Возможно, проблема была в том, что мы его все любили. Все счастливы, когда счастлив отец, – так я думал. Я не сразу разглядел, с каким натянутым выражением лица мама встречает его, если он приходит навеселе. Где-то в возрасте девяти лет я многое начал подмечать. То, как меняется его голос. Как отец становится слишком добреньким и слишком забывчивым. Я сбился со счета, сколько раз он забыл забрать меня из школы. Я стал возвращаться домой пешком, чтобы избежать вопросов учителей. По выходным я работал с ним в автосервисе, и иногда он забывал привезти меня домой. Тогда позже за мной заезжала мама, делая вид, что ничего страшного не произошло. Уверен, все механики знали, в чем проблема, но ничего не делали. Как и она.
Как я уже сказал, отец был тихим алкоголиком. Все любили его. Он же был безобиден, да?
Ты уже знаешь, к чему это привело. Я тебе рассказал, что он убил мою сестру.
В тринадцать лет я стал по выходным отвозить его домой. Знаю, звучит безумно, но он рано научил меня вождению. Так фермерские дети в семь лет уже пашут, а дети охотников стреляют из ружья. Мы всегда последними заканчивали работу, поэтому механики об этом не знали.
Я жутко боялся, что меня кто-то застукает, но выбора не было: виляющий на дороге отец за рулем – это не шутка. Это опасность. Однажды он сбил то ли человека, то ли предмет и поехал дальше. Порой мне снится в кошмарах, что это все же был человек. Помню, как я без конца спрашивал отца, не нужно ли нам вернуться и посмотреть, кого мы сбили, но он даже не заметил случившегося. Я рассказал об этом маме, и она опять только покачала головой, сказав, чтобы я не выдумывал.
Так вот, одним субботним днем я принял решение. Я спрятал ключи.
Отец пьяно шатался по автосервису, хлопал дверями, лазил по карманам и все больше раздражался. Я забился в угол с ключами в кармане, чуть не трясясь от напряжения и страха.
– Может, позвоним маме? – спросил я.
– Мама на работе, – проворчал он.
– Что ты будешь делать, если не найдешь ключи?
Я надеялся, что он вызовет такси или попросит кого-нибудь из ребят подбросить нас до дома.
Нет, он смахнул все – абсолютно все – со своего стола и заорал:
– Черт вас всех подери! Я вам щас устрою вздрючку за кражу ключей!
Впервые в жизни он превратился на моих глазах в буйного пьяного.
Я начал «помогать» ему с поиском ключей. И конечно же, очень быстро «нашел» их. Меня всего трясло. Я не хотел, чтобы отец садился за руль, особенно в таком состоянии. По возможности спокойно и словно в шутку я спросил:
– Может, мне сесть за руль? Посмотрим, поймают ли нас.
Секунду мне казалось, что отец вырвету меня ключи. Он этого не сделал. Засмеялся, похлопал меня по спине и похвалил:
– Молодец.
Так все и началось. Об этом никто не знал, даже мой лучший друг. Я любил отца и понимал, что только так могу уберечь его от неприятностей. Для своего возраста я был высоким пацаном и, сидя за рулем, натягивал на глаза бейсболку и не привлекал ничьего внимания. Удивительно, как много людей смотрят в сторону, не обращая внимания на очевидное.
Сестра тоже ни о чем таком не догадывалась. Да и не могла она об этом знать. Отец уже давно бросил попытки научить Керри автомеханике – она была девочкой во всех смыслах этого слова. В моих глазах она была еще совсем ребенком. Я перешел в восьмой класс и, как дурак, считал себя особенным. Я не нарушаю закон! Я мужчина, заботящийся о своей семье. Я помогаю!
Думаю, мама начала рассчитывать на то, что если отец пьян, то за руль сяду я. Нет, я знаю это. Она сказала мне позаботиться об отце в тот день, когда умерла моя сестра. Это была наша кодовая фраза. «Позаботься о нем» означало: «Отвези его туда, куда ему будет нужно».
В те выходные я должен был отправиться в туристический лагерь с ночевкой. Я ждал этого несколько недель, но потом маму вызвали на работу, а отец к девяти утра уже уговорил три банки пива. Мама не захотела, чтобы он ехал со мной, когда от него за километр несет спиртным. Поэтому поездка была отменена.
Я часами слонялся по дому, хлопая дверями и тяжело вздыхая. Думаю, ты можешь себе представить мое разочарование. Когда отец попросил меня отвезти его в автосервис, я захлопнул перед его лицом дверь и сказал, что, если ему так нужно на работу, пусть садится за руль сам.
Думал, он останется дома. Я привык быть его шофером и решил: не сяду за руль, и он останется дома.
Я ошибался. Он уехал. И взял с собой Керри.
Домой вернулся только один из них.
Из-за грозовой погоды все перед уроками забились в столовую. К тому же всех приманивает сегодняшний завтрак: оладьи и драники. Роуэн берет только сок. Не помню, когда мы в последний раз ели здесь утром: не так-то легко позавтракать, когда того же желает сотня учеников.
Однако из-за дождя мне пришлось отказаться от поездки на кладбище, поэтому хочется заесть свою печаль чем-нибудь вкусненьким. На подносе горкой лежат оладьи. Нетронутые. Теперь, когда они прямо передо мной, я не могу заставить себя съесть даже кусочек.
– Что с тобой сегодня такое? – спрашивает Роуэн, отпивая черничного сока.
Думаю о письме Мрака. Но не могу сказать об этом Роуэн. Мрак не просил держать его тайну в секрете, но о таком ведь и просить не надо.
Я протыкаю вилкой оладьи – они похожи на бесформенную липкую массу.
– Просто думаю.
– О своем таинственном парне?
– Не прикалывайся над этим, – хмурюсь я.
– Я и не прикалываюсь, – пожимает плечами подруга. – Почему бы тебе не попытаться узнать, кто он?
– У меня были такие мысли. – Я умолкаю, размышляя над его письмом. – Не думаю, что стоит это делать. Возможно, наши отношения такие, какие есть, поскольку мы не знаем друг друга.
– О чем ты?
Отведя взгляд в сторону, я снова подцепляю вилкой оладьи. Я солгу, сказав, что не горю желанием узнать, кто он. Что бы случилось, если бы тем вечером мне не помог Деклан Мерфи и Мрак все-таки приехал? Не изменилось бы после этого наше общение? Я никогда и ни с кем не разговаривала так откровенно. С Мраком я не какая-то там девчонка, отчаянно держащая себя в руках перед тем, как слететь с катушек. Я – это просто я. А он – это просто он.
Роуэн все еще ждет ответа. Я засовываю в рот кусочек оладьи.
– Ни о чем.
– О боже, Джулс! Ты покраснела!
Жуть какая. Она права. Я чувствую, как горят щеки.
– Ничего подобного!
– Дать зеркало? – наклонившись вперед, поддразнивает меня Роуэн. – Ты красная как помидор.
– Прекрати. Это не так. Мы с ним говорим о… серьезных вещах. – Не хочу упоминать слово «смерть». Я и так словно подрываю его доверие. – Мы не флиртуем.
– Так, значит, он еще не выслал тебе фото со своими причиндалами?
Я прыскаю со смеху:
– А тебя Брэндон таким фото уже порадовал?
– Нет! – заливается краской Роуэн.
– Зная его, фото будет в художественной рамочке, с идеальным освещением, в нужных местах искусно затемнено…
– Умолкни! – заливается смехом подруга.
Я только сейчас осознала, как сильно соскучилась по нашим шуточкам.
Роуэн обрывает смех, уставившись на кого-то позади меня.
– Кажется, тебя снова ищет мистер Жерарди.
Странно, но меня не охватывает инстинктивное желание спрятаться. Я разворачиваюсь и ищу взглядом своего бывшего учителя. Мистер Жерарди замечает меня. Улыбнувшись, он направляется к нам, лавируя между столами и учениками.
– Джульетта, – восклицает он, – как я рад, что мне удалось тебя найти! Я просмотрел фотографии, которые ты сделала на осеннем фестивале. Есть потрясающие снимки. И замечательное световое решение.
– Большинство из них, наверное, сделала я, – влезает Роуэн.
– Что? – недоуменно сводит брови мистер Жерарди.
– Она шутит. – Мне как-то не по себе слышать похвалу за сделанные после столь долгого перерыва снимки. – Спасибо.
– Я хотел у тебя спросить, не сможешь ли ты помочь мне с обработкой фотографий для выпускного альбома?
Я холодею.
Мистер Жерарди продолжает говорить в пустоту, и его голос мягок:
– Только если у тебя есть на это время. Мне хотелось бы, чтобы ты сама занялась своими снимками.
Грудь начинает сдавливать привычная тяжесть, и я отвожу взгляд. Я рада, что согласилась снять осенний фестиваль, но приход в фотолабораторию – это еще один шаг, приближающий меня к возвращению в мир фотографии.
– Не знаю, – поднимаю я взгляд на мистера Жерарди. – Можно я подумаю над этим?
– Конечно. – Уже собравшись уходить, он вдруг останавливается. – В особенности я хочу, чтобы ты занялась одной определенной фотографией. Думаю, она прекрасно подойдет для обложки.
Мое сердце останавливается на миг, а потом начинает бешено колотиться. Каждый год выбирается одна фотография, которая займет всю обложку выпускного альбома – переднюю и обратную стороны. Обложка очень важна, поэтому снимок для нее обычно делается отдельно и с подготовкой. Не знаю, было ли такое, чтобы на обложку брали фотографию ученика.
– Правда?
– Правда, – кивает мистер Жерарди.
Звенит первый звонок, и он смотрит на часы.
– Я должен вернуться в класс. Дашь знать о своем решении?
– Хорошо, – тихо говорю я ему в спину.
Мистер Жерарди уже проталкивается на выход сквозь поток учеников.
– Джулс! – хлопает меня по руке Роуэн. – Это же потрясающе!
Год назад это событие стало бы сбывшейся мечтой. Теперь же не знаю, что чувствовать. Я не просто так отстранилась от занятий фотографией. У меня никогда не будет такого таланта, каким обладала мама. Похвала мистера Жерарди взволновала меня, но мои способности ничтожны в сравнении с тем, как фотографировала мама.
– Мне нужно на урок, – отвечаю я. – Не хочу снова оставаться после занятий.
Роуэн улавливает мой изменившийся настрой.
– Ты в порядке?
– Да. В норме.
Выбросив недоеденные оладьи в мусорную корзину, я разворачиваюсь, чтобы бежать в класс, и оказываюсь перед Декланом Мерфи. У него в руках пустой поднос – должно быть, он тоже направлялся к мусорной корзине. Я раздумываю, не нырнуть ли мне в поток учеников, но вдруг осознаю, что он, похоже, думает о том же. На мгновен