Роен потянули за плечо. Она начала подниматься. И не хотела, а всё равно глянула туда, на разрезанные лохмотья, потом ещё раз – уж совсем против собственной воли. В голове вдруг стало звонко и пусто, как в дырявом котле, а колени сами собой подогнулись. От окончательного позора её спасло только одно: со вчерашнего дня и крошки в желудке не было.
И тут вдруг лежащий коротко, но очень громко вздохнул. Ора и сама не поняла, как на ноги, только что бывшие мягкими, будто тряпьём набитые, вскочила, но охранников своих она распихала, ухватила лекарскую мантию, хорошенько тряхнув.
– Он живой! – рявкнула в лицо медику. – Чего вы стоите? Сделайте что-нибудь!
– Например, что? – огрызнулся лекарь, выдирая у неё из пальцев рукав. – Я не Один, из-за Закатного неба не возвращаю.
– Но он же живой!
– Нет, атьера, он уже мёртвый, – едко ответил эльд. – Просто ещё сам до этого не додумался. Не мешайте мне.
– Вы обязаны ему помочь!
– Я обязан помочь вон тому! – заорал лекарь, тыча пальцем в сторону стола. – Потому что у него есть шансы. А дешевое милосердие оставьте для подружек. За чаем обсудите.
– Но так же нельзя, – промямлила Ора, растерянно оглядываясь. – Это неправильно. Лис, ты же жрец. Ну, может…
Рыжий ей ничего не ответил, экзорцист стоял, склонив голову, что-то монотонно бормотал под нос, осеняя себя Колесом.
– Старыг? – негромко сказал Олден.
– Скорее, барман, – мотнул головой Барс.
– Раскер[3]. Это он когтями рвёт, как крючьями, – отозвался Грай. – Да какая разница?
– Никакой, – кивнул красавчик. – Для него никакой.
Лежащий на полу снова охнул, застонал тихонько, тонко, совсем по-щенячьи, но тут же оборвал скулёж.
– Мама? – спросил вдруг громко и чётко.
И Ора поняла, что смотрит он на неё, и видит её, и зовёт тоже её. Вернее, не её, но… Роен глянула на экзорцистов. Лис молился, Олден чесал нос, рассматривая пол, Барс отвёл глаза, а вот Грай смотрел прямо, только не поймёшь, о чём он думал и чего хотел.
– Мама, – повторил раненный, только теперь требовательно.
Роен опустилась рядом на колени, точно как медик. Эльд, глядящий на неё, будто приклеив взгляд, вслепую зашарил рядом, нашёл руку девушки, сжал мокро-липкой от крови ладонью. Ора накрыла её своей.
Глаза у него оказались очень голубые, очень светлые, огромные, на самом деле распахнутые. Наверное, от боли. Или, может, от страха? Совершенно белое, точно как бумага лицо с тёмным провалом тяжко дышащего рта было слишком молодым, почти детским.
Сколько же ему?
– Мама, это на самом деле ты? – спросил парень, облизав ввалившиеся губы. – Как ты тут?..
– Конечно, я, – выдавила Роен. Слезы действительно душили, не давая не говорить, не нормально вздохнуть. – И где мне ещё быть?
– Мне не больно, – заверил её эльд, тяжело сглотнув, прокатив кадыком по заострившемуся горлу.
– Конечно, не больно. Сейчас всё пройдёт, ты потерпи немножко. Лекарь…
– Мам, ты только не… сердись на меня, ладно? Не сердишься? Я тогда не хотел… говорить. Само вырвалось… – Дышал он хрипло, с длинными присвистами. Паузы между словами становились всё длиннее. – Не обижайся.
– И не думала даже.
– Ты… меня… простила?
– Конечно же. Сразу. Разве я могу на тебя сердиться?
– Это хорошо, – снова совершенно чётко сказал парень, легко вздохнув.
И замолчал, по-прежнему глядя на Ору.
Кто-то расцепил их руки. Кто-то поднял Роен, куда-то повёл. Кажется, за спиной захлопнулась дверь. В лицо девушке сунули стакан – она отшатнулась, наткнувшись на… кого-то.
– Почему? – потребовала ответа Ора, ударив Грая в грудь кулаками. Экзорцист пошатнулся, но не отступил. И промолчал. – Так неправильно! Так не должно быть! Почему?
– Я не знаю, – тихо-тихо, почти шёпотом сказал атьер.
– Почему?!
Роен снова его ударила.
– Я не знаю, – громче повторил Грай.
– А кто знает? Ну кто?!
Вроде бы Роен замахнулась, чтобы пощёчину ему дать и, кажется, у неё не получилось. Только как-то так вышло, что она рыдала, захлёбываясь собственными слезами и соплями, слепо тычась в мундир экзорциста, а он её обнимал, покачивая, прижавшись щекой к виску.
Грай ничего не говорил, не утешал и не заверял, будто всё будет хорошо. И почему-то от этого становилось…
Нет, не легче, но терпимее.
_____
[1] Одинец – одиночка, бессемейный. Чаще всего подразумевается волк-одиночка.
[2] Карватка – высокая кружка, сужающаяся к горловине.
[3] Старыг, барман, раскер – виды демонов.
Глава 7
Вино не брало, от него лишь сонное отупение навалилось. Нет, с соображалкой по-прежнему был полный порядок, только вот думать не хотелось совершенно. Впрочем, двигаться, говорить и вообще существовать не хотелось тоже и, видимо, не ей одной. Барс, пристроившийся на полу возле двери оровой спальни, сосредоточенно изучал стену. Олден, пять раз заботливо предложивший Роен лечь в постель, и, в конце концов, посланный по известному адресу, чем-то шуршал в соседней комнате – точь-в-точь огромная мышь. Лис вообще куда-то смылся, ну а Грай взял на себя роль виночерпия, периодически подливая Оре в бокал. Впрочем, ей не пилось, потому и подливать приходилось не часто. Зато экзорцист филигранно чистил апельсины, умудряясь отделять от мякоти даже самые тонкие плёночки, при этом оставляя дольки целыми. Она уже штуки три сжевала – фруктов, не долек.
– Да, а где дражайший атьер Ноэ? – вспомнила наконец Роен, отправляя в рот очередную дольку.
– У себя, – неожиданно ответил не Грай, а Барс. – Просил извиниться.
– За что? – без особого интереса спросила девушке.
– Он не ожидал, что в госпитале ты можешь… Днём там спокойно, ничего не происходит.
– Ну а уж коли произошло, то с чистой душной можно слинять, – фыркнула Ора. – Какая забота о жене. Я в восторге.
Вообще-то, наверное, к тому, что возлюбленная супруга будет висеть на шее собственного охранника, он тоже готов не был. Может, так сказать, ответным шагом, стоит передать муженьку извинения, мол: «Многоуважаемый атьер, не подумайте ничего дурного! Я верна вам, как собака. Просто аффект случился. Ну а то, что всю обратную дорогу Грай меня на ручках укачивал, совершеннейшая случайность»
Шестеро и Один, вот ведь потрясающая чушь! Кому какое дело до вежливости, норм приличий и прочей шелухи? Ведь Ноэ плевать, на ком она вешается: хоть на охраннике, хоть на заборе, хоть на крюке от люстры. А ей точно также плевать на его самолюбие.
– Ты меня слышишь вообще?
Кажется, обращались всё-таки к ней.
– Нет, – честно ответила Роен, рассматривая вино в бокале.
Красивое оно было, рубиновое такое, с ярким, совсем солнечными бликами.
– Спрашиваю, а тебя надо, чтобы с тобой нянчились?
– Нет, ну и что? – Девушка отхлебнула из бокала. – Ноэ-то про это не знает.
– Понятно, малышка изволит капризничать, – ухмыльнулся лысый. – Нормальная женская логика.
– Имею право.
– Ора, – чересчур громко окликнул её Барс. – Ты с кем разговариваешь?
– Ше-естеро, – простонала Роен, возведя очи горе. – Начинается.
– Он опять здесь? Один… Одинец? – прозаикал появившийся в дверях Олден.
– Про одного ничего не знаю, – схамила Ора. – А ваш… Ты здесь?
– А есть сомнения? – усмехнулся, подкрутив ус, здоровяк.
– Не знаю, – пожала плечами атьера. – Может, ты хочешь сохранить инкогнито? Раньше-то, насколько понимаю, не появлялся.
– Как я появиться-то мог? – слышать они меня не слышат, видеть не могут. Разве что так.
Лысый отвесил Граю такую затрещину, что экзорцист слетел с комодика, на котором сидел. Правда, так и не упал, перекатившись через плечо, умудрился развернуться между кроватью и креслом Оры, прикрывая её, стоя на одном колене. Честно говоря, места для такого вот пируэта тут и самой Роен бы не хватило, хотя она внушительными габаритами и не отличалась, а Грай невесть когда успел ещё и меч достать.
– Во, видала? – Лысый мотнул головой в сторону Барса, застывшего в своей странной стойке-полуприсесте, и Олдена, успевшего смыться в самый дальний угол спальни. – Как только намекаю, что, мол, тута я, эти начинают психовать и искать демонов. И что прикажите делать?
– Записку написать? – предположила Ора, болтая вином в бокале.
– Гм, – смущённо хмыкнул здоровяк, расправив костяшкой усы. – Не допёр. Да и, честно говоря, не больно-то я в грамоте… Это вот парни, те да.
– Серьёзно? – усомнилась девушка, скептически разглядывая крутящего головой Барса. – Никогда бы не подумала.
– Точно говорю. Красавчик наш даже стишата того, сочиняет.
– Ора! – каким-то странным, почти звенящим голосом окликнул её Грай.
– Что? – раздражённо огрызнулась Роен. – Я с эльдом… Ладно, я просто разговариваю. Ты вот мне лучше скажи, – Атьера вместе с креслицем развернулась к лысому. – Почему ваш красавчик постоянно пытается смыться подальше? Самый трусливый?
– Эй, малышка, ты мне парней не обижай, – оскорбился усатый. – Он же с Силой управляется. Только ведь на то время нужно, ну и расстояние поболе, чем вытянутая тварья лапа. А вот бегать от него не советую, помрёшь усталой, – гоготнул Одинец, довольно оглаживая ус.
– Так он колдун, что ли? – догадалась атьера.
– Я не колдун, – возмутился Олден.
– Я сенситив[1], – театральным шёпотом подсказал здоровяк.
– Я сенситив, – послушно повторил за ним красавчик.
Ора прыснула. Ну на самом же деле получилось смешно.
– Та-ак, – решил Грай, наконец, вставая с колена. Подумал и добавил. – Так.
Кажется, больше сказать ему было нечего.
– В общем, ты давай прекращай на парней злиться, – подытожил усатый.
– Да я не на них злюсь, – опять скисла Ора.
– А на себя, да на жизть губы дуть вообще последнее дело, – безапелляционно заявил усатый, надавив на чудное словечко «жизть». – Давайте лучше выпьем. Хорошая метода, от всего помогает.
Роен смотрела на здоровяка, тот, эдак намекающе, на неё.