Про Челябинск я напишу вам следующий раз, – тоже масса впечатлений.
Наконец, эти двое, второй режиссёр и директор, стали ловить меня дома, – день сидят на лестнице, – звонят в дверь, – естественно никого, второй день, – то же самое, на третий день, – позвонили они моим соседям, – объясняют: Она уходит рано утром и приходит поздно ночью.
– Хорошо, – сказали эти люди, – Мы напишем ей письмо. – Написали большое письмо и просунули его в щель двери. И кто-то это письмо быстро схватил.
Стоят обалдевшие люди, обращаются к моим соседям: «Так что, она, значит дома»?
На что мои соседи: даже если бы она была дома, она у нас не такая идиотка, чтобы хватать ваше письмо из рук в руки!
– Да! – догадываются эти двое, – у неё есть сын Ванечка, он пришёл, наверное, с девочкой и не открывает.
Мои соседи: «Ванечка, прежде всего, женат, и когда они приходят с Наденькой в дом мамы, они всегда открывают».
Так в полной фантасмагории все и расстались.
Прихожу я домой после спектакля поздно ночью.
Так! Интересное кино!
На моей кровати лежит письмо от группы Ролана Быкова.
Кто входил в мой дом? Кто?
А оказалось всё очень просто. Мой котёнок Кузя! Он так истомился от одиночества, что каждый признак откуда-то из-за двери воспринимал как что-то необходимое.
И ещё у Кузьки есть такое свойство – ожидание своей хозяйки. Я прихожу ночью домой, – на кровати у меня лежат мочалки, тряпки, поясочки, бинты, которыми я сохраняю свои ноги.
И, представляете, с двух сторон фантасмагория, какая-то мистика. А в сущности, одинокий котёнок.
И как мне дружочка моего оставлять на пять месяцев, мы же уезжаем на гастроли и в отпуск, а потом ещё на гастроли.
Он же отвыкнет от меня!
Вы даже не можете представить, как это маленькое трёхцветное существо встречает меня ночью после спектакля, – я же не звоню, а просто ключом открываю дверь, – мурлыкает, ласкается. Моюсь в ванной, – сидит рядом, пережидает, потом быстро ложится в ногах и засыпает.
Хорошая у меня Кика-Мика! При встрече расскажу про неё много.
Вы будете смеяться, а я в Ялте! Сижу в роскошном номере роскошного отеля, в двух шагах от роскошного стола, за которым я пишу эти строки, – роскошная ванна в чёрном кафеле с крапинкой.
Одиннадцатый этаж, – налево море, направо горы, над головой яркие южные звёзды. В двух шагах от того же стола, но в противоположном направлении, – вершина кипариса, даже не качающегося, прямо как в оперном театре.
А если серьёзно, то всё это поразительно и сказочно! Прилетела я утром из холодного, дождливого Ленинграда в 10 утра в Симферополь. Никто меня не встретил, правда, по радио объявили, что за пассажиркой Шарко, прилетевшей из Ленинграда, машина придёт в 13 часов.
Я вышла из аэропорта. И душа моя заликовала, запела славу и восторг, – Земле, Жизни, Весне. Господи! Да что же это такое?! Всё цветёт!!! Одно дерево белое, другое розовое, это сиреневое, то пунцовое, а это совсем лилово-жёлтое. А те, что без цветов, – какая новорождённая, радостная зелень! И у каждого создания своя! Даже при самом мастерском смешении известных человеку красок нарисовать это невозможно. Это нужно только видеть, хватать, пить глазами, дышать глазами, – хотела сказать плакать, – нет, запоминать.
Потом я села в троллейбус, поехала, куда глаза глядят, – а вернее, куда повезёт меня троллейбус.
Вдруг вижу – кладбище, и очень много народу.
Вышла. Оказывается, сегодня День поминовения. Прекрасный обычай, – всечеловеческий, – у русских он называется Родительский день.
Я видела этот день на польских кладбищах, на немецких и вот увидела на русских.
Ах, и русская душа!
У немцев, – серьёз, строгость, святость, свечи, цветы. У поляков – много цветов, много слёз, много свечей, у русских – много водки, много закуски, селёдки, грибов, пирогов, никаких слёз, немного цветов, только те, которые уже расцвели рядом, – сирень, яблони – много песен и много веселья, играют гармошки, балалайки.
И это прекрасно!
Это утверждение жизни! Мы помним вас, вас нет с нами, мы пришли в этот день к вам и ах! как жалко, что вы не с нами!
Вернулась в аэропорт. Машина за мной пришла не в 13, а в 16. Бедная, перепуганная девочка, – помреж – подходит ко мне с каким-то отсутствующим лицом, ничего не в состоянии выговорить, потом я уже поняла почему. Я её целую, говорю спасибо, наконец-то приехали. Она молчит. Едем в Ялту. По дороге она вдруг робко мне говорит:
– Я думала, что Вы в гневе, что заставили Вас ждать с утра.
– Девочка моя, – говорю я, – неужели ты не понимаешь, какое это счастье, что мне жизнь бесплатно преподнесла такой подарок. Ведь я могла бы сидеть эти 6 часов на Новороссийской улице и ничего кроме передачи «Служу Советскому Союзу», которая после возвращения Ванечки из армии стала для меня просто познавательной передачей – не увидеть и не узнать.
Вот почему, я молодец, что согласилась сниматься в этом плохом кино.
Как всегда, дописываю на следующий день, – всю ночь спала с перерывами, потому что очень хотелось посмотреть, – какое море и какие горы, и какие звёзды в эту минуту. И они такие разные. Я всё сплю и всё просыпаюсь, а рассвета, который нельзя пропустить, всё нет. Ещё раз и ещё раз, – всё по-разному и всё темно.
И наконец!!!
Это было настолько невероятно, что даже на что-то похоже! Есть такие американские каталоги, где в шикарных, американских домах на одной стене вешают громадную картину, изображающую какой-то пейзаж, в кресле сидит человек и смотрит на этот мёртвый пейзаж. А у меня окно во всю стену, – и за окном живые, в живой дымке горы, живое голубое, плещущееся, дышащее море, живые цветущие весенние деревья, невыносимо на разные голоса, но как один симфонический оркестр, – перезвоны, переливы, пере-аукования, нежные-нежные призывы, и ещё более нежные отклики тысяч невидимых птиц.
Ах, как это удивительно!
И стало стыдно, что когда-то я пыталась сделать с собой так, чтобы больше никогда этого не было.
А утром поехали в Ливадию на съёмку – дорога длинная, а я думаю, – вот ведь несколько недель назад это цветущее, живущее,
ароматное, дышащее, – было просто сухими прутьями, – какая же мощь в соединении земли и солнца! И почему из года в год происходит это чудо обновления, возрождения в природе?!
А самое великое создание природы Человек с годами только стареет.
Я знаю, что вы мне ответите, и сама знаю ответ. И всё-таки грустно!
Ощущая эту весну, вспомнила ещё подаренные мне вёсны. Из дождливого Ленинграда, – вы помните, как я попала в Лондонскую весну.
Вы помните, как я оказалась в Будапештской весне. Вы, конечно, помните мой рассказ о миллионере, который все свои миллионы ухлопал только для того, чтобы ездить за весной.
Я не миллионер, я нормальный человек, и уж если единственное произведение из «Времён года» Чайковского, которое я умею играть на рояле – «Подснежник», – так, значит, определённо…
весна, 1977 г.
Здрасьте!
Приехали бы и разобрали бы кучу написанных вам начал писем, связанных с кучей событий в моей жизни.
Сейчас два часа ночи, устаю до полусмерти, только бы добраться до постели, ноги мои бедные опухают к вечеру по частям, в зависимости от обуви.
Пишу лапидарно: снимаюсь в «Собаке на сене», – была в Ялте, – об этом есть подробное письмо. Снимаюсь у Ролана Быкова в «Носе», – очень интересно. Репетирую в театре «Последний срок» Распутина.
Всё очень интересно.
Глаза уже слипаются.
9 июня открываемся в Москве.
осень 1977 г.*
Марты-ы-ы-хи-и-и-и!!![14]
Всё в порядке!!! Настолько в порядке, что меня это даже пугает. Я ведь, как вам известно, суеверная.
Всё-таки, и все-таки, – как прекрасна эта жизнь! Сколько подарков подарила она мне в этом году.
Сначала весну в Ялте, когда в моём городе была ещё зима (об этом где-то валяется подробное письмо), потом Москву, – спасибо вам за неё, за университет, за деревья, за музей, за «камушки» в этом музее.
Вчера впервые увидела фильм «Звонят, откройте дверь!» О моих впечатлениях о фильме напишу потом. Здрасьте, приехали, а когда потом?
Ведь у меня сегодня, наконец, полный выходной день, а потом начнётся снова с утра до ночи. Этот фильм можно сравнить, извините, разве что с «Долгими проводами», и разве что с нашим спектаклем «Пять вечеров». Прежде всего, это такой настоящий Володин. Я и смеялась, и плакала, плакала, смеясь.
У Саши Володина есть один замечательный глагол «уважаю». Это слово выше слова «люблю». В «Пяти вечерах» в финале спектакля, после трёх актов, когда я искала своего любимого, и он, наконец, пришёл сам, весь взъерошенный, будто бы жестокий, а по существу, избитый жизнью, как собака, орёт мне какие-то оскорбительные жестокие слова, я ему говорю только «Саша, я тебя уважаю!». И всё! И он понял.
Всё отвлекаюсь и отвлекаюсь. Так вот, в этом фильме меня пронзил мой любимый Ролаша Быков. И всем тем, что он делает в этом фильме, но особенно, – когда он сказал: «Жизнь состоит из мгновений, которые врезаются в память», – может, он и не так сказал, не в этом дело.
И мне врезались в мою память, наши тропы, будто бы в лесу, лавочки, до листочков всё помню, до кусточков, до запахов.
Следующий подарок! Морючко! Моё любимое Чёрное морючко!
Оно было разное за те две недели, которые прожила я рядом с ним.
Не буду писать вам банальное, – нежное, лазурное, ласковое, бархатное, ласкающее, – это действительно так, вы сами это знаете, – и сила моря, дыхание его, величие его, в том-то и состоит, что любой человек, соприкасаясь с ним, ощущает и произносит мысленно или вслух именно эти слова. Но в последние четыре дня на море был почти что шторм. На берегу никого нет, а я вышла навстречу моему морю.
Как оно, моё любимое, шандарахнуло меня волной в лицо, свалило на песок, бьёт камнями, ещё сваливает, ещё бьет, а я упорно не сдаюсь, встаю и ору: