При звуке ее голоса Маркус весь ощетинился.
Поппи моргнула, размышляя. Потихоньку, одну за одной, она подтолкнула банки на вырезанные на столешнице круги. Когда последняя встала на место, что-то переместилось в стене за шкафом. Послышался скрежет, как будто камень трется о камень.
– Они подошли по весу!
Шкаф разделился на две части точно посередине. За ним открылся проем в стене и лестница, поднимавшаяся к потолку.
Азуми с короткой прядью вскочила на ноги и обняла Поппи:
– Эта девочка просто гений!
Поппи сначала застеснялась, но тут же улыбнулась и обняла Азуми в ответ.
– Дилан? – позвал Дэш. – Ты там, наверху?
Поппи протиснулась в отверстие в шкафу. Когда она обернулась к остальным, Маркус увидел, как ее глаза гордо блеснули. От этого ему почему-то тоже стало неприятно.
– Идем, – сказала Поппи. – Нам нельзя терять ни минуты.
– Да мы и не собирались, – буркнул Маркус себе под нос.
Он пнул кучку бумаг на полу, а потом поставил стеклянные банки обратно в шкаф, перемешав их с остальными. Он не мог просто оставить их на столе, чтобы Особые сразу обо всем догадались. Положив найденное письмо в карман куртки, Маркус поспешил за остальными.
Глава 21
«ЭТО ДЭШ!» – думает Дилан. Он хочет крикнуть в ответ «Подожди меня!». Но держит язык за зубами.
Голоса сверху постепенно затихают. Но гнев Дилана так же силен, как в тот момент, когда Дел Ларкспур отчитал его и пригрозил снять с роли.
Последние несколько минут Дилан с трудом удерживался от того, чтобы выбежать обратно в коридор и спрятаться в своей гримерке, но он не хочет вновь услышать тот пронзительный голосок внутри своей головы. А если он снова разозлит режиссера, пройдет еще немало времени, прежде чем они с Дэшем смогут увидеться.
Его напарники устроили в комнате сущий бедлам. Кошка, кролик и медведь. Они опрокинули стулья и подтащили стол туда, где лестница втянулась в потолок. Но Дилан молчит. Дел приказал ему следовать за остальными. Кошка останавливается перед книжной полкой. На полу лежат три чучела животных. Лиса. Рысь. Кролик.
К своему удивлению, Дилан видит, как кролик едва заметно корчится, из его рта послышалось тихое сопение. Кошка нагибается, поднимает его и подносит поближе к острому пластмассовому уху. Она кивает, как будто кролик нашептывает ей какие-то секреты.
Лиса и рысь начинают подрагивать и трястись. Дилан пятится, словно они могут броситься на него. Дети в масках замолчали, и он молчит тоже. Он пытается поправить маску, чтобы лучше видеть, но вдруг понимает, что не может ее сдвинуть, и от этого ему становится еще страшнее.
Куда ушли Дэш и остальные? Когда он поднимется к ним, будут ли они еще там?
Девочка в кошачьей маске встает и расставляет скорчившихся зверей на полке, так, чтобы они оказались на подставках. В углу комнаты с потолка спускается лестница. Троица детей с лицами животных поднимается наверх, но Дилан не спешит за ними.
Его снова снедает жгучее желание окликнуть брата, может быть даже предупредить его. И вдруг он опять слышит угрозу Дела: «Не разочаруй меня снова».
«Слишком поздно», – шепчет другой голос ему в ухо.
Боль снова вспыхивает в висках, сильнее, чем прежде.
Дилан сжимает голову руками и садится на корточки. Перед глазами все плывет, а зубы стучат.
«Это все из-за маски, – думает он. – Она сидит слишком плотно».
Ему не хватает воздуха. Он хватается за маску и пытается ее стянуть, но его лицо сдвигается вместе с ней, как будто кожа приклеилась к пластмассе. Он дергает сильнее. Голову пронзает боль. Ему кажется, что он сдирает с себя кожу вместе с мышцами и костями под ней. Он пронзительно кричит, отпустив маску, и прислоняется спиной к стене, силясь вдохнуть воздуха.
Трое актеров смотрят на него с лестницы, пустые глаза глядят без всякого выражения.
– Помогите мне! – кричит он. – Кто-нибудь, пожалуйста, найдите моего брата!
Дилан поднимается и, спотыкаясь, бредет к ним. И вдруг каким-то образом он вспоминает.
Вспышка.
Они напали на нас! На меня, Дэша, Поппи, Маркуса и Азуми. В лифте. Они пытались убить нас! И в музыкальной комнате, когда мы стянули маску с Рэндольфа, Маркус отдал ему свою гармошку, и его дух смог покинуть это место…
Здесь не было никаких камер. И даже если сценарий и существует, он не имеет никакого отношения к фильму.
Но если это правда, понимает Дилан, то, значит, все, что раньше сказал ему Дел, про роль и обморок, про сценарий под названием «Встреча»… Это была ложь. Нет никакого Дела Ларкспура. И прежние видения Дилана, видения гримерной на съемках «Папы в непонятках», про ведро с водой, которое упало на него, про закоротившую лампу, к которой он потянулся, про морг, и гроб, и похороны… это была правда. Реальность.
А это значит, что Дилан на самом деле…
Агония острым лезвием пронзает череп. Он пытается шагнуть вперед, спотыкается и падает.
Вся эта боль – из-за маски клоуна, которую дал ему Дел. Маски, которую он не может снять. Дилан знает, что больше не принадлежит самому себе. Но в таком случае, это значит, что остальные дети тоже не принадлежат себе. Они лишь пешки в чужой игре.
Лезвие проворачивается, как будто кто-то раскраивает ему череп. Он умрет здесь, в этой комнате, скорчившись на полу, дрожа, точно так же, как в тот раз, когда…
Дилан бьет себя по лбу, снова и снова, до тех пор, пока гадкие мысли не рассеиваются, прячась в темных закоулках его мозга.
Глава 22
ПОППИ ПОМОГЛА ДЭШУ подняться наверх лестницы. Последним добравшись до третьего этажа, он остановился и стряхнул пыль с одежды.
Снизу послышался скрежет. Шкаф закрылся, отрезав путь назад.
Новая комната была еще более мрачной, чем предыдущая.
Стены и окна были выкрашены черной краской, и свет исходил только от нескольких зажженных белых свечей.
Одни просто стояли на полу. Другие, длинные и тонкие, торчали из фигурных железных канделябров. Язычки пламени подрагивали, дразня окружающие их тени.
– Здесь кто-то был только что, – прошептала Поппи. – Эти свечи зажгли совсем недавно.
Снизу послышался скрип. Должно быть, Особые нашли путь на второй этаж.
Дети жались друг к другу в центре новой комнаты, боясь, что тот, кто зажег свечи, может в любую секунду выступить из теней. Вскоре глаза привыкли к темноте, и из мрака стали проступать детали обстановки. Дэш вертел головой, смутно надеясь, что это Дилан оставил для них свет.
– Эта комната похожа на кабинет, который я нашла на втором этаже, – продолжала Поппи. – В котором начался пожар, когда я попыталась сбежать.
Она указала на несколько деревянных архивных шкафов, стоявших позади очередного стола. Повсюду лежали кипы бумаг.
В голове у Дэша крутилась только одна мысль: «Огнеопасно».
– У меня от них аж мурашки по коже, – сказал Маркус, указав на пять больших фотографий, которые висели рядышком на стене.
Особые.
Их имена были напечатаны на кусочках бумаги, пришпиленных внизу фотографий: Матильда. Эсме. Алоизий. Ирвинг. Рэндольф.
– У Сайруса было два кабинета? – спросила Азуми с короткой прядью, подойдя слишком близко к своему двойнику. Та буквально отпрыгнула в сторону.
Брови Поппи поползли вверх – ей в голову пришла догадка.
– Вот зачем он расставил все эти головоломки: чтобы спрятать свои самые темные тайны.
– Ну ладно, – сказал Маркус, оглядывая комнату. – Давайте осмотримся. Ключ к выходу должен быть где-то здесь.
Поппи села за стол и подтянула к себе верхнюю тонкую папку из ближайшей кипы. Азуми с короткой прядью поднесла к страницам свечу, и обе принялись читать.
Внутри папки на всех листах бумаги стояла дата и подпись Сайруса. Наверху каждой страницы чернело имя: Матильда Рибальди.
День первый. Дал М. первую куклу. Маленькую девочку в простом коричневом платье. М. тут же влюбилась. Обнимала ее, как будто это ее ребенок. Позднее я услышал, как М. читает ей сказки. Великолепно.
День четвертый. Отрезал первой кукле волосы, пока М. спала. Когда она проснулась, то завизжала и плакала около пяти минут. Позднее она успокаивала куклу, как будто в ней жила часть ее души. Вечером она читала ей нежно, с любовью, как будто ничего не случилось.
День седьмой. Разбил лицо первой кукле во время завтрака. М. закричала на меня, назвала чудовищем. Я промолчал.
День восьмой. Заставил М. смотреть, как я бросаю первую куклу в камин. М. вела себя на удивление сдержанно, пока кукла горела. Она ни словом не обмолвилась об этом другим детям. Позднее я услышал, как она разговаривает сама с собой в кровати, как будто кукла по-прежнему ее слышит. Восхитительно.
День девятый. Дал М. вторую куклу. Принцессу в красном бальном платье. Поначалу М. боялась принять подарок. Но вскоре она…
Поппи быстро взглянула на Азуми.
– Он все подробно записывал. – Поппи быстро пролистала оставшиеся страницы. – Какая мерзость! Список очень длинный. Судя по всему, он описывал здесь каждый раз, когда ломал ее психику. В качестве свидетельства эксперимента.
Азуми поднесла руку ко рту.
– Бедняжка! – прошептала она.
В конце папки Поппи обнаружила листы бумаги, исписанные другим почерком. Она обратила внимание на дату вверху страницы. Это было всего пять дней назад. «Дорогая мисс Тейт, пожалуйста, примите мои извинения…»
Мисс Тейт?!
У Поппи подкосились ноги. Мисс Тейт была директором «Четвертой Надежды», сиротского приюта, в котором выросла Поппи. Она посмотрела в конец письма. «Искренне Ваша, Дженис Колдуэлл». При виде имени Поппи точно обухом по голове ударили. Это письмо написала ее мать! Комната закружилась у Поппи перед глазами.
Она быстро просмотрела письмо. Некоторые фразы отпечатывались в мозгу, и от ужаса по телу поползли мурашки.