Тебя никто не найдет — страница 43 из 54

«Корни что-нибудь, да значат», – успела подумать Эйра, пока на экране не высветились новые имена. Родители, которые произвели малышку Биргитту на свет.

Ее маму, бабушку Санны, звали Лилли Ингеборг Мелин. Родилась в Шалеваде в 1928 году.

И дедушка.

Мигрень вернулась с новой силой, застилая пеленой глаза и мешая четко видеть. Эйре пришлось тряхнуть головой, чтобы убедиться, что это не ошибка зрения.

Карл-Эрик Баклунд.

Родился в 1926 году, умер в 2011 году.

Эйра резко вскочила и огляделась, ища, кого бы позвать, но рядом не оказалось никого из вовлеченных в расследование. Пульс отдавался в ушах.

Карл-Эрик, Калле, старый вояка, заправлявший всем в доме в Оффе, пока не скончался и не оставил его своим детям, которые не пожелали там жить.

А ведь про него Эйра тоже наводила справки, чтобы иметь четкое или хотя бы приблизительное представление о прошлых хозяевах дома. Семейная фотография Баклундов до сих пор мерцала у нее на экране.

На ней были изображены Агнес Баклунд, его жена, и их дети – Пер, Кристина, Ян и Ларс. Ян, который в молодости крутил роман с ее мачехой. Родней он их не сделал, зато память о нем до сих пор будила в них ощущение причастности к чему-то такому, над чем Эйра не имела власти, что происходило еще до ее рождения.

В 1951–1954 годах Карл-Эрик Баклунд состоял в браке с Лилли Баклунд, в девичестве Мелин.

Первая жена. Мы называли ее просто «бывшей»…

Черт возьми, как она могла это пропустить?! Почему никто из детей Баклундов не упомянул, что у них есть сводная сестра, никто, кроме того старого вдовца в Оффе? Что он там говорил? Что первая жена, по слухам, обладала тяжелым характером и была родом из Ноласкуга.

Эйра продолжила поиски. Лилли Мелин родилась в Шалеваде, зарегистрирована в Шалеваде, ну да, это же и есть лес Ноласкуг, область к северу от леса Скулескуг, называвшаяся так с незапамятных времен.

Эйра зажмурилась, чтобы дать глазам отдых и осознать тот сногсшибательный факт, что Санна Мелин состоит в близком родстве с прошлыми хозяевами заброшенного дома.

Выходит, она унаследовала ключ от матери с бабушкой? Бабушка Лилли отказалась его вернуть, когда супруг решил взять себе женушку получше?

Эйра распахнула глаза. То, что она искала, было здесь, прямо у нее под носом.

Дата рождения Лилли – 1928. И следом – дожидающееся своей очереди пустое место.

Она еще жива.

Временами ему чудится, будто снаружи шумит море. На самом деле шумит в ушах. Пульсация крови, которая все еще циркулирует в его теле.

Уже нет никакой разницы – открыты его глаза или закрыты, зато он видит их. Заливаясь смехом, Юлия бежит к нему навстречу от ворот детского садика и восторженно вопит, когда он подхватывает ее на руки и подкидывает высоко в воздух.

Ему хочется вырезать их имена на стене – они увидят и все поймут. Прямо сейчас у него нет на это сил, но потом…

ГГ вытряхивает последние капли из третьей банки, даже толком не распробовав ее содержимое. После этого он вновь забирается в щель между полками, уверенный, что не заметит, когда очередная волна накатит и схлынет. Когда смерть заберет его жизнь. К тому времени он будет уже спать. И там, во сне, все закончится. Вот он есть – и вот его уже больше нет.

Из моря цветов на летнем лугу торчит светлый чубчик. Маргаритки и чертополох, детская ручонка, протягивающая ему букет. Это мне? Какой красивый, это ты сама собрала? Сын где-то спрятался, он зовет его, бегает вокруг летнего домика, ищет, уже темнеет, так рано, разве сейчас не лето? На мгновение оказывается, что это он сам спрятался, только не знает где. А потом вдруг видит мальчика, склонившегося в траве над какими-то козявками, «они сейчас окрылятся, папа», – шепчет Эрик, и его лицо светится от счастья, «гляди, папа, у них появляются крылья», и папа опускается рядом с ним на колени, трава и крапива колют ноги в шортах.

И муравьи взмывают над землей.

Эйра подъехала к лесу Ноласкуг на рассвете. Спать она все равно не могла, непоседливое тело не желало пребывать в покое и требовало действий.

Прошло уже семь дней.

В Докста она остановилась в придорожной забегаловке и позавтракала. В темноте за окнами угадывался огромный силуэт горы Скулеберг, круто взмывающий вверх, пещеры, где когда-то хозяйничали разбойники. Туристический сезон закончился. В меню были сосиски и мясные тефтели, но Эйра сумела запихнуть в себя лишь один йогурт. Снаружи дремали длинные ряды грузовиков – шоферы-дальнобойщики отсыпались перед дальней дорогой. В детстве отец иногда брал ее собой в свои поездки, и по ночам ей нравилось сворачиваться в клубочек в алькове за передними сиденьями. Музыка по ночному радио и фары встречных грузовиков, словно летящие по ночным дорогам рождественские елки. Указатели с незнакомыми названиями городов.

Тепло в кабине. Рассказы отца о местах, которые они проезжали.

Ноласкуг отличался от промышленной застройки к югу от Скулескуга. Конечно, заводы и фабрики располагались вдоль всего побережья Норрланда, но здесь крестьяне были побогаче, а помещики – повлиятельнее. Почему именно жители Ноласкуга получили разрешение короля торговать и с саамами на севере, и с купцами на юге, до сих пор было неясно, зато благодаря этой привилегии они находились в стране на исключительном положении.

До восхода солнца оставалось еще несколько часов, когда Эйра въехала в Шалевад. Одно из старейших поселений, село с церковью, которое теперь, скорее, являлось пригородом Эрншельдсвика. Эйра нашла адрес приюта, где жила Лилли Мелин. Для визита было еще слишком рано, она откинулась на спинку сиденья, чтобы подремать несколько минут.

Сон на грани яви, беспорядочные видения, казавшиеся настоящими, где ГГ вместе с ней входил в некий дом, чтобы побеседовать со старой женщиной, а сидевшая за столом Санна Мелин предлагала выпить кофе, и все это казалось им в порядке вещей.

Эйра проснулась, когда ее голова упала на грудь. Часы на приборной панели показывали 07:14. Тело затекло, хотя она проспала всего пятнадцать минут. Она проверила телефон и увидела, что Силье только что прислала ей сообщение.

Снимок молодой пары.

Смеющийся в объектив молодой Дамир Авдик. Кажется, фотография была сделана летом: на ней было голубое небо и море. Девушка рядом с ним слабо улыбалась, возможно, от застенчивости, и глядела куда-то в сторону.

Видишь, кто это?

Эйра увеличила снимок. Конечно, здесь она была моложе, чем на фотографии в паспорте, но с тех пор Санна Мелин мало изменилась, разве что волосы. На снимке они были немного растрепанные из-за ветра и длиннее, чем сейчас.

Эйра позвонила.

– Ну вот разве можно представить, глядя на этот снимок, что всего год спустя она всадит ему нож в спину и пронзит печень? – начала Силье.

– Пришли результаты вскрытия?

– Предварительные.

– Кто сделал фото?

– Не знаю, но нам его прислала сестра Дамира из Сараево. Всю ночь, говорит, искала, оно где-то у нее на старом диске хранилось. Дамир и Санна познакомились, когда он жил в Эрншельдсвике. Брат влюбился, и сестра сердилась на него из-за того, что он не хочет возвращаться домой – от их семьи после войны уцелели только они вдвоем.

– Значит, он и Санна Мелин были парой.

– Но недолго, – заметила Силье, – по словам сестры, к тому времени, когда он поступил учиться на переводчика и переехал в Хэрнёсанд, их роман уже завершился. Во всяком случае, так сказал ей Дамир. Сестра помнит, что брат хотел уйти от этой девушки и что это было нелегко сделать.

Эйра прикрыла глаза, пытаясь восстановить хронологию. В 2005 году Санна тоже переехала жить в Хэрнёсанд, в трехкомнатную квартиру, а в феврале 2006-го персонал университета заявил об исчезновении Дамира.

– Выходит, она решила последовать за ним? Поэтому переехала?

– Я собираюсь отъехать, у меня через несколько часов встреча с его последней девушкой, – сообщила Силье. – Дамир ей говорил, что с прошлой у него все покончено, и она ему верила.

– Почему же в материалах по делу об исчезновении об этом нет ни слова?

– Ну ты же знаешь, как это бывает. Пропал взрослый мужик, и нет ничего, что указывало бы на преступление. Много найдется тех, кто скажет, что любой волен бросить все и уехать. Станешь ли ты допрашивать всех его бывших? Я даже не знаю, отреагировал ли как-то вообще на это полицейский, который принял заявление, потому что нам сейчас до него как до Луны.

– Кто это был?

– Боссе Ринг.

– Вот черт, – Эйра и не знала, что ее старший коллега в то время, больше пятнадцати лет назад, работал в Хэрнёсанде, но, с другой стороны, она вообще мало что о нем знала, поскольку он никогда ничего о себе не рассказывал.

– А теперь он окопался у себя в Мюккельгеншё и хрен до него дозвонишься, – ворчливо продолжила Силье. – Я уже раз десять ему набирала, начиная со вчерашнего дня, и каждый раз натыкалась на автоответчик, который меня уже достал, а на почте лежит автоматическое письмо. Будь это кто другой, я бы еще подумала, стоит ли кого посылать так далеко в глушь, но это Боссе Ринг, а он никогда ничего не забывает. Был один как-то раз, который придумал… – Она внезапно осеклась и замолчала, осознав всю серьезность. – Кажется, это был ГГ. Они долгое время проработали вместе. Интересно, он знает?

– Это не так далеко от того места, где я сейчас нахожусь, – заметила Эйра, – самое большее шесть-семь миль.

Она увидела, как какой-то человек слез с велосипеда у дверей приюта для престарелых – начал прибывать дневной персонал. Опыт подсказывал Эйре, что по утрам у людей самые свежие мозги.

Пока не начался новый день и не внес свою сумятицу. Пока еще мало впечатлений.

– Мне пора идти.

Лилли Мелин долгое время справлялась со всем сама, и лишь в девяносто лет ей пришлось переехать жить в приют для престарелых, когда патронажная служба обслуживания на дому забила тревогу из-за участившегося количества несчастных случаев.

– Как я уже говорила вам по телефону, у нас нет причин нарушать обязательство о неразглашении, – сказала заведующая, пятидесятилетняя женщина с тронутыми проседью белокурыми прядями, которая ради такого случая прибыла на работу пораньше.