– Я видела его позавчера, – подала голос Эйра. – Вечером. Он проезжал мимо и заехал ко мне.
– Что, прямо к тебе домой?
Еще одна полная фура захотела протиснуться к гавани. Пропуская одну машину за другой, Эйра пыталась припомнить, о чем, собственно, говорил в тот вечер ГГ.
– Он ездил в Оффе на место преступления, – сообщила она, когда снова смогла услышать свой голос в удаляющемся грохоте, – но вот Сальтвик он не упоминал. Он не говорил ничего особенного про это дело.
«Единственное, что он сказал, – подумалось ей, – что он счастлив работать со мной».
Но что еще?
Он сидел в том заброшенном доме, в тишине и одиночестве, и спрашивал себя… о чем?
Было ли это важно?
– Я не любительница подчищать за остальными, – заявила Силье, открывая дверцу машины. – Пусть ГГ разбирается с этим сам, завтра, когда вернется на работу.
Эйра заехала за матерью в приют, чтобы забрать ее на ужин домой. Персонал помог Черстин привести себя в порядок, уложить в непривычной манере локоны. Раньше мама носила другую прическу, более лихую и не такую кудрявую.
– Я накупила еды в отделе деликатесов, так что нам не придется возиться с готовкой, – сообщила Эйра.
С боязливой улыбкой Черстин пристегнула ремень безопасности.
– Но это же, наверное, дорого?
– Ну, ты же понимаешь – самые дорогие я брать не стану.
Тревога за финансы стала первым признаком болезни, еще задолго до того, как забывчивость проявила себя в полной мере. В ту пору Эйра жила в Стокгольме, поэтому ей понадобилось какое-то время, прежде чем она сообразила, что речь идет о чем-то ином, нежели о проявляющихся с годами у пожилых скупости и занудстве. Зацикленность на цене каждого товара, страшно раздражавшая Эйру, вырезанные купоны на дополнительную скидку и никому не нужные скатерти, «потому что она получила такое хорошее предложение в книжном клубе». Эта черта характера всегда присутствовала у ее матери – затаенная тревога, которая со временем только еще больше усугубилась. Черстин вполне хватало ее пенсии, как и раньше зарплаты библиотекарши, в доме никогда ни в чем не было недостатка, но речь шла не о цифрах на банковском счете. Сколько бы Эйра ни уверяла маму, что им есть на что жить и что деньги для них не проблема, все было напрасно – напротив, Черстин начинала еще больше переживать, потому что это доказывало, что на Эйру нельзя положиться. Кто знает, что ждет ее впереди, страх оказаться от кого-то зависимой, что придется клянчить, умолять и загонять себя в долги. При этом Черстин считала, что нельзя так наплевательски относиться к ценам на вещи, забывать, откуда ты родом, воспринимать свое собственное безопасное и надежное существование как данность.
Они проезжали под арочным мостом, где какой-то художник розовым неоном написал «Мои мечты – твое желание».
– Ты прямо сейчас можешь начать просматривать книжные полки, пока я буду накрывать на стол, – сказала Эйра.
– А зачем мне это делать?
– Чтобы посмотреть, каких книг тебе не хватает и какие ты бы хотела взять с собой. Мы же говорили об этом.
– Нет, не нужно.
Эйра поставила варить картофель и нарезала салат, вскрыла упаковку с лососем и разложила на тарелке закуску, антипасти с ветчиной и салями, натертый пармезан, который обожала ее мама. Выложила готовый шоколадный мусс в креманки, вместо того чтобы оставить его в пластиковых формочках. Эйра испытала легкий шок, когда увидела, сколько стоит в магазине крошечный кусочек копченого лосося – в реке же полно рыбы!
«Я сама ничем не лучше», – подумала она, отправляясь за мамой, чтобы пригласить ее за стол в гостиной.
Яблоко от яблони недалеко падает.
Черстин сидела и перелистывала сборник стихотворений Биргера Нормана. «Поэзия, – подумала Эйра, – ну конечно!» Коротенькие строчки, промежутки между словами. Приближаясь к концу стихотворения, не обязательно даже помнить его начало. Уже с младенчества она буквально купалась в поэзии, потому что ее мама не умела петь, но при этом считала, что ребенку с малых лет необходимо впитывать богатство и мелодику родного языка, особенно в таком месте, где всего два поколения назад были трущобы. Поэтому вместо того, чтобы петь своим детям колыбельные, Черстин читала им стихи.
Вот на что Эйра должна была обратить внимание. Больше читать матери вслух, когда та совершенно утратила охоту к чтению. Ритм, который убаюкивал, дарил ощущение покоя и безопасности.
Стихотворения были записаны даже на виниле, поэты Одалена самолично читали их на свенскмоле. Пока Эйра росла, пластинки каждое воскресное утро крутились на проигрывателе, словно вместо церковной проповеди.
Поэзия, она не для рифмы,
Не ради красного словца.
Она срывает пелену с глаз,
и ты видишь привычные вещи
совсем другими[7].
На Эйру накатила усталость при одной лишь мысли, сколько еще всего припрятано на чердаке и в подвале этого дома, следы прожитых здесь жизней. Как она может выкинуть все это без Магнуса? В одиночку решить, что ценно, а что нет, что вышвырнуть, а что оставить?
Молчание могло затянуться, поэтому, пока они ели, на кухне работало радио. После ужина Эйра включила телевизор, но тут же об этом пожалела, когда начался выпуск новостей: убитый на вилле в Тэбю мужчина и произошедшее где-то землетрясение, столько-то погибших. Эйра поискала какой-нибудь канал посимпатичнее и вдруг поняла, что ведет себя прямо как мама, когда та в детстве пыталась оградить маленькую Эйру от льющихся с экрана ужасов, выбирая только доброе и хорошее. Например, передачу «По следу», во время которой они соревновались, кто первый догадается о конечной цели кругосветного путешествия, были в курсе про французского лауреата Нобелевской премии и помнили названия китайских блюд. Чаще всего выигрывала Черстин, но сейчас она сидела молча. Эйра пыталась ее расшевелить, заставить что-нибудь вспомнить, что-то такое, о чем они когда-то слышали или должны были знать, но мамины глаза постепенно закрывались, голова все больше тяжелела, клонясь на грудь. Внезапно Черстин вздрогнула и очнулась. Растерянность во взгляде, когда она поняла, где оказалась.
– А где же Магнус? Он что, куда-то вышел?
– Его здесь нет, мама.
– Он никогда не умел приходить вовремя. Ума не приложу, что мне делать с этим мальчишкой.
Эйра плеснула немного вина в бокал, хотя от выпитого ее клонило в сон.
«Все, чего ты боялась, – подумала она, – уже случилось».
– У Магнуса все хорошо, – предпочла сказать Эйра на этот раз, ради тишины и спокойствия, ради этого редкого ощущения иметь возможность сделать что-то хорошее для своей мамы. – Просто сейчас он немного занят.
Она помогла ей принять ванну и подняться по лестнице в спальню. Там ничего не поменялось. Эйра убралась здесь чуть тщательнее, чем в других комнатах, перенесла на подоконник пару растений в горшках, которые еще не успели засохнуть.
Похлопывание по щеке, пожелание спокойной ночи. Эйра удивилась и даже малость растерялась, когда Черстин заключила ее в долгие объятия.
«Ты забыла, мама, что мы не обнимаемся?»
После Эйра еще долго лежала, прислушиваясь к сопению за стеной – обе двери спален она оставила открытыми. Ненадолго засыпала, потом снова просыпалась, вставала и проверяла, как там мама – прямо как новоиспеченный родитель: дышит ли она, не свалилась ли с кровати? Как бы ей хотелось, чтобы существовала некая математическая формула, с помощью которой можно было рассчитать, насколько болезнь завладеет мамой через год или четыре, когда ее любимый ребенок отсидит свой срок. Эйра проворочалась под одеялом, вспотела и открыла окно, за которым – одеяла облаков, освещенные луной.
«Возвращайся домой, придурок, – сказала она в ночь, словно Магнус мог ее услышать – за высокими стенами, в двадцати пяти километрах отсюда. – Скорее возвращайся домой».
Ее разбудил звук, донесшийся с нижнего этажа. На часах еще не было шести, но мама уже вовсю хозяйничала на кухне.
Побулькивая и шипя, работал перколятор. Эйра воздержалась от того, чтобы проверить, сколько Черстин положила в него кофе. Также она ни слова не сказала о постели, которая промокла от мочи – только прошмыгнула украдкой в прачечную с простынями в руках и скинула их в кучу на полу, решив, что сегодня же купит новую стиральную машину. Постаралась не нервировать маму во время завтрака, когда та порой замирала на минуту или две с недоеденным бутербродом в руке.
По дороге к машине Черстин увидела соседа и остановилась поболтать через забор, как в старые добрые времена. Радостный Патраск прыгал рядом.
– Как, Аллан, ты снова завел себе собаку?
– Ну! Разве не красавец? – сказал Аллан Вестин, стараясь не смущать Черстин напоминаниями о ее забывчивости.
Эйра отошла в сторонку, чтобы им не мешать, и тут в ее кармане завибрировал телефон. Сообщение от Сильи:
Ты где?
Эйра написала в ответ, что она на дороге в Крамфорс, попутно поглядывая в сторону мамы, которая просто заливалась соловьем.
Случилось что?
Она прикинула, сколько времени ей понадобится, чтобы довезти Черстин до приюта, и почувствовала, что ее прямо-таки разрывает на части. Часы и минуты, ответственность за свою работу, человек погиб и это дело на ней, ну хорошо, пусть не только на ней, воздадим ему за это должное, но она обязана стремиться к хорошим показателям, если хочет оказаться подальше от этой заплатки на Земле, где она играла ребенком, микрокосмоса, где время тянется невыразимо медленно, пока два старых человека стоят и болтают о том, что уже завтра будет забыто.
– Мама, прости, но мне нужно на работу. Нам пора ехать.
– Как? Мы даже не выпьем по чашечке кофе?
В руке вибрировал ответ от Сильи:
Можешь приехать в Сундсвалль?
Эйра открыла дверцу машины и подхватила маму под локоть. Аллан Вестин поддержал ее.