Тебе конец, хапуга! — страница 12 из 40

Ярко горели окна, забранные матовым стеклом, отражались в подернутом рябью водохранилище. Вдоль воды тянулись деревянные мостки, несколько лодок и катамаранов – водных велосипедов, лениво покачивались у самого берега. С юга ночное небо подсвечивалось огнями огромного города, даже звезд не было видно. А вот на севере над лесом виднелась полная луна – огромная и кроваво-красная, такую редко можно и увидеть.

Заведение, расположенное в тридцати километрах от столицы, называлось центром релаксации «Парадиз». Над его входом виднелась слабо подсвеченная вывеска, изображавшая двух русалок со стеклянными бокалами пива в руках. Худощавые хвостатые девицы больше походили на засушенных рыб, чем на мифических существ славянской мифологии.

На террасе центра релаксации переливался веселыми тлеющими угольками мангал, а из кирпичной трубы тянуло дровяным дымом. Снобы назвали бы центр релаксации заведением среднего уровня паршивости – слишком непритязательное для человека состоятельного и слишком дорогое для среднего обывателя. Об этом свидетельствовали и две скромные машины посетителей, оставленные на просторной замусоренной стоянке: малоприметные «Жигули» и старый «Мерседес».

Никакой охраны, никаких мер предосторожностей. Даже дверь на замок не закрыта, и из-за нее доносились звуки шансона. Конечно, в русском его понимании как криминального жестокого романса.

У стола, заставленного пивом и закуской, сидели двое: Юра Граеров и его приятель по последней ходке, тощий уголовник с погонялом Комар – густая синяя паутина татуировок покрывала его кисти и предплечья. Мужчины были в белых банных халатах, накинутых на голое тело. Из парной тянуло сладковатым запахом пива, вылитого на камни. Невдалеке переливался отблесками подсветки выложенный синей смальтой бассейн. Крутая деревянная лестница вела на антресоли, вдоль галереи которых располагалась пара номеров. Из-за двери одного из них доносились малопристойные повизгивания девиц и глуховатый мужской хохот.

– Пепсу я уже все на пальцах разложил, так что пусть себе развлекается. – Граеров посмотрел на дверь номера и взял бутылку с пивом, поискал взглядом, чем открыть, а затем хотел сбить пробку ударом о край стола.

Комар криво улыбнулся.

– Дай-ка я. – Уголовник, даже не покривившись, открыл бутылку металлическими зубами и протянул Юре, после чего улыбнулся на все тридцать два золотисто поблескивающих зуба. – А Пепс отжигает. Так что ты ему разложил на пальцах?

– Много бабла будет. Поверь, Комар, я пустых базаров не веду. Ты не смотри, что я сейчас вроде не при делах. У меня все схвачено. Я Пефтиева крепко за горло взял, он теперь и пикнуть побоится. Но мне помощь нужна, твоя и Пепса. Повсюду самому светиться стремно.

– Я недавно откинулся, ты же знаешь. Если косяк выйдет – снова на зону.

– А что, не хочется? – ухмыльнулся Граеров и присосался к горлышку пивной бутылки. Когда отнял, то пена хлынула, как из огнетушителя. Комар засмеялся.

– Пиво не сосать надо, а в горло заливать. Пора бы тебе, Юра, и научиться. Хотя и понимаю, что пивасик не твой напиток.

– Ты фильтруй-то, что говоришь.

– Ну а как это еще назвать? Ты же не пьешь, а именно… – Комар замолчал, не сумев подобрать нужного слова.

– Ладно, проехали. Вернемся к нашим баранам. Я Пефтиеву охерительный заказ организовал.

– Строительство новой федеральной трассы? Там же бабла немерено, кредит из федерального фонда под смешные проценты… – Комар мечтательно закатил глаза.

Граеров энергично подался вперед.

– Все это, Комар, есть. Но это ерунда. Главное – земля. Вот она бешеных бабок стоит, и, считай, никакого учета.

– Не нравится мне тот «петух гамбургский», который возле Пефтиева крутится.

– Петух и петух, черт с ним. Это на зоне они последние люди. А на вольняшке у них связи, без которых никуда не сунешься.

Из-за дверей номера послышались уж совсем неприличные стоны и сладострастное мычание.

– Кажется, угомонятся скоро, сколько можно. – Комар покрутил головой. – Даже меня пробирает, хоть я всегда для себя четко разграничиваю – или пьянка, или бабы.

– Сегодня на пьянку настроился?

– Решаю еще, потому пивом и разминаюсь. – Комар потянулся за пивной бутылкой и, вновь не моргнув глазом, буквально сгрыз с нее металлическую пробку, после чего прикрыл глаза и, запрокинув голову, стал осторожно вливать в широко открытый рот тонкую струйку.

Пиво пенилось, но чудесным образом не вытекало, а поднималось снежной шапкой.

Дверь номера отворилась, и на пороге показался чрезвычайно довольный собой, раскрасневшийся Пепс – невысокий, но крепко сбитый братан с побритой головой. Он был в чем мать родила, если не считать шлепанцев, надетых прямо на белоснежные носки.

– Ух, – шумно выдохнул он, почесал живот. – Кажется, откувыркался.

Следом за Пепсом выползла потная и утомленная девица, еще не вполне пришедшая в себя.

– Ну что, Ксюха, говорил я, что покоя он тебе сегодня не даст? – ухмыльнулся Юра.

– Лучше б я картошку копала, – отозвалась Ксюха.

– Картошка еще не поспела, – подсказал Комар. – Рано ее копать.

Ксюха надела халат, подсела к мужчинам, потянулась к пиву.

– Только не трогайте меня пока. Ненавижу вас, кобели проклятые.

– Не очень-то и хочется, – проговорил Граеров. – Когда сам этим занимаешься, то вроде все нормально и удовольствие получаешь. Но как со стороны посмотришь-послушаешь – ужас какой-то, блевать хочется. Никакого смысла нет в том, что происходит. Суета сует и томление в очереди, как в Библии сказано.

Пепс потянулся и хрипло произнес:

– Окунуться надо, голову охладить. Желающих нет?

– Я посижу. – Ксюха мелко глотала пиво и переводила дыхание.

– Тебя и не спрашивают. А вы, пацаны, как?

– И мы посидим, – отозвался Граеров.

– Зря. – Пепс направился не к бассейну, а к выходу.

Уголовник вышел из бани. Ночь разбросала над озером крупные звезды. Ветер доносил запах дыма, валившего из трубы. Тихо плескались мелкие волны. Фонари желтыми одуванчиками разбрасывали свои лучи.

– А красота-то какая! Налево посмотришь – твою мать, направо – ну его на хер, – прочувствованно вымолвил Пепс, всматриваясь в идиллический ночной пейзаж, и икнул.

Он зашлепал мокрыми сланцами по деревянным мосткам, освободился от них, помедлил, подставляя голое тело прохладному ветру, а затем «солдатиком» ухнул в воду, подняв красочный фонтан брызг. Вынырнул метров за десять от конца мостков, шумно отфыркиваясь, несколько раз взмахнул руками, перевернулся на спину и поплыл от берега. Над морщинами невысоких волн понеслась разухабистая кабацкая песня, совсем не вязавшаяся с великолепием природы. Пепс не чувствовал опасности, будущая жизнь в эти минуты казалась ему ровной и прекрасной. Новое предложение кореша Юры Граерова «поучаствовать» было заманчивым и вроде бы совсем не стремным, да и Комар был пацаном надежным. В конце концов, мочить никого не собирались, почему бы и не согласиться?

Наплававшись вволю, почувствовав, как сжимается от холода кожа на всех без исключения частях тела, Пепс повернул на обратный курс. Призывно светились фонари и окна бани, приятно щекотал нос запах дровяного дыма. Вскоре ноги уголовника коснулись дна – липкого и скользкого. Пепс добрел до мостков, взялся за металлическую лесенку, ведущую к настилу, и неторопливо стал взбираться, продолжая напевать. Вода, стекающая с темечка, заливала глаза, свет фонарей размывался. А потому браток и не сразу заметил вынырнувшие из темноты тени в черном.

– Не двигаться, – прозвучал голос, не суливший ничего хорошего, ствол автомата смотрел прямо в лицо.

– Менты… – прошептал Пепс.

– Правильно понял, – негромко отозвался еще один спецназовец, выходя на свет и направляя автомат на ночного купальщика. – Руки подними.

– Так я же свалюсь, – пробурчал Пепс вполне миролюбиво. – Дело-то в чем? Сидим, никого не трогаем, культурно отдыхаем.

– Выбирайся наверх, и побыстрей, – последовал совет.

Пепс неохотно выбрался на мостки. Стоял, подрагивая на ветру от холода, возле него натекала лужа, на пальцах ног чернел озерный ил. Округлый живот поблескивал влагой.

– Ну и?.. – поинтересовался Пепс, не понимая, что от него потребовалось правоохранителям в такое время. Да не просто правоохранителям, а спецназу! Брали его абсолютно голого, словно вооруженного до зубов. А новых грехов он за собой не знал, за старые сполна рассчитался.

– Граеров там, – кивнул на окна бани спецназовец, чувствовалось, что он не спрашивает, а просто констатирует факт. – Значит, так. Ты заходишь первым, отвлекаешь внимание, а мы за тобой следом, чтобы без стрельбы. Все ясно?

– Да за кого ты меня держишь? – ужаснулся скользкому предложению Пепс и, выпучив глаза, со всего духу пронзительно выкрикнул: – Братва, менты!

Исполнив свою святую обязанность перед приятелями, как он ее понимал, Пепс оттолкнулся ногами от мостков и шумно ушел в воду. Только брызги полетели на спецназовцев. Луч ручного фонаря заплясал по воде, его беспорядочное метание повторял и ствол автомата. Но Пепс не спешил показываться над поверхностью. Вынырнул он под мостками, схватил воздуха и вновь нырнул.

– Вон он, вон! – обрадовался боец, глядя в воду, под которой мелькала размытым белым пятном незагорелая задница Пепса. – Стрелять?

– Погоди стрелять. Взять его надо, – проговорил командир. – Остаешься здесь, а мы пошли.

Командир черной тенью метнулся к бане, возле входа в которую уже распластались вдоль стены в полной боевой готовности его бойцы.

Пепс еще раз вынырнул и истошно крикнул:

– Менты… – после чего тут же ушел под воду, так что даже не услышал крика спецназовца: «Стой! Стрелять буду!» – хотя, как можно стоять, находясь при этом в воде и не ощущая под собой дна, явно не понимал и сам кричавший эту команду.

Граеров, лишь только заслышал предупреждение Пепса, тут же сунул в руку Ксюхе свой мобильник.

– Если нас примут, найди номер Коляна и сделай ему звон.