Он кивает.
– Ты никогда не хотел об этом с кем-нибудь поговорить?
– С психотерапевтом?
– Да. Я предложил Эбби сходить на сеанс всем вместе. Или к психотерапевту может сходить она одна, или вы вдвоем, или только ты, или…
– Хорошо.
Согласие дается мне легко. Я чувствую себя измотанным. Опустошенным. Я не настолько оптимистичен, чтобы думать, будто наш разговор – начало чудеснейших отношений с Аланом, но достаточно безумен, чтобы в моем сердце вспыхнула искра надежды. Я тоскую по маме. Хочу снова чувствовать, что являюсь частью чего-то большего.
– Я пойду.
– Я рад. – Алан сжимает мое плечо и убирает руку. – Твоя мама будет счастлива.
– Я готов на все, чтобы сделать ее счастливой.
– Знаю, – отвечает он. – Я тоже.
Глава 41
От: Деклан Мерфи
Кому: Джульетта Янг
Дата: среда, 9 октября, 22:21:07
Тема: Прокладывая новые пути
Думал, проведу эту ночь у Рэва. Утром я поскандалил с Аланом и мамой и решил, что это конец. Сказанного нами не вернуть. О новом пути можно и думать забыть. Утренний разговор был как взрыв ядерной бомбы: последствия неизбежны.
Но вечером у Алана сломалась машина. Я помог ему ее починить. Мы поговорили. Впервые за все время нашего знакомства. Он предложил нам сходить на сеанс семейной терапии. Я согласился.
Ты не представляешь, как трудно писать тебе под своим настоящим именем. Я восстановил аккаунт Мрака, но желания пользоваться им больше нет. Я будто прятался за этим ником.
Да так оно, собственно, и было. Поэтому вот он я перед тобой, настоящий. Я должен был признаться тебе в этом еще тем вечером, на главной дороге. Я должен был признаться тебе в этом уже сотню раз. Надеюсь, ты не думаешь, что я пытался тебя обмануть. На самом деле все наоборот. Я пытался обмануть себя. Я был не готов лишиться нашего откровенного общения.
Папа задремал на диване под какой-то документальный фильм. Он вздрагивает, когда я вхожу в гостиную, нашаривает пульт и выключает телевизор.
– Я думал, ты уже легла спать.
– Еще нет.
Я действительно уже лежала в постели, но не спала, а читала письмо на мобильном, поглаживая пальцем имя Деклана.
Он прав. Мы прятались.
Папа, зевнув, трет глаза, затем внимательно смотрит на меня.
– Ты в порядке? Подогреть тебе молока, чтобы заснулось хорошо?
Я улыбаюсь, но уголки губ подрагивают.
– Пап, мне не шесть лет.
Он отвечает мне улыбкой, но под глазами у него залегли тени, а во взгляде читается беспокойство. Он переживает за меня.
Мистер Жерарди не рассказал ему о фотографиях. Позвонив папе, он объяснил, что я проявляла мамину пленку, расстроилась из-за увиденного и уничтожила ее.
Он из трусости смолчал? А я? Тоже трушу?
– Посидишь со мной? – спрашивает папа.
Я собираюсь отказаться, так как мы уже давным-давно не проводим время вместе, но он протягивает руку и похлопывает по подушке рядом с собой.
– Иди ко мне, – зовет он, мягко поддразнивая меня. – Посиди со своим стариком, чтобы потом рассказать детишкам, как я тебе надоедал.
Я плюхаюсь рядом с ним. Он обнимает меня рукой за плечи и прижимает к себе. Тепло его тела окутывает меня, и я чувствую себя любимой и защищенной.
Я столько лет идеализировала маму и яркость ее натуры, сравнивая папу со скучнейшими оттенками серого и не замечая, что он все это время был прямо здесь, рядом со мной.
А она была с кем-то другим.
– Тсс, – успокаивающе шепчет папа.
Поняв, что плачу, я прижимаю пальцы к глазам. Папа еще крепче обнимает меня, поглаживая мою руку.
– Может, поговорим? – спрашивает он.
– Я не… – Голос срывается, и приходится начать заново: – Не хочу причинить тебе боль.
– Причинить боль мне? – Папа целует меня в лоб. – Этого не случится. Скажи, что причиняет боль тебе.
Я смотрю в его полные сострадания глаза, и на мои собственные опять наворачиваются слезы.
– Мама вернулась раньше. – Слезы соскальзывают с ресниц – горячие и тяжелые, дыхание прерывается.
Папа каменеет.
– Что? Откуда ты знаешь?
– В ее сумке лежал посадочный талон. – Не могу посмотреть на отца. Я еле дышу сквозь душащие меня слезы. Мои слова подкосят его, но я не в силах нести эту тяжесть на своих плечах. – Она вернулась раньше, чтобы провести время с Иэном.
– Джульетта… откуда…
– Я видела их, – рвутся из меня слова. – Видела. На маминых фотографиях. В постели. Прости, пап. Прости. Пожалуйста, не ненавидь меня.
– Джульетта… ох, милая моя! – Тяжело вздохнув, он снова притягивает меня к себе. И снова успокаивающе поглаживает меня по волосам. – Я никогда не смогу возненавидеть тебя, Джульетта.
– Я так зла на нее, – признаюсь я. – Как она могла? Как она могла так с тобой поступить?
– Тсс, все хорошо.
– Неправда! – Я отстраняюсь и смотрю на него. – Ненавижу ее! Я так ждала ее! Так хотела, чтобы она поскорее вернулась!
Папа болезненно кривится, и его глаза наполняются слезами.
– Не надо ненавидеть ее, Джульетта. Не надо.
– Она вообще нас любила?
– Тебя? – надтреснуто спрашивает он. – О да. Она любила тебя больше всего на свете.
Я фыркаю.
– Не больше трех дней с Иэном.
Папа смеется, но его смех печален.
– Даже больше этого. Она любила тебя так сильно, что осталась со мной.
– Что?
Он качает головой.
– Твоя мама была женщиной… свободного духа.
– Ты знал, – ошеломленно шепчу я.
– Не все. Подробности мне были ни к чему. – Он раздраженно хмыкает, впервые выказывая недовольство. – Теперь понятно, почему он так жаждал заполучить эту чертову камеру. Если меня что и злит, так это то, каким образом ты обо всем узнала.
– Но… но… – Я сглатываю. Голова идет кругом. – Но ты так грустил.
Выражение его лица меняется.
– Я грустил. И грущу. Как бы она себя ни вела, она была моей женой. Твоей матерью. Я привык к ее долгим отлучкам, но мне тяжело принять то, что она больше никогда не вернется. Если ты меня понимаешь.
Понимаю.
– Как давно это продолжалось?
Папа пожимает плечами, и в этом его движении столько покорности.
– Не знаю. Возможно, всегда. Но я узнал об этом только несколько лет назад.
Мой разум не в состоянии этого постичь.
– Но… почему ты не ушел от нее?
Он нежно берет меня пальцами за подбородок и грустно улыбается.
– Потому что я любил тебя, а ты любила ее. Я не мог лишить тебя матери.
Я начинаю переосмысливать происходящее в нашей семье в последние годы. Мои воспоминания полны проведенными мною с мамой незабываемыми мгновениями, но я не помню, чтобы родители посвящали время друг другу. Теперь понятно почему. В их отчужденности я всегда винила папу и считала его неспособным соответствовать яркой натуре мамы. Я не осознавала, что виновата она.
– Жаль, я этого не знала, – отвечаю, проведя ладонями по лицу.
– Почему? – Папа склоняет голову набок.
– Я считала ее безупречной. Считала ее самой храброй женщиной на свете.
– И правильно считала. Твоя мама и была очень храброй. Ее работа стоит восхищения.
– Она была эгоистичной, – резко отвечаю я. – Приезжала домой поиграться в семью, когда ей того хотелось, а все остальное свалила на тебя.
Папа морщится.
– Ну, ты в чем-то права. Но мы все небезупречны. Мамины недостатки ничуть не умаляют ее рабочих заслуг. И ничуть не умаляют ее любви к тебе.
– Она вернулась на три дня раньше, чтобы побыть с кем-то другим. – Шмыгнув носом, я вытираю заструившиеся по щекам слезы. Мама не заслуживает больше ни единой слезинки. По крайней мере сейчас. – Нелегко мне будет это пережить.
– Знаю, – мягко отзывается папа. – Знаю. – Он ненадолго умолкает. – Но эти три дня с тобой был я. И буду с тобой все оставшиеся дни, столько, сколько буду нужен тебе.
Я бросаюсь в его объятия. Он обнимает меня, и это самое прекрасное чувство на свете.
Глава 42
От: Джульетта Янг
Кому: Деклан Мерфи
Дата: четверг, 10 октября, 5:51:47
Тема: Что теперь?
Я рада, что ты не признался мне в этом раньше. Я тоже не хотела лишаться нашего с тобой общения. По правде говоря, мне грустновато оттого, что все закончилось. Зная ту сторону тебя, которой ты делился со мною в письмах, я теперь смотрю на наши с тобой разговоры в реальной жизни совершенно по-другому. Крохотная частичка меня все еще не может поверить в то, что это действительно ты.
Знаешь, ты много чего скрываешь от мира. Мне кажется, пора заменить твой пресловутый один-единственный снимок другим. Новым. Показать людям, кем ты являешься на самом деле.
И на этой ноте… что теперь?
Проснувшись, я нахожу на прикроватной тумбочке конверт. На нем почерком Алана написано мое имя. Внутри лежат триста долларов.
У меня чуть глаза из орбит не вываливаются. Не знаю, что и думать.
Я натягиваю футболку, хватаю конверт и спускаюсь в кухню. Мама с Аланом за столом пьют кофе и тихо переговариваются. Мнусь на пороге, чувствуя себя не в своей тарелке.
– Деклан, – замечает меня мама.
– Привет.
Я тереблю конверт с деньгами. Мне не по себе. Возникло неприятное ощущение, будто мама с Аланом пытаются как-то от меня откупиться. Из-за этого вчерашний разговор с отчимом утрачивает свое значение.
Я подхожу к столу и бросаю на него конверт.
– Я не могу их взять.
– Мы хотим, чтобы ты их взял, – говорит мама.
– Мне не нужны ваши деньги, – хмурюсь я.
– Это твои деньги, – возражает Алан. – Ты их заработал.
– Я ничего не сделал.
– Ты починил мою машину. Разве не ты сказал, что мне это обойдется в триста долларов?
– Я ведь согласился пойти к психотерапевту или куда там вам надо. – Отступаю, сжав челюсти. – Меня не нужно подкупать.
– Тебя никто и не подкупает. – В голосе Алана тоже появилась напряженность. – Ты сказал, сколько запросит автомеханик, и я решил тебе заплатить. – Он несколько секунд колеблется, прежде чем произнести: – И мы, наверное, переборщили с наказанием, забрав все твои сбережения для оплаты юриста. Ты их годы копил.