. Я тогда болела. Серёжа меня навещал и рассказывал. – Засмеялась как-то очень нежно и про себя: Серёжа – вот тоже дурачок!
Оказывается, на собрании он говорил о том, что театр превращается в дефицит, как чёрная икра, и скоро на спектакли будут ходить только те, кто ест чёрную икру.
О премьере «Кошек-мышек».
Она прошла блистательно. Масса положительных рецензий в газетах (лучшая в «Ленинградской правде» от 5 июля 1974 года), поздравления друзей, восхищение, преклонение. На семинаре режиссёров «Сибирского куста» кто-то спросил Георгия Александровича Товстоногова:
– Каким методом Вы работаете с Зиночкой Шарко?
Он ответил: «В моей практике было три чуда – это Юрский в спектакле «Я, бабушка, Илико и Илларион», Стржельчик в «Цене» и Шарко в «Кошках-мышках». С ними я не работаю вообще».
Репетиции спектакля «Кошки-мышки» шли очень тяжело. Было два просмотра с Товстоноговым. Ему не понравилось:
– Зина, вы играете, словно косой по заднице… Я не хотел бы, чтобы у меня была такая тёща.
ЗэМэ дома в слёзы: К чёрту… Я умею шить, у меня есть выкройки…. Я буду шить. – В театре Гоге и Аксёнову[63]: «Я не могу играть по-другому».
Аксёнов (в грим-уборной): «Зина, соглашайтесь с Георгием Александровичем и ничего не переделывайте, играйте, как можете».
На одном из спектаклей был автор, он смотрел и плакал. После спектакля долго благодарил ЗэМэ: «Это была не моя пьеса. Вы подарили мне чудо! Когда-то давно, до войны, я был поэтом. Спасибо Вам, Вы опять вернули мне поэзию». – Рассказывая, ЗэМэ несколько раз повторила эту последнюю фразу.
Потом Иштван Эркень подарил ЗэМэ крест Святого Иштвана. Простой, чугунный, стёртый человеческими прикосновениями крест XVIII века. Это национальная реликвия. Осенью театр БДТ едет на гастроли в Будапешт. Спектакль ЗэМэ не берут: слишком хорош, нетактично по отношению к национальному театру и к самому автору, в Венгрии пьеса идёт в театре, где играет жена автора. Для гастролей восстанавливают старый неудавшийся спектакль «Тоот, майор и другие».
ЗэМэ: «Все кругом твердят: Чарли Чаплин! Чарли Чаплин! – Но ведь я ничего не делаю. Девочки, честное слово, я ничего не делаю. Мне стыдно, наверное, надо что-нибудь делать? Но ведь я ничего не делаю. Я всё время спрашивала Аксёнова: Толя, наверное, надо что-нибудь делать, придумать какой-нибудь ход?
– Зина, не надо никакого хода».
– Девочки, никогда ничего не делайте, надо просто жить. Сыграть ничего нельзя – надо жить. Чарли Чаплин?! Но ведь я ничего не делаю, я просто живу!
– Я так живу. Вот моя квартира – в цветах и в говне! Вы будете спать у меня на полу! Вы будете спать у меня на полу? Будете! И мне не стыдно! Я так живу – в цветах и в говне. Все говорят – Королевская квартира! Бассейная![64] Там все народные-перенародные! Опустилась! А мне ничего этого не надо. Мне здесь хорошо. Здесь лес и цветы. Зимой у меня будут ромашки, тюльпаны. А мне ведь больше ничего не надо. – И вдруг неожиданно: Я ответила на ваш вопрос?
– Вы говорите: борьба за роли! Я борюсь? Никогда. Мне этого не надо! Зачем? А кто борется, это ведь всегда видно. А вы знаете, что сказал Гога о моих ногах?
– Нет.
После больницы ЗэМэ почти не могла ходить, на сцене, на репетиции ещё крепилась, а из театра выходила, держась за стенку. Это увидел Товстоногов. Догнал её, спросил:
– Зина, что у Вас с ногами?
– Да вот, Георгий Александрович, делали пункции, что-то там повредили.
– Зина! Так это же Вам поможет в роли! – Воскликнул он.
ЗэМэ: «А вы говорите, борьба за роли. – «Зина, это Вам поможет в роли». – любовно повторяет она. – Всё равно, что это, может быть, на всю жизнь, что я не смогу ходить. «Это вам поможет в роли», – Смеётся. – Вот художник, и ведь я в спектакле, действительно, хромаю. Девочки, никогда ничего не делайте, надо жить.»
(В папке с отрывком из дневника хранится библиотечная каталожная карточка, на ней запись:
Несколько страниц сих записок Р. Р. Кузнецова заставила сжечь в Болгарии. Август, 1974 год.
Сия часть записок спасена другом моим Еленой Л. 1977, сему верить и наши подписи).
А потом мы поехали в Болгарию и отправили ЗэМэ открытку из Варны.
Зэмэшенька родная
Когда Вы получите это письмо, будет уже осень. По крышам будут стучать синие дожди, а город закружится в золотом вихре сухих листьев. А сейчас ещё лето. Мы жаримся на солнце, а потом барахтаемся в море. А вечером мы гуляем по праздничной Варне, кажется, что в Варне всегда праздник, а сама она сделана из огней, улыбок и сладкарниц. И мы думаем о Вас, о том, что Вы где-то совсем близко, всего лишь на другом конце моря. И кажется, что если утром вглядеться вдаль, то далеко-далеко на горизонте можно увидеть Одессу, а по карте от Варны до Одессы – рукой подать. И первое имя Варны – Одессос. Но в то же время – это так далеко. Это другая страна, где есть Вы, родная Москва и любимый Ленинград.
И мы по всем по Вам скучаем.
Аня, Лена, Наташа.
Албена, август, 1974 г.
1975 год
Ленинград, прощание, прозрение
В этот год мы поехали на зимние каникулы в Питер прощаться. Для нас с Наташей это был последний студенческий год, мы писали дипломы, весной нас ждало распределение. По слухам, почти весь курс должен был поехать на Кубу преподавать русский язык: интересно, заманчиво, тревожно. Мы серьёзно готовились к этой разлуке. Нам хотелось, чтобы Питер, ЗэМэ ответили нам той же любовью и нежностью, которую мы испытывали к ним обоим, к городу и любимой актрисе. Город был зимним, Зэмэ чужой и непонятной.
Мы были юны, влюблены и эгоистичны: весь мир существует только для нас, для нас светит солнце, идёт снег, всё живёт только для того, чтобы быть нами узнано, пережито и описано. И мы долго не могли понять и принять сосредоточенности ЗэМэ перед рождением её нового спектакля и того, что у актеров бывают кризисы, а они не зависят от наших порывов любви. Мы требовали такой же любви к нам, как это было прошлым летом. А ЗэМэ готовилась к премьере своего большого спектакля «Кошки-мышки», до премьеры оставалось меньше недели, она была сосредоточена, нервна и углублена в себя.
– Скажи, у тебя есть любимый город?
Не твой родной, а чужой, далёкий, красивый…
Такой, чтобы услышать его имя и вздрогнуть от толчка в сердце.
– Скажи, у тебя есть любимый город?
Не твой родной, а чужой, далёкий.
Такой, чтобы вспоминать о нём по ночам и думать,
а был ли он на самом деле
или приснился в одну из таких же ночей?
Был! Был у меня такой город!
Питер. Три варианта одного и того же жизненного текста
Февраль, 1975 г.
Лена Л. (Лена Логинова)
Чтобы получить полное впечатление от этой поездки, надо сложить три дневника – Нюшин, мой и Наташин. А это лишь одна третья часть Целого.
Но хотелось передать настроение Ленинградское, выразить чувства наши, сомнения, надежды. Передать нашу любовь к Театру и Великому городу на Неве. Хотелось увидеть нас втроём перед судьбоносным разъединением – ведь Куба не за горами!
Хотелось ощутить весенний ветер с Невы и таянье льдинок на Фонтанке. И всё это запомнить и сохранить в себе…
«LES AMIS REUNIS»
Трое об одном и том же, и каждый по-своему.
Сначала было СЛОВО.
Аня С. (Аня Слёзова)
26 декабря 1974 г.
Сегодня целый день занималась советской критикой. Вечером пришёл Алик[65]. У него порвались брюки, и он отдал их зашить маме. Сам стоял посреди кухни, обмотанный старым покрывалом, мы философствовали о причинах появления цивилизации на земле и о существовании жизни в других галактиках. Он говорил, что вопрос этот его нисколько не интересует, а мне как-то, наоборот, это кажется интересным.
За ужином рассказывала маме о христианской иерархии восхождения к Богу. Она, кажется, ничего не поняла[66].
Готовлюсь к зачётам. Горький о Гарине-Михайловском – «весёлый праведник», у него был дар бескорыстно любить. Это и о ЗэМэ, о её отношении к людям. От ЗэМэ только и слышишь:
– Это удивительный человек, это замечательный человек.
– Он очень хороший, но очень несчастный.
– Нет, не думайте, что он плохой, ему просто очень тяжело жить.
– Вы (он, она, и т. д.) такие у меня единственные.
Позавчера спектакль ЗэМэ по ТВ «Сколько лет, сколько зим!». Всякий раз, когда слушаешь или смотришь её спектакли, удивляешься, какая она всё-таки хорошая актриса. Играла очень нежно, голос чистый и звонкий, без надрыва и скрипа. Запись 1967 года, семь лет назад. Как сейчас всё изменилось! Семь лет сплошного ада. Как-то мы приедем в Ленинград?
29 декабря 1974 г.
Вчера узнали у инспектора курса новость о распределении: 63 места в Госком по экономическим связям с заграницей – преподавание русского языка за границей, два года, кажется, Куба. Думаем: пошлют – не пошлют, если пошлют, ехать – не ехать.
2 января 1975 г.
Москва перед праздником суетливая: все с кулёчками, с сетками, с кастрюльками и тортами, все спешат встретить Новый год. Как бы не опоздать! Вот-вот придёт!
Весь праздник прошёл театрально – сначала 31-го пошли в Сатиру на «Затюканного апостола» Левина-Макаёнка, билеты поймали.
Ночью – карнавал, в три часа пошли на Красную площадь. Как всегда, ночью город кажется ненастоящим. Дома, вывески, улицы – всё не взаправду, а как в театре. Шёл снег, было тихо, как в немом кино. Хотя народу на улице было полно, пели, смеялись, мы даже хором читали стихи. Соборы Кремля выплыли неожиданно и величаво. Огромная, освещённая софитами декорация. Глазели на смену караула. На Лобном месте – англичане с бутылкой шампанского. Всем проходящим желают: