– Самый последний, – заверила ее Силье.
– Ты говоришь, он был подавленным. В каком смысле?
Эйра сделала несколько больших глотков. Вода оказалось пыльной и затхлой. Не стоило ей так говорить о своем шефе, это было гадко и неправильно, его личная жизнь касается только его.
– Он говорил про расследование. Про нынешних хозяев заброшенного дома, что эта ниточка, судя по всему, никуда не ведет, а еще про то… – Эйре пришлось перевести дыхание и глотнуть, в горле горело, – в чем состоит ценность жизни.
Взгляд прокурорши, казалось, проникал ей в самую душу.
– Если я спрошу вас напрямую…
– То ответ будет «нет», – тут же ответила Силье. – ГГ не тот человек, чтобы покончить с собой.
– Я понимаю, что для вас это трудно, но вы же понимаете, что мы обязаны об этом спрашивать, как если бы речь шла о любом другом человеке.
– Тем, кто совершает самоубийство, зачастую кажется, что без них мир станет только лучше, – заметила Силье. – Они страдают заблуждением, что они – лишний груз, балласт. ГГ же скорее считал, что мир стал бы лучше, если бы в нем было побольше таких, как он.
– Взгляды людей могут меняться, когда они находятся в депрессии или испытывают жизненный кризис, – заметила в свою очередь прокурор и перешла к другим делам, которыми занимался ГГ. Возможные угрозы со стороны тех, кого он отправил за решетку. Если они не найдут его в течение ближайших часов, то придется заняться этим делом вплотную. Кого недавно выпустили из тюрьмы? У кого имеются родственники, жаждущие отмщения? Завтра Берентс потребует выписку из банка и от оператора сотовой связи.
Сделав несколько звонков, прокурор сообщила, что теперь она формально входит в следственную группу, занимающуюся найденным в Оффе трупом.
– Так что всю полученную информацию станете докладывать непосредственно мне, – сказала она.
– А ГГ, – спросила Силье, – кто займется им?
– Вы же понимаете, что вы очень тесно работали с ним и слишком к нему привязаны. Вам придется доверить эту работу другим.
Сколько раз он думал, что оказался в темноте, когда речь шла всего лишь о нехватке света. В темноте, к которой могут привыкнуть глаза и где можно различить нюансы и тени.
Здесь же совсем другое.
Рука пропадает из виду, стоит поднять ее перед лицом. В ней до сих пор пульсирует боль, с тех пор как он пытался выломать дверь, стучал и ругался. По идее, он должен быть в ярости на того, кто это сделал, но злости больше нет. Он сидит и посасывает пальцы, помня про обеззараживающее свойство человеческой слюны. Ощущает вкус крови во рту.
Ночь прошла, но неизвестно, кончился ли день. Неужели он здесь уже третьи сутки?
Он сидит, наклонившись вперед, почти скорчившись, на нижней полке в погребе. Твердое дерево натирает позвоночник и копчик. Пол из плотно спрессованной земли будет помягче, но там полно всяких ползающих тварей. Ему не хочется, чтобы насекомые воспользовались его телом и залезли в него, пока он спит. Он слышал про летучих мышей, обитающих в подвалах, говорят, это их излюбленное место, и что это будет настоящая катастрофа, если все подвалы и погреба снесут и летучие мыши исчезнут из фауны, но раз так, то разве не должно быть какого-нибудь отверстия, через которое эти зверьки могли бы проникать внутрь?
Он заново ощупывает потолок над собой.
И как только им удается всю жизнь проводить в этой кромешной тьме?
Отверстие действительно имеется, отдушина, чтобы внутрь проникал воздух, но ее диаметр гораздо ýже его руки. Он ищет в темноте какой-нибудь предмет и натыкается на консервные банки. Есть еще бутылка, но она пустая. Он разбивает ее о железную дверь.
Отбитым горлышком наносит удары вокруг отдушины, на него сыпятся земля и стеклянная крошка. Горлышко трескается, ударившись о камень, но отверстие в стене больше не становится.
«Думай, – громко приказывает он себе, – мозги – это все, что у тебя сейчас есть».
Вначале он пытался считать минуты, но быстро уснул. А когда проснулся, то не знал, сколько прошло времени. Он так кричал, что сорвал голос, хотя и знал, что его никто здесь не услышит.
Когда они взбирались на скалу, в его кармане была почти полная бутылка воды.
Увидеть, сколько осталось от нее сейчас, не представляется возможным, но он чувствует, что она изрядно полегчала. Теперь только время имеет значение. Сколько он сможет выдержать до следующего глотка.
Было еще темное утро, почти ночь, когда Эйра въехала в Крамфорс. Пустые улицы, погасшие окна полицейского участка.
Часы в машине показывали 05:23. Ей удалось вздремнуть пару часов на диванчике, но приснившийся ей сон оказался настолько сумбурным, что буквально вытолкал ее обратно в реальность. Детали расследования перемалывались в голове и смешивались с паническими видениями об ускользающем времени.
Она устроилась в самом дальнем кабинете и ввела свой логин и пароль на стационарном компьютере. В течение дня ей пришлют служебный ноутбук, и у нее наконец-то появится возможность доступа к материалам расследования из любого места, где бы она ни находилась. С ним она сможет заниматься делом даже по ночам, что зачастую являлось привилегией лишь тех, кто постоянно здесь работал.
Правда, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы днем раньше задать вопрос про ноутбук. Эйра выросла без привычки требовать что-либо конкретно для себя, предпочитая приспосабливаться к существующим обстоятельствам, какими бы погаными они ни были. Ты либо терпишь то, что есть, не позволяя себе превращаться в нытика, который только и делает, что лежит да канючит, либо выходишь на открытую демонстрацию. Требование – такая вещь, которую надо выдвигать сообща, а не поодиночке.
– Ну, разумеется, – ответила прокурор, – ты же одна из тех, кто больше всего задействован в этом расследовании. Я прослежу, чтобы завтра прямо с утра прислали еще один компьютер. Если понадобится, тебе подправят договор о найме на работу.
Ощущение легкого головокружения. Как же это, оказывается, все-таки просто – потребовать и получить.
Ноутбук уже плывет по морю, на нем будут установлены все необходимые обновления или что там полагается. Эйра прямо-таки кожей ощущала, как бежит время, пульсируя, словно кровь по венам. Сегодня уже четвертый день, как о ГГ ни слуху ни духу.
Она решила просмотреть все материалы дела с удвоенным вниманием. Не существовало ни малейшего повода, который позволил бы думать, что его исчезновение как-то связано с текущим расследованием, и все же его тень ложилась на каждую страницу.
Что ГГ делал, о чем он думал, какими путями двигался?
Бо́льшую часть информации Эйра держала в голове, но были такие углы и закоулки, и даже целые пустыри, куда еще не ступала ее нога.
Отброшенное и едва упомянутое.
Сюда относились ворохи сведений от населения. Банковские транзакции и списки с номерами звонков, которые оказались далеко задвинутыми. Малозначительные на первый взгляд беседы с возможными свидетелями, чьих имен она даже не слышала. Результаты сотни рутинных проверок, присланных из Сундсвалля.
Она поискала допросы с теми свидетелями, о которых ГГ упоминал в тот самый день, когда говорил с ней по телефону про Сальтвикскую тюрьму.
Несколько мужчин, видевших Ханса Рунне в баре отеля «Штадт», и какая-то женщина, которая перебросилась с ним парой слов. С ними та же история. С головой, забитой другими проблемами, Эйра уловила лишь часть из того, о чем говорил ГГ. Все же кое-какие сведения ей удалось найти, один из упомянутых мужчин звонил в полицию, но никаких комментариев от ГГ, свидетельствующих о том, что он воспринял эту информацию к сведению, рядом не значилось. Про других же она вообще ничего не нашла. К примеру, ей не удалось обнаружить никакого упоминания о той женщине, что видела Ханса Рунне в отеле «Штадт» в Хэрнёсанде. Ни среди звонков от населения, ни в одном из рапортов тех дней.
Возможно, она просто что-то напутала.
Эйра сделала круг по кабинету. Туман затянул реку и горы, стерев границу между небом и землей. Наступил новый день, с его привычной рутиной, включающей в себя хлопанье дверей, треск телефонов и голоса, доносящиеся с разных сторон. Поскольку ее кабинет находился в самом дальнем конце коридора, то Эйру довольно долго никто не тревожил, пока она сама около десяти часов утра не решила сделать себе бутерброд и наполнить кружку кофе.
– Избегаешь меня?
Задорный голос Августа за спиной, переполняемый смехом, словно ручеек весной. Она улыбнулась, но незаметно, про себя.
Эйра провела рукой по волосам, с трудом припоминая, когда она в последний раз смотрелась в зеркало.
– Разве ты не в Стокгольме?
– Я же только на выходные туда ездил.
– Ясно.
Она понятия не имела, сколько дней прошло с тех пор, когда они виделись в последний раз, с тех пор, как они переспали – неделя, десять дней?
– Я вовсе тебя не избегаю. Просто сейчас дел много.
– В таком случае, как у тебя дела?
– С чем?
Между ними висел шум работающего кофейного автомата, но кроме этого было еще все то, что лежало и давило изнутри. То, о чем нельзя сказать в обеденной комнате, в коридоре, где мимо, поминутно здороваясь, пробегают коллеги. Что между ними что-то изменилось, нарушился некий баланс. Эйра никогда не строила насчет Августа никаких планов, свободная любовь – это так здорово, но теперь он женится, остановив в итоге свой выбор на ком-то другом.
– Да с тем расследованием. Мужчина в заброшенном доме. Или ты уже занята чем-то другим?
– Да нет. То есть да. Все нормально. – Автомат с шипением исторг из себя сваренный кофе, слишком крепкий.
– А я вот все никак не могу перестать об этом думать, – не унимался Август, – каково это – оказаться запертым и совершенно беспомощным? Можно ли вообразить себе смерть более страшную и жуткую, чем эта?
– Мне пора работать, – сказала Эйра.
Скорее прочь от искушения довериться ему и выболтать что-нибудь о ГГ. Прокурор особенно настаивала на том, чтобы эта информация как можно дольше не выходила за пределы узкого круга посвященных.