Они пришли в школу к звонку.
Ни на истории, ни на алгебре Женька с Виктором не успели перемолвиться ни словом. Только на большой перемене они вместе вышли из класса, и, едва заговорили, их тут же перебил голос Матвеева, который возвещал по школьному радио:
– ...Победителями конкурса являются: ученики десятого класса Пустовойт и Динабург, а также восьмиклассница Люда Семенова. Завтра они выступят перед нашим микрофоном.
После этого зазвучал «Марш энтузиастов».
В сущности, тут не было для Виктора ничего нового и ничего неожиданного. Но это было напоминание о том, что со вчерашнего вечера его, Виктора, повело не по той стезе, и Люду Семенову повело по другой, но тоже не той стезе, и движение это продолжается.
«Марш энтузиастов» не вызвал в нем всегдашнего отзвука: прилива сил и знакомого радостного волнения. Про себя он отметил это с таким же беспокойством, с каким вчера на миг ощутил, что его не увлекает разговор об Инне...
– Да будет же на твоей улице праздник! – прокричал над его ухом Старков с заражающей бодростью и уверенностью.
И почти одновременно пронесся из учительской в класс Матвеев, на бегу крича:
– Физик заболел! Вы! Физик заболел!..
Виктор не раз замечал, что в такие минуты старшеклассники мало чем отличаются от младших ребят.
В этот раз и у него в голове мелькнуло только, что можно сейчас уйти, а последний урок – пропустить... Виктор опрометью бросился в гардеробную...
В переулке он едва не столкнулся со своей матерью, Флорой Александровной, шедшей, как видно, в школу разузнать об Алешиных успехах. Виктор вовремя перешел на противоположный тротуар и, разминувшись с нею, стал быстро удаляться от школы, гадая, какой и как скоро наступит для него праздник...
Когда он вернулся домой, то застал, как вчера вечером, пустую квартиру. Почему-то ему пришло на ум дождаться прихода домашних, притаясь, не зажигая света, и услышать, о чем они будут говорить, когда его нет; считая, что его нет. Это желание не имело ничего общего с любопытством Тома Сойера, которого интересовало, что о нем говорят. Виктора (особенно в Алешином возрасте) занимало совсем иное: как живут люди, что происходит там, где его нет. Это казалось ему таинственным. Спрятавшись, он желал увидеть, как течет жизнь там, где его нет. Где его как бы нет.
В нем опять проснулось это когда-то угасшее любопытство... Но неожиданно его сморило, и он заснул на краю своей кровати.
Он спал, почти вися между стеной и матрасом, укрытый легким покрывалом так, что кровать казалась со стороны не очень аккуратно застланной, но пустой.
V
Виктор спит и не слышит, как приходит Флора Александровна, как потом раздается в прихожей звонок и Флора Александровна говорит Алеше, вернувшемуся из музыкальной школы:
– Алеша, скорей к роялю, ты еще сегодня не играл.
– Мама, я сегодня не успею поиграть, ко мне придет один мальчик, – возбужденно отвечает Алеша, бросая в кресло папку с нотами, а на папку – пальто.
– Какой мальчик? Зачем?
– Ну, один мальчик из нашего класса. В гости, – отзывается на ходу Алеша.
Но Флора Александровна спрашивает настойчиво:
– Он у нас раньше бывал? Я знаю его?
– Нет. Потому что он из параллельного...
– Ты, по-моему, сказал «из нашего». Как его фамилия?
Не сразу и неохотно Алеша роняет:
– Тушнов...
– Это тот самый мальчик, который тебя... – Флора Александровна поражена.
– Да. Мама, ничего ему не говори! Обещаешь? Хорошо, мама? Не будешь ему про это напоминать?
– Значит, ты пригласил к нам именно того, кто тебя...
– Мама, я тебя умоляю ему не напоминать! – произносит Алеша моляще, но и чуть капризно.
– Хорошо, – говорит Флора Александровна уже спокойно. – Но, пока он не пришел, позанимайся немного.
– Я же ничего не успею...
– Иди! А зачем он все-таки придет?
– Не знаю.
Из столовой доносятся аккорды, взятые Алешиной рукой, а Флора Александровна, стоя посреди прихожей, негромко говорит в пространство:
– Я просто не понимаю... Я ничего не понимаю: вчера этот негодяй мальчишка дал ему по физиономии, а сегодня он как ни в чем не бывало приглашает его к нам в дом! И еще боится, что я буду неприветлива с этим... Тушкиным, что ли?.. Нет, главное, я не понимаю, что за характер у мальчика...
Снова в прихожей раздается звонок.
Флора Александровна открывает.
На пороге Зоя, старшая сестра Алеши и Виктора, и ее муж Саша Малик.
– Добрый вечер! – говорит Зоя. – Мама налицо. И Алешка тут, судя по бренчанью. Виктора нет? Кого-нибудь еще ждем?
– Да, Алеша пригласил мальчика, – отвечает Флора Александровна. – И знаешь, того... – она косится на мужа дочери, – ...с которым у него вчера было недоразумение.
Саша Малик в курсе дела:
– Это того, что съездил ему по морде?
Флора Александровна сухо кивает.
– Если вам угодно так выразиться. Между прочим, Алеша просил ему об этом не напоминать, – добавляет она веско.
– А кому, собственно, не напоминать? – осведомляется Саша. – Самому Алешке или... почетному гостю?
– Тушкину... Тушнову этому, – морщась, поправляет себя Флора Александровна.
– Что ж, деликатно. Боюсь только, как бы сам он нам об этом не напомнил, – замечает Саша и хочет с Зоей пройти в столовую, но в прихожей опять раздается звонок и вспыхивает над дверью лампочка.
Это незнакомый звонок: Виктор звонит чуть протяжнее, Алеша – нетерпеливее, два раза с коротеньким перерывом.
– Кто там? – спрашивает Флора Александровна.
Незнакомый звонок и вопрос матери слышит проснувшийся Виктор. И вдруг решает, что это Инна. Ведь никто из домашних так не звонит. Гостей никто не ждет... Почтальоны в этот час не приходят... Кто же еще, кроме нее?..
Так вот какой праздник обещал ему Старков!
– Кто там? – повторяет Флора Александровна.
Виктор вскакивает и бежит в прихожую, но у двери круто тормозит, сообразив, что измят и встрепан...
Тушнов на лестнице говорит:
– Алеша Громада дома?
– Он дома, – отвечает Флора Александровна и распахивает перед ним дверь.
– Здрасте. Позовите, пожалуйста, Алешу, – отрывисто произносит Тушнов, не переступая порога.
– Сейчас... Ты заходи. – Флора Александровна слегка растеряна.
– Можно, да? – быстро переспрашивает Тушнов.
Он входит, и несколько мгновений все его разглядывают. Потом Флора Александровна кричит – громко и несколько нервно:
– Алеша, к тебе товарищ!
Виктор отступает от двери. «Не Инна... И как это я себе вообразил только...»
– Привет! А я не слышал, как ты пришел, понимаешь, я на рояле играл... – тараторит Алеша, выбегая навстречу Тушнову. (Он так частит, что Флора Александровна вспоминает, как его в свое время лечили от пулеметности речи.)
– Умеешь? – спрашивает Василий, глядя вбок.
Алеша уводит его в столовую.
Проводив их взглядом, Флора Александровна поеживается:
– Как-то тревожно даже... Не хочется оставлять их одних.
– Что страшного, подумаешь! – пожимает плечами Зоя. – В крайнем случае, Алешка на этот раз даст ему сдачи.
– А может, не даст? Может, Алешка – толстовец, непротивленец? Мы же не знаем его взглядов, настроений... – говорит Саша.
– Остришь? – спрашивает Зоя.
– Да, настроения... – Флора Александровна что-то вспомнила. – Была я сегодня в школе по поводу Алешиных дел, и вдруг мне говорят, что Виктор...
С полотенцем через плечо появляется Виктор. Он идет в ванную сполоснуться.
– И что же тебе «вдруг говорят»? – небрежно осведомляется он.
– А ты, оказывается, дома... Говорят, что ты написал очень странные... – Она обрывает себя. – Ну, это разговор серьезный. Сначала тебя накормлю.
– Спасибо.
– Сейчас тебе разогрею...
Тем временем в столовой Тушнов, кажущийся чуть пришибленным в непривычной обстановке, легонько отводит руку Алеши, который протягивает ему два увесистых альбома.
Указывая на рояль, он спрашивает:
– Ваше?
– Конечно, – просто отвечает Алеша.
– «Конечно»! Бывает, на время пианино берут.
– Это не пианино. Рояль. На нем, говорят, один раз сам Рахманинов играл.
– Специалист был?
– Выдающийся композитор, – поясняет Алеша почти без наставительности.
– А... – говорит Тушнов. – Вообще-то неплохо у вас. – Он широко разводит руки в стороны. – И метраж... и... – Он указывает на картины, висящие друг напротив друга: на одной изображены пушкари, ведущие огонь прямой наводкой по наседающему противнику, на второй битая дичь в соседстве с очень яркими овощами – помидорами и красным перцем.
Алеша раскрывает альбом и негромко произносит:
– А это папа...
Тушнов смотрит:
– Генерал был?
– Генерал-лейтенант артиллерии, – уточняет Алеша.
– В войну убило?
– Что ты! Мне уже год был, когда он умер. Инфаркт. – Минуту Алеша молчит – не скорбно (ведь он не помнит отца), а просто как положено, он знает, в таких случаях, – потом оживленно рассказывает: – А во время войны папа один раз перед наступлением сосредоточил двести орудий на километр линии фронта! Про это в истории Отечественной войны есть. Папа первый такую плотность огня создал! Двести орудийных стволов на один километр, представляешь?!
– Ого! – Тон у Тушнова не очень прочувствованный. – Пенсию за него получаете?
– Получаем. Мать – пожизненно, а я – пока институт не кончу.
– Много, да?
– Не знаю... – Маленькая заминка. – Мама говорит, меня это не должно интересовать. А твой отец жив?
– Как будто жив, – говорит Тушнов и пожимает плечами, не то удивляясь этому, не то в этом сомневаясь. – Я его не видал пока что...
– Ну да?! Как это?..
– Да! Они с матерью... – Он хмурится и, точно уже ответил, спрашивает сам: – Брат стихи пишет?
– Чей?
– Твой.
– Кажется!
– «Кажется»! Точно. Я слыхал, из десятого класса ребята говорили: стоющие стихи. – Васька понижает голос. – Ему даже за них попало. Его, может, за них будут тягать...