И тут меня озарило: потеря сознания вполне могла быть частью плана похитителя. Тогда, если я не случайная жертва, никто точно не найдет меня здесь. Тут же возник другой вопрос: не был ли маньяк одним из моих коллег?
Все сведения о похитителе сводились к тому, что он был довольно высок и широк в плечах, насколько я могла судить по нашей первой встрече. Не так уж много людей подходит под это описание, в нашем отделе все как на подбор были либо коротышками, либо узкоплечими. Да и голос – никаких ассоциаций, даже намека на то, что я прежде его слышала, не возникло.
Ощущение собственной беспомощности заставило забиться в угол подальше, умножая и без того невеселые мысли о собственной персоне. Никчемное создание.
…Мне было холодно, очень холодно. Поздний зимний рассвет почти не пробивался через маленькое подвальное окно, но очертания предметов стали четче. Пол был устлан тонким слоем соломы. Зарывшись туда ледяными ступнями, я, кажется, наконец, начала чувствовать стопы. Подумав немного, опустилась на корточки, и, насколько позволяла длина цепи, стала собирать солому в кучу, после чего залезла в получившееся гнездо и обняла себя за колени.
Кажется, этому типу не придется долго стараться, чтобы убить меня: еще пару часов, и я превращусь в ледышку. Когда я перестала трястись, на смену ознобу пришла новая беда: мне нестерпимо захотелось в туалет. Я стиснула зубы, чуть не расплакавшись, но протерпеть смогла недолго. Было безумно стыдно и обидно до слез, но организм требовал своего: отодвинувшись как можно дальше от импровизированной постели, я справила нужду, поняв, что до сих пор не чувствовала себя настолько униженной.
Сколько я протяну в таких условиях? А если у меня не останется сил выползать из соломы? Хоть бы ведро дал какое-нибудь…
И тут я поняла, что думаю совсем не о том. Мысли жертвы, смирившейся со своим положением, - а мне нужно встать, искать новые способы, как выбраться из ловушки, не сдаваться, ни в коем случае – не сдаваться.
Но все доводы были бессмысленны по одной простой причине: я не верила себе, и не чувствовала сил на сопротивление. Желание выжить было похоже на угасающую свечку. Огонек все меньше и меньше, свет тусклее.
Кажется, мне удалось уснуть, иначе я не могу объяснить то, что очередной визит маньяка стал для меня новой неожиданностью. Все повторилось – свет в лицо, его и мое молчание, от которого внутри все покрывалось ледяной коркой. Почему он прячется за маской? Какого цвета у него глаза? Я рисовала его в своем воображении и уродливым стариком, и молодым, красивым мужчиной, с ледяным взором.
- Выпусти меня, - заговорила я охрипшим голосом. – Я никому не расскажу, где была, клянусь, только отпусти.
- Зачем? – задал он вопрос, а я, несмотря на страх, удивилась:
- Я хочу жить.
- Так ли сильно ты этого хочешь?
Я глубже зарылась в солому, сгибая пальцы ног, и накрывая лицо руками, чтобы избавиться от слепившего света.
- Сильно.
- Ты ошибаешься, - ответил похититель и вышел.
Снова стало темно, и ощущение чего-то худшего тисками сжимало сердце. Я шаталась из стороны в сторону, не понимая, что за монотонный звук доносится до ушей, и только спустя время дошло: это я вою. Отлично, только этого еще не хватало.
- Надо взять себя в руки, - произнесла вслух, но веры в свои силы больше не стало.
Я закрыла глаза, думая о том, где сейчас мой брат. Несмотря на семилетнюю разницу в возрасте и мое над ним опекунство, у нас были весьма доверительные отношения. Точнее, так было до того, как я начала жить с бывшим парнем, Сережей. Роман между нами завертелся довольно быстро: мужчина приехал в наш город по работе и искал квартиру на длительный период, я показывала ему подходящие варианты. Выбор, кстати, весьма достойный, он сделал быстро, и в тот же вечер позвал меня в ресторан, а потом попросил показать город. Мы мотались по весенним проспектам всю ночь, пили шампанское из горла, стоя на берегу реки, дурачились и вели себя словно дети. С Сергеем было легко и уютно, я чувствовала себя счастливой как никогда ранее, и, глядя в его глаза, таяла словно мороженое. Хмель кружил голову, взгляды становились многозначительными, молчание – томным, и я, совершенно естественно, оказалась в его новой квартире. Впрочем, для меня это естественным не было, строгое отцовское воспитание заставляло когда-то краснеть даже от слова «секс», но в тот момент мне казалось, что я в нужном месте и в нужное время, и впереди нас ждет только счастье, одно на двоих.
Влюбленной дурочке, коей я была, простительны такие мысли, а так же розовые очки, по вине которых я не замечала очевидных вещей. Я ночевала у него, переместив часть гардероба, готовила ужины в его рубашке, и каждую ночь отдавалась словно в последний раз. Он оказался умелым и нежным любовником, знал, когда нужно промолчать, а когда – сказать подходящую фразу, одним словом – идеал.
Плюсы перевешивали минусы, и их было, на мой взгляд, весьма мало: раз в неделю он улетал в родной город, и в это время его телефон был выключен. Когда ему звонили по скайпу, Сергей всегда выходил в другую комнату и запирал дверь, объясняя это тем, что его начальство жило в другом часовом поясе и им ни к чему было знать, чем занимается в свободное время их сотрудник. Он не разрешал выкладывать совместные фотографии, все так же ссылаясь на свою работу и повторяя, что счастье любит тишину.
Папе Сережа сначала понравился, в отличие от Игоря. То ли брат ревновал меня, то ли понимал в людях побольше моего, но именно он спустя полгода открыл мне глаза на личность человека, с которым я провела столько времени бок о бок. Сергей был женат, полтора года назад у него родилась дочь, с супругой разводиться он не собирался, впрочем, как и рассказывать мне правду. Когда все вскрылось, мужчина пожал плечами и просто заявил:
- Тебе же было хорошо со мной, так?
Сначала мне хотелось отомстить, сделать ему так же больно, как минимум, рассказав жене о похождениях ее ненаглядного, но увидев в соцсетях снимок дочери, безумной похожей на своего отца, я закрыла страницу, удалила номера и решила больше никогда о нем не вспоминать.
Я закрыла глаза, надавив на веки пальцами, словно пытаясь таким образом остановить слезы. Следом некстати накатили воспоминания об отце, и тут уже я не смогла сдержать рыданий.
После расставания с Сергеем я вернулась домой, ощущая себя девяностолетней старухой, развалиной. Ночами моталась по квартире, страдая бессонницей, а потом лежала в кровати, встречая осенние рассветы. На работе я и так была не самой общительной личностью, но дома обычно все выглядело по-другому. Мы вели с отцом и братом откровенные беседы, и если бы все продолжалось так и дальше, я бы раньше заметила изменения, проявившиеся во внешности и поведении отца. Лицо его стало серее, он перестал есть дома, и, как выяснилось позже, на работе тоже. Когда силы совсем покинули его, и папа упал на работе в обморок, скорая помощь увезла в раз постаревшего мужчину в КДЦ, откуда спустя пару дней мы узнали страшный диагноз: рак желудка, четвертая стадия, метастазы. Я не могла поверить, что ничего нельзя изменить, что все те деньги, которые отец зарабатывал, будучи председателем совета правления директоров банка и имея там акции... все это было бесполезно. Не зря говорят: здоровье не купишь.
Мы с Игорем искали клиники в Германии и Корее, но ответы пришли уже после того, как отца не стало. Десять дней он пролежал в больнице, мы с братом не отходили от него. Вечером, словно чувствуя, что это наш последний разговор, отец взял меня за ладонь и начал говорить. Я слушала его, торопливо стирая бегущие по щекам слезы, и пытаясь запомнить каждое слово. Он наставлял меня, просил приглядывать за братом, а главное - не встречаться с мудаками. Тут я рассмеялась, шмыгая носом, и поклялась, что жизнь свою свяжу только с тем, кто понравится ему.
Отец вымученно улыбнулся и сказал:
- Я попрошу приглядывать за вами, чтобы не натворили дел.
- Кого? - удивилась я, но тут вошла медсестра с обезболивающим уколом, и беседа сама собой прекратилась. Поцеловал папу в щеку, я вышла в коридор, а утром нам позвонили из больницы и сказали, что его не стало.
Вспоминать те дни было безумно больно, поэтому разговор о том, что отец не оставил нас без присмотра, совершенно вылетел из головы. Теперь же, вспомнив эту фразу, мне оставалось надеяться, что этот человек (или люди) сможет найти и вызволить меня из плена.
Когда Собачья Морда в третий раз появилась передо мной, я тихо попросила:
- Дай мне воды, я очень хочу пить.
Он молчал минуту, по привычке слепя фонарем и скрываясь за обратной стороной света, после чего развернулся и ушел. Я удивленно вцепилась в прутья решетки, до боли вглядываясь во тьму. Его не было долго, и постепенно вся надежда на то, что я смогу утолить жажду, исчезала. Горько усмехнувшись, я плюхнулась на ящик, натягивая платье как можно сильнее на ноги.
"Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас ", - мелькнуло в голове, и я в этот момент всерьез задумалась, а не обломать ли мне ему весь кайф и сдохнуть прямо здесь. Вот будет неожиданность...
Мои мысли прервало повторное появление маньяка. Что - то было в его правой руке, что-то, похожее на тарелку. Я подалась вперед, но, все еще оставаясь на безопасном расстоянии, так, чтобы он не смог схватить меня, просунув руку через прутья.
Поняв, наконец, что он несет, я перевела на него недоверчивый взгляд и спросила шепотом:
- Что это?
- Вода, - ответил он мне и положил собачью миску, до краев наполненную жидкостью, к себе под ноги.
Вся ирония заключалась в том, что я не могла затащить посуду в клетку, не наклонив ее и тем самым не расплескав содержимое. Оставалось только либо черпать воду ладонью, либо по-собачьи лакать, стоя на четвереньках, потому что иного не позволяла длина оков.
Зажмурившись и стиснув зубы, я сцепила кулаки, чувствуя, как наполняюсь гневом.
- ПЕЙ! – вдруг заорал он, ударяя чем-то по прутьям решетки и пиная в мою сторону миску.