Рената горячится, сжимая руки в кулаки. Все думают, что она такая рассеянно-податливая, а она, наоборот, может быть очень даже резкой, непробиваемой и жесткой. И в гневе я ее видел, может быть, даже чаще, чем в состоянии улыбчивого покоя и светской безмятежности.
Однажды мы крупно поссорились. Дело было так. Издательский дом «Коммерсант» запускал новый глянцевый проект — журнал Citizen K по французской лицензии. Меня пригласили на место главного редактора. Для первой обложки требовалось что-то сногсшибательно прекрасное. Но что? А точнее, кто? Западные звезды в качестве объектов желания маркетингу «Коммерсанта» не подходили.
Стали перебирать отечественных знаменитостей. Все сошлись, что круче Земфиры на тот момент нет никого. Она как раз готовила к запуску свой новый альбом «Спасибо». Но как до нее добраться, как уговорить? О невыносимом характере Земфиры знали все. И, разумеется, перед ней трепетали. Только накануне произошел ее разрыв с гендиректором Первого канала Константином Эрнстом. Говорят, он кричал ей, когда она выходила из его кабинета: «Будешь петь, как раньше, в подземном переходе в Казани!»
Земфира ухитрилась послать все главные звукозаписывающие компании страны, поэтому выпускать и распространять свой новый альбом ей было не с кем. Ходили упорные слухи, что она даже готова выложить его бесплатно в сеть, как это делают западные звезды. Притом что среди композиций в альбоме были несколько заведомых хитов и такой абсолютный шедевр, как «Мы разбиваемся».
Далее последовали мои переговоры с Ренатой, выступившей ее доверенным лицом. Про ее отношения с Земфирой я ничего не знал и, если честно, не стремился знать. Ну, дружат и дружат. Какое кому дело? Я был знаком с Димой, знал, что они развелись, когда на горизонте возникла Земфира, но как и в каком качестве, меня это не интересовало.
Странное дело: несмотря на давнюю принадлежность к журналистскому цеху, какой-то инстинкт самосохранения срабатывает у меня каждый раз, когда речь заходит о близких людях. Я не в состоянии ни читать о них в «желтой прессе», ни смотреть программы по нашему ТВ. Ведь на самом деле это очень просто — выключить телевизор или отправить в мусорную урну газетку. Что-то подобное я проделывал, как только там писали о личной жизни Ренаты.
Речь шла о сугубо деловом предложении. Мы размещаем рекламу альбома «Спасибо» на целую полосу в «Коммерсанте-Daily», оплачиваем какое-то количество билбордов в центре Москвы, устраиваем громкую презентацию, а заодно договариваемся с Евгением Чичваркиным, у которого тогда еще не отобрали «Евросеть», что он возьмет диск в продажу, а часть тиража вкладываем в журнал. И все это только ради того, чтобы Земфира снялась на обложке первого номера Citizen К.
Неуступчивая звезда долго думала, но в конце концов под влиянием подруги сказала «да». Все быстро завертелось. Была устроена специальная фотосессия в Париже, где Рената и Земфира позировали в кутюрных нарядах из последних коллекций. Общение наше было сугубо деловым и конструктивным. Я старался выдерживать максимальную дистанцию, понимая, как многое зависит от этой съемки и как легко может сорваться сложная конструкция по чьей-то неосторожности.
Такая опасность возникла, когда на съемку в парижском отеле Le Bristol заявился главный редактор французского Citizen K месье Капофф. Легендарная личность, немного фрик, немного актер, черный романтик, состоящий в приятельских отношениях со всем Парижем. Совершенно непредсказуемый, безумноватый человек, он появился после очередной «пластики» в леопардовом манто, на высоких каблуках, со спутанной челкой, закрывавшей ему пол-лица.
Ни здравствуй, ни прощай, он направился прямиком к Земфире, готовившейся к очередной фотосессии, со словами: «So nice girl».
А затем, о ужас, дотронулся и пощупал ее жесткие волосы: «…And so nice hair!»
Земфира метнула в его сторону кинжальный взгляд, а потом процедила сквозь зубы, обращаясь ко мне:
— Переведите этому типу, что если он еще раз до меня дотронется, то получит по яйцам без предупреждения.
В этот момент в номер впорхнула Рената и отвлекла на себя внимание Капоффа.
— О, Renata… — прошептал француз, разглядывая ее в упор.
Он был уже подготовлен моими мейлами, что в Париже его ждет встреча с реинкарнацией Марлен Дитрих и Греты Гарбо в одном лице. Похоже, я перестарался.
— Сколько ей лет? — спросил он меня по-английски.
— Что-то около сорока.
— Скажи ей, что если она будет так красить губы, то всегда будет выглядеть на пятьдесят пять.
Уверен, что Рената не поняла ни слова из нашего обмена репликами, но каким-то шестым чувством почувствовала, что надо дать незамедлительный отпор.
— Пожалуйста, — обратилась она к подоспевшему визажисту, — сделайте мне суперкрасный рот.
В этот момент я понял, что если не изолирую Капоффа, то съемка может не состояться. Каким-то образом мне удалось его нейтрализовать. Впрочем, он сам, почувствовав себя лишним на этом празднике российского гламура, вскоре удалился, сказав на прощание и тыча пальцем в сторону Ренаты: «She is not divine»[1].
А дальше случилось то, что я никак не мог предусмотреть.
Номер «Коммерсант-Daily» был сдан в печать, вышла огромная во всю полосу реклама обложки альбома Земфиры с ее портретом. Полным ходом разворачивалась подготовка к вечеру в галерее «Триумф», где должна была состояться презентация журнала и альбома Земфиры одновременно, как вдруг в восемь утра раздался звонок Ренаты. Я был в этот момент в аэропорту Шереметьево накануне вылета в Венецию.
— Произошло ужасное, — услышал я сдавленный голос в трубке.
— Что случилось? Что не так?
— На билборды пошла фотография, где мы вдвоем с Земфирой.
Я тут же сообразил, что отдел маркетинга издательского дома для пущей раскрутки решил запустить вместо журнальной обложки фотографию Ренаты и Земфиры вдвоем. В общем, ничего криминального в этом не было, но получалось как-то слишком откровенно и на продажу. Формально я за это не отвечал, но как инициатор и продюсер проекта нес ответственность и за билборды тоже.
— Их надо уничтожить, — последовал приказ, не подлежащий обсуждению.
— Но как, Рената, как?
— Ногтями, — прошипела она и бросила трубку.
Не успел я приземлиться в аэропорту Сан-Марко, как позвонила Земфира с воплем, что мне будет полный … и что ее еще никто так не унижал, как я. О Господи! В тот момент мне хотелось утопиться в Лагуне.
В результате долгих переговоров с генеральным директором ИД Демьяном Кудрявцевым злополучные билборды удалось быстро демонтировать, заменив на другие. Там Земфира пребывала в гордом одиночестве. Как сказал бывший редактор «ОМ» Игорь Григорьев, узнав о моих злоключениях с обеими дамами: «Я бы умер».
Но я не умер, а продолжал готовить презентацию, вести переговоры с рекламодателями, утихомиривать всем недовольного и капризного Капоффа. Презентация в «Триумфе» прошла с огромным успехом, а номер «Сitizen K» побил все рекорды продаж. Земфира была в ударе и пела грандиозно. Но о примирении не могло быть и речи. Она меня просто не замечала. И ведро роз, которое я приволок, ее не смягчило. Когда я заглянул в гримерку после концерта, ведро было пустым. В мутной воде плавало только два лепестка. Красноречивый символ того, чем обычно заканчиваются знакомства со знаменитостями.
Рената еще долго потом со мной не разговаривала, демонстрируя всяческую обиду. А потом призналась, что вся эта история ей стоила восьми лет жизни.
— Почему восьми, а не шести или девяти, например? — попытался я отшутиться.
— Потому что я точно знаю, что восемь! — сказала она с усталой укоризной в голосе.
В наших вполне добрых отношениях вдруг появилась черная, обугленная страница, которую мы постарались поскорее пролистать. Но она есть. Куда теперь ее денешь?
Время от времени я набираю ее номер. Как правило, попадаю не туда или слышу механический голос, что «этот номер больше не существует». У нее все время какие-то дела: кто-то ее ждет, куда-то она опаздывает. К тому же она почти ничего не ест, что тоже, наверное, не способствует хорошему расположению духа. Однажды она с гордостью продемонстрировала мне какую-то малопривлекательную на вид траву в своем айфоне. «Это мой обед и ужин», — сказала она со вздохом.
Борьба за сохранение «вечной молодости» и «ускользающей красоты» стала содержанием многих ее интервью. Женские журналы интересует, что надо делать с собой, чтобы так выглядеть. На этот счет у Ренаты припасена коронная фраза, которая сшибает с ног всех интервьюерш: «Вам это не поможет».
— Почему все хотят от меня узнать советы и рецепты, что им читать? Пусть сами разбираются. Почему люди такие непытливые? Почему они все время спрашивают: чем вы мажетесь? Что читаете? Из чего состоите? Чем бы я ни мазалась, все равно им это не поможет. Они должны искать свое. Зачем кому-то знать, что я читаю? Чтобы понять, какая я, лучше посмотреть мои фильмы.
Ее фильмы, где она, как правило, играет главные женские роли, автобиографичны не больше, чем мемуары известных див. Правда и вымысел, страхи и иллюзии, самообманы и смутные надежды — все красиво упаковано в формат авторского кино. Но иногда там вспыхивает что-то подлинное и человеческое. Как, например, в финале ее «Богини», когда она появляется в виде бомжихи, завернутой с ног до головы в какие-то газеты.
Образ безумной брошенной старости преследовал ее с самых молодых лет. Почему она так часто возвращалась к этой теме? Почему так часто рисовала себе и проигрывала одну и ту же ситуацию: районная больница, кровать в коридоре, капельница, из которой что-то уныло капает без всякой надежды на спасение. Все проходят мимо, не замечая в упор. Никому нет дела, что ты умираешь. Бедная, бедная жизнь с нищим рационом радостей и витаминов.
— Вот уж нищей я быть совсем не согласна, — возмущается Рената, когда я припоминаю ее же собственные слова. — Меня это по молодости пугало. А сейчас нет. Я и в районной больнице найду себе точку отсчета. Выбрасывайте меня в любом Бирюлеве-Товарном, и я не пропаду.