Силье достала блок стикеров, быстро черкнула что-то и, оторвав листочек, положила его перед Эйрой.
Отель «Штадт» в Хэрнёсанде.
– Это невозможно.
– В 00:10 он оплатил здесь счет на восемьсот сорок крон.
Черные на неоново-желтой бумаге буквы подмигивали, словно издеваясь.
– В «Штадт» ходит уйма народу, – заметила Эйра. – И это недалеко от служебной квартиры. Куда еще можно пойти человеку в обычный будний вечер в Хэрнёсанде, если время уже позднее?
– Ты абсолютно права. Это вовсе не обязательно должно что-то значить.
– С вашей матерью ничего страшного, – сообщила медсестра, открывшая ей дверь.
– Я приехала, как только смогла.
Один звонок из дома престарелых, и все полетело к чертям. Эйра всю дорогу гнала машину по крайнему левому ряду, потом стремглав взбежала по лестнице, физически ощущая, как все трещит и распадается на куски.
– Мы дали вашей маме болеутоляющее. Сейчас она просто очень уставшая.
Доносились отдельные крики, работал телевизор. Какая-то старушка обрывала листья с растения в горшке, когда Эйра пробегала мимо.
Свесив голову, Черстин сидела на постели в своей комнате. Дрожащая чашка с супом в здоровой руке.
– Как ты себя чувствуешь, мама?
– Очень хорошо. Со мной здесь носятся как с принцессой.
И все же правая рука согнута в локте и перебинтована, на лбу – большой кусок белого пластыря.
– Я приехала, как только мне позвонили, – сказала Эйра. – Прости, что так долго добиралась, я была в Сундсвалле.
– Но ты не должна мотаться туда-сюда! У тебя своих забот полно.
– Ну как же я не приеду, мама.
Эйра погладила маму по голове. Она ничего не сказала о том, что ее оторвали от важных дел, прямо в тот момент, когда расследование сдвинулось с мертвой точки. Она забила на все, позволив Силье донести то, что она знала, до прокурора. И теперь злилась, что ее мучают угрызения совести за содеянное.
– У тебя такой вид, мама, словно ты дралась.
– Нет, куда уж мне, – Черстин нервно рассмеялась. Ее нашли на полу в комнате, никто не знал, что произошло. Она была не в себе и твердила, что должна проведать детей. Вероятно, она ударилась головой о кровать и повредила руку, которую выставила при падении.
– Ей повезло, она отделалась лишь трещиной в ладьевидной кости, – сообщила медсестра, поправляя подушку.
Затем оставила их, чтобы принести кофе и что-нибудь на десерт.
Эйра оглядела комнату, всю такую чистенькую и светлую – жизнь, съежившуюся до восемнадцати квадратных метров. Но даже она не исключала всех опасностей.
На журнальном столике стоял букет цветов, пламенеющие осенние краски, из тех, что можно купить в цветочном магазине в виде готовой композиции.
– Какие красивые цветы! У тебя были гости?
– Да, Магнус приходил.
– Не может быть!
– Да-да. Он приземлился на воздушном шаре на лужайке. Ты не могла бы выглянуть и посмотреть: может, он еще здесь?
– Да нет, вряд ли. – Эйра понадеялась, что мама не стала болтать о таких вещах с персоналом. Они ведь могли и не знать, что когда-то, лет десять или пятнадцать назад, Магнус действительно являлся одним из совладельцев фирмы, занимавшейся полетами на воздушном шаре. Одному его приятелю пришла в голову идея организовать экскурсии над просторами Онгерманландского края, но туристов как-то не случилось, а предательские ветра пустили воздушный шар и весь проект коту под хвост.
Извечная тревога крепко сидела в Черстин, наравне с ее тоской по сыну.
Вернулась обратно медсестра с кофе и тигриным печеньем в полосочку. Эйра взглянула на открытку, приложенную к букету, и узнала имя старинной подруги матери. Они могли бы поговорить о ней, просто не упоминая Магнуса, как будто его и не было.
Эйра опустилась рядом с Черстин на кровать.
– Хочешь, я что-нибудь тебе почитаю? Включу какую-нибудь музыку?
Она разыскала компакт-диск из тех, что нравились маме и который Эйра сама часто включала, чтобы после ее ухода не было так тихо. Это был Моцарт, музыка из фильма про Эльвиру Мадиган. Черстин закрыла глаза, аккомпанируя здоровой рукой романтичным и вместе с тем таким печальным переливам аккордов.
В комнате, разумеется, уже навели порядок, ночной столик был вытерт и пустовал. Эйра привычно положила на него пару книг, чтобы тот, кто войдет сюда, сразу понял, кем была ее мама. Она даже написала для персонала длинное письмо, целых восемнадцать плотно исписанных листов формата А4, с описанием жизни Черстин Шьёдин: как она росла, кем стала, когда повзрослела, что ей нравится читать и слушать. Были там и фотографии, включая те, где мама была еще совсем юной. Эйра выбрала самые живые снимки. Больше всего она боялась, что с ее мамой станут обращаться как с человеком, начисто лишенным всякой индивидуальности, относиться как к старой женщине, потому что пусть даже ее интеллект постепенно угасал, она все равно оставалась той же самой личностью, с глубоким внутренним миром, читавшимся во взгляде, который стал теперь таким отсутствующим и вместе с тем обращенным внутрь себя.
Черстин засыпала.
Эйра держала ее за здоровую руку, смотрела, как мамины веки закрываются и черты лица разглаживаются; сеточка сосудов под когда-то молодой кожей. Весь накопленный ею опыт, тайны, которые теперь сгинут навсегда.
«Люди врут», – подумала Эйра.
Она никогда не считала свою маму лгуньей. Так нельзя. Вместо этого ты веришь, что родители – это правдивая версия тебя самого, до появления на похоронах незнакомого ребенка или пока это не выяснится в ходе расследования убийства.
Именно так, через работу, ей довелось узнать, что Черстин много лет подряд крутила роман на стороне и тайком бегала к своему любовнику на таможенную заставу у реки, когда Эйра, еще совсем малютка, лежала и спала, или смотрела фильм, или играла с подругой. Сколько сама Эйра ни копалась в памяти, она не смогла припомнить ничего, что бы на это указывало, и все же, должно быть, в груди Черстин бушевал шторм, когда она возвращалась от любовника.
Эйру грела мысль, что на долю мамы выпало чуть больше счастья и приключений, чем можно было себе представить.
Что она обманывала их самую малость.
Эйра провела рукой по ее волосам, они были покрашены и снова уложены в прическу, это хорошо. Потом пересела в кресло и открыла ноутбук.
Она могла позволить себе остаться здесь ненадолго, прислушиваясь к спокойному, почти неслышному дыханию матери. Снаружи сгущалась тьма. Между редких фонарей промелькнул и пропал из виду силуэт одинокого бегуна. Река, несущая свои воды в лунном свете. Еще не вытащенная на зиму лодка.
Повторно заиграла «Эльвира Мадиган» – печальная история, закончившаяся смертью циркачки-канатоходки и ее возлюбленного. Эйра не имела никаких моральных предубеждений против неверности, люди тянутся туда, где есть любовь, но у нее не получалось выкинуть из головы мысли о Силье и ГГ, как им удавалось держать свои отношения в тайне от коллег-полицейских, специально натасканных на то, чтобы обнаруживать такие вещи.
Следом она подумала об отеле «Штадт» в Хэрнёсанде и Гранд-отеле «Лапландия» в Гэлливаре, Микаэле Ингмарссоне, который в качестве строительного консультанта объездил весь Норрланд.
Ночи в гостиницах, безликие коридоры.
Какая-нибудь случайная женщина.
Почему они не обратили на это внимания? До сих пор расследование крутилось вокруг организованной преступности, отрезанные пальцы ввели всех в заблуждение, а когда оказалось, что нынешний владелец дома из России, то это бросило тень на все.
Заслонив собой свет.
Эйра включила ноутбук и прочитала допрос Микаэля Ингмарссона. Это заняло не больше минуты, настолько коротким он оказался.
Мне плевать, поймаете вы их или нет.
Все, чего я хочу, это жить дальше своей жизнью.
Перед ее внутренним зрением промелькнула шикарная отремонтированная кухня в деревенском стиле, дети, которые с шумом носились вокруг.
Я хочу, чтобы моя супруга была рядом.
Это то, через что нам пришлось пройти и вместе преодолеть.
Были ли у него причины говорить неправду? Ей вспомнились закравшиеся в душу сомнения и как после, уже сидя в машине Антти-в-Квадрате, она действительно подняла этот вопрос. Осторожно, чтобы ни в коем случае не поставить под вопрос компетенцию коллеги, и еще потому, что она сама не была до конца уверена. Быть может, Эйра специально выискивала изъяны в этой идеальной семейной жизни, потому что завидовала ей.
Завидовала потолочным балкам и светлому просторному интерьеру, детским голосам, всему, что там было.
Счастью, что живет в тех стенах.
Эйра вышла на балкончик, чтобы не потревожить сон матери. Рабочий день уже кончился, но было еще не очень поздно.
Однако комиссару из Лулео, кажется, не слишком понравилось, когда его побеспокоили.
– Нашли что-нибудь?
– Есть вероятность, что нам в руки попали сведения, которые меняют всю картину, – сказала Эйра.
– Тогда понятно, почему вы звоните мне посредине матча.
Матча? Какого матча? Хоккейного, должно быть, ведь уже ноябрь, и сезон в самом разгаре.
– Надеюсь, там не «Лулео» играет, – сказала она.
– Вы серьезно думаете, что я бы тогда вообще стал брать трубку?
Эйра рассмеялась чисто из вежливости.
– Появился новый свидетель. Мужчина, который видел жертву вместе с некой женщиной на месте преступления. Это заброшенный дом в чаще леса, если помните. По всей видимости, других людей там не было.
– Женщина? Вам известно, кто она? У вас есть вещественные доказательства?
– Пока нет.
– Что-то новое, что связывает эти два дела?
– Не совсем.
Эйра догадывалась, какое направление приняли мысли коллеги, она по собственному опыту знала, как это бывает. Прокручиваешь в голове все расследование целиком, все сценарии развития событий, попутно отбрасывая те, что не подходят.
Шаг в сторону лишал уверенности, выбивал почву из-под ног, уводил в иные дебри.