Эйре стало любопытно, к какой категории принадлежит ГГ. К тем, кто хочет видеть все воочию, подумала она, меньшим бы он не удовлетворился.
Янина Люков взяла стопку бумаг и положила связку ключей от своего кабинета. Потом взяла с подоконника стеклянную банку и поглядела сквозь нее на свет.
– Взгляните-ка на этого разбойника. Когда мы приступили к вскрытию, он все еще был жив.
Внутри вяло извивался червяк, скользил по стеклянным стенкам банки.
– Хотите сказать, что он находился в?..
– В животе, ага. Вероятно, покойный проглотил его целиком. Мы хотели отпустить его на волю, но я решила сначала дождаться сотрудника полиции.
– Не думаю, что он нам пригодится, – выдавила Эйра и сглотнула.
– Мы навели справки у одного энтомолога, сколько времени способен прожить дождевой червь в подобной среде. По его компетентному мнению, довольно долго. Ему требуется питание, влажность и кислород, а в теле человека, как и в рыхлой земле, этого предостаточно.
Эйра еще раз сглотнула.
– С другой стороны, он бы довольно быстро вышел наружу естественным путем, так что погибший съел его всего за день или два до своей кончины.
Также были найдены частицы мух и других насекомых. Кусочки жука.
Янина Люков включила компьютер и вывела снимок содержимого желудка на экран. Эйра глянула на кашеобразное месиво, в котором невозможно было ничего разобрать.
– Кроме этого мы обнаружили фрагменты птицы, – судебный медик вела курсор мыши по экрану. – Анализ воздушных мешков показал, что речь идет о крупной птице, вроде грача. Здесь есть даже фрагменты перьев и костей. Кости, вероятно, трубчатые – их нетрудно узнать, они полые внутри, чтобы их мог заполнять воздух. Тело птицы идеально приспособлено для полетов, прежде я и не представляла, насколько мудро она устроена. – Янина Люков говорила с энтузиазмом, как человек, который только что узнал что-то новое и теперь жаждет этим поделиться. Эйра вспомнила про воронов, которые бродили вокруг дома и оказались запечатленными на снимках той женщины-фотографа, ведь это они сейчас о них говорят. Вонь, которая царила там перед смертью: вот почему ворон пробрался внутрь.
Падальщик.
Миновав двери с кодовым замком и шлюзовую камеру, судебный медик провела ее в более прохладное помещение. Блестящий шкаф, который скрывал в своих недрах тела тех, кто недавно скончался или был найден мертвым.
– Обезвоживание организма. Именно это стало причиной смерти. Обычно человек может протянуть без жидкости не более двух суток. Должно быть, ему удалось набрать дождевой воды, но надолго ее не хватило.
Они не сумели распрямить его тело, спина окоченела в скорченном состоянии. Только сейчас, увидев Ханса Рунне голым и при люминесцентном свете, Эйра осознала, насколько сильно он исхудал – кожа до кости.
– Если только он не смирился и не забрался в угол в ожидании конца.
– Как зверь, который забивается в нору в предчувствии смерти?
– Тут скорее дело в слабости, которую они чувствуют, и прячутся, чтобы другие звери их не нашли. У животных довольно ограниченное представление о смерти.
– Сколько времени он пролежал мертвым?
– Почти двое суток, не меньше тридцати шести часов.
Они сумели определить это по процентному содержанию калия в глазной жидкости. Сколько времени он находился взаперти, сказать было сложнее, но, судя по всему, полученные данные ни в чем не противоречили тому, что они уже и без того знали об исчезновении Ханса Рунне.
Около четырех недель, плюс-минус несколько дней.
Янина Люков руками в резиновых перчатках осторожно взяла левую руку покойника.
– Раны на пальцах и сломанные ногти. Вероятно, он пытался сломать дверь, повреждения видны на обеих руках. Насколько я понимаю, дверь оказалась слишком крепкой.
– Сработана в пятидесятые годы, как для бомбоубежища, – кивнула Эйра. – Думаю, тому, кто ее заказывал, она обошлась в кругленькую сумму.
Такое уж было время, правительство призывало народ готовиться к Третьей мировой войне. Эйра вновь представила себе то подвальное окошко-щель, куда проникал воздух и дождевая влага – едва ли оно могло защитить от атомной бомбы, но помешало Хансу Рунне выбраться наружу.
– В остальном никаких следов физического насилия, кроме тех, о которых вы уже знаете, – продолжала судебный медик. – Что не исключает, к примеру, что он мог быть подвергнут пыткам. Профессионал умеет делать свою работу, не оставляя явных следов на теле и спустя почти месяц…
Эйра была не в силах оторвать своего взгляда от левой руки мужчины. Раны на пальцах почернели. Отсутствовали безымянный и мизинец.
– Довольно необычная процедура, – и Янина погладила тыльную сторону руки, словно та еще обладала какой-то чувствительностью. – Сначала ему сломали мизинец, чтобы затем отделить кожу и мускулы режущим, но не слишком острым инструментом.
– Это могли быть садовые ножницы? – спросила Эйра.
Они нашли в том подвале похожий инструмент со следами крови, которая по результатам анализа оказалась кровью Ханса Рунне.
– Лезвия были плохо наточены, – сказала Янина Люков. – Да, возможно, что и ножницы.
Они еще сравнят результаты экспертизы и тогда уже смогут точно сказать, что это был за инструмент. Те найденные ножницы были совсем ржавыми и, должно быть, резали с трудом. Эйра видела их снимок. Прошлым летом ей самой пришлось воевать с сорняками, вооружившись маминым старым секатором, сделанным еще в шестидесятые годы.
Они ненадолго заглянули в комнату отдыха, быстро выпили по чашке кофе.
– А во втором случае был использован тот же самый инструмент? В смысле, тот же, что и с мизинцем?
– Насколько я вижу, да.
– Если взялся кого-то пытать, то почему бы не запастись более подходящим для такого случая инструментом?
Янина Люков проглотила свой двойной эспрессо и улыбнулась.
– А уж это я оставляю вам.
Ее окружили черные птицы. Одна, с распростертыми крыльями, была запечатлена в момент приземления, другая пристально глядела на нее своим угольно-черным глазом-бусиной. Фасад дома позади них вырисовывался всеми своими оттенками, бесчисленными нюансами серого, древесными волокнами и фрагментами отслоившейся краски, которая, очевидно, когда-то была ярко-алой.
Кое-какие детали она узнала. Сгнивший мостик. Рваная занавеска в окне. На веревках для сушки белья, пересекавших комнату вдоль и поперек, висели увеличенные снимки. Это было красиво, мрачно и тягостно.
– Самое сложное – это выбрать, – проговорила фотограф по имени Туне Эльвин, женщина около тридцати лет, от природы наделенная неравномерной красотой, из-за которой ее рот был слишком велик по сравнению с остальным лицом, а один голубой глаз светлее другого. – Все равно что вырвать главу из книги, если вы понимаете, о чем я. Все является частью одной истории.
Довольно незатейливое фотоателье Туне находилось в подвале обычного жилого дома в той части города, которую местные прозвали «Ост». По дороге туда Эйра заприметила новые вегетарианские рестораны и кафе, которые старались изо всех сил, чтобы выглядеть уютными; там расположились студенты, полулежащие в креслах с ноутбуками на коленях. В Умео ее всегда охватывало чувство, что здесь она ближе к будущему, чем к прошлому.
В Одалене же все наоборот.
Туне Эльвин извинилась за царящий на тесной кухоньке беспорядок и толкнула дверь, ведущую в комнату в глубине. Эйра успела заметить незаправленную постель, брошенную на пол сумку, чуть затхлый воздух с примесью химреактивов, используемых в процессе проявки.
– Я здесь не живу, – быстро проговорила девушка, – но я часто работаю до глубокой ночи, надо же где-то прилечь. И потом, это обостряет ощущения.
– Что вы собирались делать с этими фотографиями?
– Я вела переговоры с одной галереей, и, наверное, они бы выставили их уже в январе. – Ее глаза заблестели, руки запорхали вокруг и выбрали копии снимков меньшего размера. Рядом лежало несколько распечаток, наброски рекламной афиши. «Заброшенные» – так она назвала свою фотовыставку, «работы Туне Эльвин».
Эйра ощутила внезапное головокружение, то ли из-за большого количества выпитого кофе, то ли из-за близости к смерти, испытанной ею только что в Центре судебной медицины и теперь проявившей себя снова при виде этих фотографий. Она оперлась о столешницу возле мойки, всю испещренную цветными пятнами.
– Вы в курсе, что у него есть дочь? – выдавила она.
– Ну да…
– И вы собирались отправить ей приглашение на эту вашу выставку?
– А что, хорошая идея. Знаете, я, наверное, так и поступлю.
Бесконечно медленно Эйра набрала стакан воды из-под крана и выпила.
– Его звали Ханс Рунне, – проговорила она.
– Знаю. Я ведь читала о нем в газетах.
– Тогда вам, наверное, известно, сколько времени он находился запертым в подвале этого дома, который вы фотографировали. Я только что была в Центре судебной медицины. Чтобы выжить, он ел пауков и червей, но в конце концов скончался от обезвоживания.
– По-вашему, я сама об этом не размышляла? – Туне была готова расплакаться. – Я почти перестала спать по ночам, потому что постоянно об этом думаю. Что я могла спасти его, если бы только поняла, в чем дело.
Эйра несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Всегда есть опасность зайти слишком далеко, особенно если находишься со свидетелем наедине – это, кстати, одна из причин, почему допросы лучше проводить вдвоем. Эйра не знала, почему именно сегодня ГГ решил наплевать на дела. С другой стороны, именно этот визит запланирован не был. Это было целиком и полностью ее инициативой – разыскать фотографа, раз уж она все равно оказалась в Умео.
– Ну, раз вы об этом думали, то не припомнили ли вы еще что-нибудь? – спросила Эйра, на этот раз более мягким тоном. – Какой-нибудь звук, что-то, что показалось вам необычным, привлекло ваше внимание?
Туне уставилась в пол, потом отошла в сторону.
– Меня охватило мерзкое чувство, – сказала она. – Я не была уверена, что действительно услышала какой-то звук. Подумала, что это дом. Старые дома часто издают какие-нибудь звуки.