– Деклан, – обращается она ко мне, – какие у тебя мысли по поводу «Непокоренного»?
Ну не до этого мне сейчас. Не до этого! Я протыкаю карандашом тетрадный лист.
– Я не читал его.
Ученики продолжают гуськом идти мимо нее. Она по-прежнему собирает у них письменные работы, но ее взгляд прикован ко мне.
– Почему?
Потому что я посторонний. Мне и тут нет места.
Я не могу произнести этого вслух. Ни слова не могу произнести. Опустив взгляд на тетрадь, я начинаю рисовать на полях закорючки. Движения привычны, но внутри собирается напряжение. Знаю, что через какое-то время оно завладеет мной совершенно и я выскочу в коридор, объятый яростью и злостью.
Миссис Хиллард шмякает пустой блокнотный лист на мою тетрадь, и я подпрыгиваю от неожиданности, роняя карандаш. Не видел, как она подошла.
– Скажи мне почему.
Я подбираю карандаш и касаюсь грифелем листа, но ничего не пишу. Не могу сказать ей. И Джульетте-то трудно было это сказать, а тут на меня пялится весь класс.
Миссис Хиллард не двигается. Оставила бы она меня в покое! Пристала ко мне, будто какой-то долбаный стих может повлиять на мою жизнь.
Учительница не произнесла больше ни слова, но я чувствую, что она ждет. Черт, да весь класс уже меня ждет. Она просила дать ей шанс. Разве мне трудно это сделать?
Я быстро корябаю на листке слова, сворачиваю его вдвое и протягиваю ей. На секунду меня охватывает паника, когда я вдруг осознаю, что она может прочитать записку вслух.
Миссис Хиллард этого не делает. Прочитав про себя мою записку – «Маму вечером положили в больницу», – она стучит пальцами по тетради.
– Понимаю. Спасибо. Мы сегодня будем разбирать в классе новое стихотворение, но если ты не против, то я бы хотела, чтобы ты поработал самостоятельно и выполнил задание, которое я тебе дала.
Свернувшееся внутри меня кольцом напряжение ослабевает. Слегка растерявшись, я отвечаю:
– Конечно.
– Хорошо.
Она отходит от моей парты и призывает класс к порядку.
Я вытаскиваю из рюкзака распечатку «Непокоренного». Лист сильно помялся, но прочитать стихотворение можно. Тяжело вздыхаю. По крайней мере, оно короткое. Уж пару абзацев-то я из себя выжму. Десятью минутами позже я уже перечитал его трижды.
Такое ощущение, что я не могу остановиться. Читаю его снова и снова. Слова будто написаны для меня. Две строки в особенности притягивают мой взгляд:
И под ударами судьбы
Я в кровь избит, но не сломлен.
Иными словами, жизнь может хорошо так приложить хуком, но никогда не поставит меня на колени.
Но душу цепляют последние строки:
Я – властелин своей судьбы,
Я – капитан своей души.
Не припомню, когда в последний раз чувствовал себя властелином своей судьбы. Нет, помню. В прошлом мае, когда сел за руль отцовского пикапа. Когда по горлу стекал обжигающий виски.
Никогда раньше меня не волновало выполнение подобных работ, но сейчас почему-то я ощущаю непреодолимое желание излить на бумаге свои мысли.
Лезу в рюкзак за ручкой и начинаю писать. Я словно пишу Джульетте. Мысли текут рекой. Двумя параграфами дело не обходится.
Глава 33
От: Мрак
Кому: Девушка с кладбища
Дата: вторник, 8 октября, 11:42:44
Тема: RE: Мамы
Мне кажется, у тебя с твоей мамой совершенно другие отношения, нежели у меня с моей.
Но я подумаю об этом.
Я читаю его письмо по пути на обед. Оно такое короткое, что я не могу понять, в каком настроении его писал Мрак. Он злится? Искренне задумался над моими словами? Расстроен? Замкнулся в себе?
Скольким я могу поделиться с Роуэн? Мне нужно мнение еще одной девчонки.
Гудит мобильный. Это как раз она.
Роуэн: На обед не приду. Надо обсудить проект с учителем. У тебя все хорошо?
Ну вот, теперь и делиться не с кем. Я печатаю ответ, что со мной все в порядке.
На обед дают жареный сыр, зеленый горошек и картофель фри. Уже чувствую, как от такой жирной еды забиваются мои поры. Но я ничего не принесла с собой из дома. В качестве альтернативы остается только мороженое.
Я направляюсь к выходу из столовой, чтобы повздыхать на дворе над письмом Мрака, однако замечаю Деклана и Рэва, сидящих за столиком в углу. Ну, во всяком случае, предполагаю, что это Рэв. Это может оказаться любой другой широкоплечий парень в капюшоне, только я в этом сомневаюсь. Кроме них, за столиком никого нет.
В ушах все еще звучат последние брошенные Декланом слова:
«Делай что хочешь, Джульетта. Мне все равно».
Я подхожу к ним, с треском опускаю поднос на стол и плюхаюсь на скамейку рядом с Рэвом, напротив Деклана.
– Привет, Джульетта. Присоединишься? – спрашивает Деклан.
– С удовольствием. Спасибо.
Я оглядываю нагромождение пластиковых контейнеров между ними. Их не меньше десятка, и все они с разной едой, начиная нашинкованными фруктами и заканчивая мясной нарезкой.
– Что это?
– Мамина страсть, – отвечает Рэв. Достав ягодку малины, он пододвигает контейнер ко мне. – Угощайся.
Я примечаю помидор с моцареллой.
– Это салат «Капрезе»?
Кивнув, Рэв и салат подвигает ко мне.
– Она всегда собирает мне столько еды, что ею можно накормить взвод солдат.
Я накладываю немного салата себе в тарелку.
– Бери все.
Отодвинув жареный сыр, высыпаю в тарелку весь салат. Я остро ощущаю присутствие Деклана. Он больше ни слова не сказал, но следит за каждым моим движением. Деклан выглядит усталым, под глазами у него залегли тени.
Я накалываю на вилку помидор.
– Как твоя мама?
– Днем вернется домой. – Деклан крутит стоящую на столе бутылку воды.
– Она потеряла сознание из-за обезвоживания?
– Так мне сказали.
Не зная, как на это реагировать, я поднимаю взгляд. Я снова пытаюсь сопоставить то, что знаю о Мраке, с тем, что знаю о Деклане Мерфи. Сходится не все.
Наши взгляды встречаются. Мне трудно разгадать выражение его глаз – в них и вызов, и смятение, и интерес. А что можно прочитать в моих глазах? У меня учащается сердцебиение, и приходится прочистить горло, перед тем как спросить:
– Значит, ты увидишься с ней, когда вернешься домой?
– Возможно. У меня по вторникам обязательные работы.
Все еще не могу понять его настроение, но он точно не хочет говорить о своей маме.
– А что ты делаешь? Что-то типа номерных знаков?
– Нет.
Похоже, мой вопрос обеспокоил Деклана, но он старается этого не показывать.
– Я кошу траву. На газонокосилке или триммером.
– И как долго ты должен это делать?
– Вечность, – фыркает он.
– Девяносто часов, – вклинивается Рэв.
– Вообще-то сто, – поправляет друга Деклан, – но мне зачли время, проведенное в полиции.
– Я не понимаю…
– Может, позвонишь моему инспектору по надзору? Он ответит на все твои вопросы, – язвит Деклан.
О! Я опускаю вилку.
– Прости.
Нахмурившись, Деклан отталкивает тарелку с едой.
– Нет, это ты меня прости. – Он трет глаза. – Я почти не спал. Веду себя как кретин. Можешь спрашивать.
Я накалываю кусочек моцареллы, размышляя о том, насколько честно Деклан будет отвечать, находясь посреди школьной столовой.
– Они посадили тебя в камеру?
– Да.
– Было страшно?
– Нет. – Он отпивает воды из бутылки. Качает головой и продолжает: – Да. Особенно когда я протрезвел и понял, что никто не спешит меня оттуда вытаскивать.
Рэв рядом со мной напрягается, но ничего не говорит. Он молча, размеренными движениями достает из контейнера изюминки.
Я смотрю на Деклана.
– Сколько времени ты там провел?
– Двое суток. Нужно было дождаться слушания о залоге. Меня собирались судить как взрослого.
Мои брови ползут вверх.
– И мама не забрала тебя оттуда?
– Не-а. – Он пожимает плечами. – Может, Алан не позволил ей этого сделать. Я без понятия. И, если честно, не знаю, что предпочел бы: чтобы она сама приняла решение оставить меня там или чтобы она позволила кому-то другому принять это решение за нее.
Мне нечего ответить на это. Деклан не сводит с меня пристального взгляда.
– Сама видишь, почему я не хочу вспоминать об этом времени.
Он о фотографии.
– Я скажу мистеру Жерарди, что ты против того, чтобы этот снимок помещали на обложку.
– Не сваливай все на меня, – отвечает Деклан. – Ты ведь тоже этого не хочешь.
– Да, – соглашаюсь я. – Не хочу.
– Отлично.
– Отлично.
– Я хочу, чтобы его поместили на обложку, – говорит Рэв.
Мы с Декланом таращимся на него.
– Что?
Впервые слышу в его голосе раздражение.
– Я не имею права на голос в этом вопросе?
Рэв встает и забрасывает контейнеры в свой ланч-пакет, включая тот, из которого Деклан еще ест.
Деклан выпрямляется, явно в смятении.
– Рэв?
У Рэва такое лицо, словно он готов в бешенстве перевернуть стол.
– Никто не спешил тебя оттуда вытаскивать?
– Что?
– Ты хоть иногда слышишь, что несешь? – наклоняется к нему Рэв. – Я бы вытащил тебя оттуда. Кристин бы вытащила. Джефф бы вытащил. Но ты предпочел сидеть в камере и жалеть себя, вместо того чтобы позвонить кому-нибудь из нас. А теперь корчишь из себя мученика?
Я замечаю, как руки Деклана напрягаются, как будто готовясь к удару.
– Ты о чем?
– Ты попал в полицию, сделав собственный выбор, – говорит Рэв. – Так что перестань строить из себя гребаную жертву! Хочешь ненавидеть весь год? Валяй! Но двадцать пятое мая – это всего один-единственный день. Кроме него в году есть еще триста шестьдесят четыре других.
Он разворачивается, чтобы уйти. Деклан сидит темный как туча.
– Я строю из себя жертву? – говорит он в спину уходящему Рэву. – Кто из нас прячется за толстовками в тридцатиградусную жару?
Рэв не останавливается. Деклан прожигает его взглядом, но за ним не