, то на своём языке, то на русском. Карнавал!
Однажды притащили какого-то мужика, тоже должника, как я понял. Пристроили блок на балконе и несколько раз сбросили этого несчастного вниз на верёвке. Сбрасывали, «ловили» у самой земли, снова поднимали…
Ветка слушала с интересом.
– Я смотрю, вы там со вкусом проводили время.
– Знаешь, до меня только сейчас начало доходить, какие отвратительные дела там иногда творились. А тогда нет, не понимал. Я после смерти отца в каком-то отупении жил. Ничего не чувствовал, ни о чём не думал. Ну, сбрасывают и сбрасывают. Значит, есть за что.
Потом после «полётов» должника приводили в зал, усаживали за стол, угощали, поили, песни ему пели. Красиво, раскладывали мелодию на голоса, всё слаженно, гармонично. А должник, тоже кавказец, сидел потерянный, руки трясутся, челюсть дрожит, глаза затравленные. Ему наливают, он пьёт, руки пляшут, половину расплёскивает. Одежда хорошая, дорогая, вся в пятнах от вина. Сейчас вспоминаю, страшно. А тогда будто так и надо. Словно во сне. Менты пришли. Наверное, соседи вызвали. К ним один из «бригады» вышел, сказал, что это его с балкона сбрасывали. Так, чисто для адреналина. Долго извинялся, дал им наверняка что-то за беспокойство. Те откозыряли и слились.
Весело жили, весело.
Тот парнишка, что встретил меня на Курском вокзале, приходился родственником старшему из «бригады». Он как-то прикипел ко мне. Вступался, если считал, что со мной несправедливо обходятся. Орал! Ты бы видела, как он орал на взрослых, когда защищал меня. Ваха его звали, Вахтанг. Неплохой парень. В больницу ко мне всегда приходил, разговаривал. Правда, говорить нам было особо не о чем. Я всё время читал, а он вообще книг в руки не брал. Ещё он за какую-то футбольную команду болел, «Торпедо» (Кутаиси) вроде. Часами мог о ней говорить. У них же там целый мир в их национальном футболе. Интриги, страсти, подковёрные игры… Тоже, по-своему, интересно.
Мы с ним в одной комнате жили. Одна стена моя – пустая, только книги на полу лежат. Другая – его, в плакатах футболистов. Некоторые с автографами были. Гордился ими ужасно. Даже лбом иногда прикладывался, как к святыне.
У меня из «святынь» были книги с автографами Крапивина и Норштейна. Вот и всё. Они там так и остались, эти книги. Остального вообще не жаль.
Мыш остановился, вспоминая. Прошёлся по комнате, открыл-закрыл крышку чайника.
– Да… Однажды я сидел один в своей комнате, читал книгу с телефона. У меня, кстати, был очень хороший телефон. Я его выкинул, когда решил уйти от борсеточников. Сосед мой торчал в зале со взрослыми. Там опять гремело застолье.
Дверь открылась, и в комнату вошёл человек. Лысый, сухощавый, лицо умное. Худой как вешалка, но одежда сидела на нём очень хорошо. Идеально подогнана под эту «вешалку». Не знаю, что ещё сказать о нём. Очень располагающий к себе. По крайней мере, я ему отчего-то сразу поверил.
Вместе с ним ворвался шум застолья: смех, музыка, пение. Он закрыл дверь, и всё стихло. Глухая ватная тишина настала.
У него был очень цепкий взгляд. Он внимательно пробежал глазами по корешкам книг у моей стены, на футбольные плакаты даже смотреть не стал. Сел на кровать соседа и спросил:
– Что читаешь?
– «Хроники Нарнии», – ответил я.
– А «Гарри Поттера» читал?
– Да.
– Хорошая книжка, правда?
Человек не спускал с меня глаз.
– Я давно слежу за тобой.
– Зачем? – удивился я.
– Люблю наблюдать за хорошими людьми.
– Ты тоже из «бригады»?
– Можно и так сказать. Что ты знаешь о радости, мальчик? – спросил он.
Я не люблю такие вопросы. И за время общения с бандитами я понял, что если тебе не нравится вопрос, на него просто не стоит отвечать. Отвернулся и занимаешься своими делами, будто никакого вопроса и не было.
Я уткнулся в телефон.
– Хочешь увидеть Нарнию? – сказал он и дотронулся до моей руки. – Я серьёзно.
Я не хотел поворачиваться к нему, но от него шла какая-то сила и власть.
– Одно движение, и ты увидишь Аслана, Белую Колдунью, Серебряное кресло, край света… – пообещал он.
Кончик его длинного сухого, как лапка богомола, пальца снова коснулся моего плеча, и я понял, что не могу отказаться.
Он вытащил из кармана пиджака футляр, вроде тех, в которых носят очки, только немного больше размером. Раскрыл, вынул ложку, пакетик с белым порошком, зажигалку, шприц…
Мыш потёр виски.
– Было хорошо…
Он замолчал.
– Да. Но я отчего-то сразу понял, что за это «хорошо» придётся очень дорого заплатить.
– «Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья», – проговорила Ветка.
– Вот-вот. Именно. Было невыносимо приятно, нереально, но я видел, за этим кайфом стоит тьма.
Потом я упал на подушку и не мог даже пошевелиться, а человек смотрел на меня. Глаза его были похожи на угли, а узкое горло ходило вверх-вниз, как будто он что-то непрерывно глотал.
Когда очнулся, никого рядом не было.
– Нарнию-то хоть видел?
– Нет. Что-то другое видел, не помню что.
Мыш замолчал.
– Так вот, я вспомнил. Это был один из демонов. «Наркомания».
Ветка удивлённо подняла брови.
– Я чувствую, что, если постараться, мы вспомним о встречах с каждым из демонов, – заметила она. – Кого мы уже видели?
– «Садизм», «Пропаганду насилия»…
– «Нищету».
– Ага. А теперь вот и «Наркомания» объявилась. Точнее, объявился.
Новый визит к памятнику
Так или иначе, но повстречав на улицах Москвы четыре оживших изваяния из тринадцати, воплощённых Шемякиным, дети решили снова сходить на Болотную площадь и рассмотреть памятник повнимательней.
Приближались с опаской. Словно к привязанным, но бешеным и смертельно опасным псам.
В Москве с самого утра шёл снег, на лицах демонов лежали белые маски.
– Спрятались, – сказал Мыш, нервно теребя цепь, обозначавшую границу приближения к памятнику.
– От этого маскарада они ещё страшнее, – призналась Ветка.
Она отобрала у мальчика цепочку.
– Не нервничай.
– Я не нервничаю.
– Правильно. Смотри, какая смешная шапочка у «Наркомана» на лысине.
– Очень миленькая, – нервно хихикнул Мыш. – Кипу напоминает.
– Да и вообще, он редкий милашка, – дурачась, начали обсуждать его дети.
Раздался хрюкающий смешок, и со свиной морды «Воровства» упал снег.
Словно по команде, статуи стали совершать мелкие, почти незаметные движения: вздрагивали веками, приоткрывали губы, высовывали языки. Снежные маски опадали, открывая тёмные лица. Скоро все тринадцать масок упали, и демоны уставились на Мыша и Ветку, будто запоминая или вспоминая их.
Дети попятились. Очень хотелось бежать, но их останавливало неизвестно откуда взявшееся знание того, что от собак и врагов убегать нельзя – воспримут как слабость и разорвут.
Взявшись за руки, медленно шли прочь от памятника, стараясь не показать, как им страшно.
– Жаба, – сказала Ветка задыхающимся шёпотом. – В смысле «Проституция». Очень похожа на даму, что увела нас с подругой из притона и от которой я потом сама сбежала. Помнишь, я рассказывала про свадьбу сверчков?
Мыш уже даже не удивился.
Навстречу им, опираясь на палку, шёл пенсионер с пышными, как у Ницше, седыми усами, под которыми совсем утонул рот.
– Подожди, – шепнула Ветка Мышу. – Давай понаблюдаем.
Дедушка уверенно доковылял до памятника, постоял неподвижно, взмахнул рукой.
– Он Садизму записку кинул? Я правильно поняла? – с удивлением спросила у Мыша Ветка.
– Ему.
– А ведь такой благообразный на вид.
– В тихом омуте…
Они сели на скамейку невдалеке от памятника и некоторое время наблюдали, как люди идут и идут к демонам. Персонажи проходили самые разные: дорого одетые девушки с южным загаром на щеках; старухи-азиатки в обносках; городские сумасшедшие – философы, мистики с горячечным блеском в глазах; офисные клерки, будто бы сделанные по единому и оттого скучному шаблону; бородатые толстяки с «конскими хвостами», похожие на священников; вовсе непонятные из-за низко надвинутых капюшонов личности – без пола, возраста и примет… Один из пришедших встал перед скульптурами и некоторое время стоял, раскинув руки, будто впитывая что-то всем телом. Окончив ритуал, внезапно съёжился и быстро пошёл прочь, словно унося краденое. Строго одетая старушка привела к памятнику девочку и, поспешно обернувшись, заставила её поклониться.
Некоторые из «паломников» были знакомы друг с другом, обменивались кивками и лёгкими поклонами.
– Слушай, ведь и вправду секта, – сказала Ветка.
Дунул ветер, понёс снежную пыль, подхватил комочки-записки, и они, весело подпрыгивая, разбежались по скверу. Один остановился возле ботинка Ветки. Она с опасливым любопытством подняла бумажку, развернула. Коряво написанные буквы, цепляясь друг за друга, сложились в слова: «Хочу девочку Юлечку маленькую сладенькую как пастила».
– Фффф, паскудство какое…
Ветка брезгливо, словно таракана, отбросила измаранный клочок.