– Мы с вами находимся на космодроме «Байконур», на взлетно-посадочной полосе аэродрома «Юбилейный». Здесь я, Талгат Мусабаевич Садыков, военный пенсионер и подполковник в отставке, работаю в настоящее время охранником. – Изо рта говорившего вырывались облачка морозного пара. – Взлетно-посадочные полосы «Юбилейного», основная и запасная, специально были построены для орбитального корабля типа «Коршун». Именно сюда его некогда, в середине восьмидесятых, доставляли из Подмосковья с помощью тяжелого бомбардировщика. Именно здесь после запуска ракетой «Родина» с Байконура он совершил свою первую (и, как впоследствии оказалось, последнюю) самостоятельную посадку. Именно отсюда его возила транспортная «Мрия» на авиасалон в Ле Бурже в 1989 году. И именно отсюда, со взлетки «Юбилейного», он с помощью все той же «Мрии» отправился однажды ночью в свой последний полет. Куда? Об этом никто не знает, но говорят, что в Китай. И я в ту ночь работал здесь и был свидетелем его погрузки на «Мрию» и первых минут полета.
Талгат повернулся, ракурс сменился.
– За моей спиной вы видите ажурную конструкцию – это так называемый ПУА-сто, или подъемно-установочный агрегат. Он специально был построен для перегрузки «Коршуна» здесь, на аэродроме, а потом долгое время не использовался. В течение пары недель до операции специальная бригада восстанавливала его и подготовила к работе. А затем, в ту ночь, я своими глазами видел, как транспортный агрегат – колесный автопоезд с прицепом – привез сюда из монтажно-испытательного корпуса по специальной дороге орбитальный корабль. С помощью ПУА-сто «Коршун» сняли с транспортного агрегата и переставили сверху на фюзеляж «Мрии». Закрепили. В операции принимал участие целый боевой расчет, десятки человек. Кое-кого из них я знаю лично и пытался уговорить рассказать на камеру о том, как дело было. Практически все отказались. Господь им судья. Но вот один человек на условиях анонимности согласился.
Камеру выключили, а потом снова включили, и ракурс теперь оказался иной. То же аэродромное поле, мороз, солнце, парок изо рта. Спиной стоит мужчина в богатой песцовой шапке с ушами, в парке с меховым воротником. Лица его совершенно не видно – только пар, клубящийся над шапкой.
– Я подтверждаю то, что рассказал Талгат. Да, в ту ночь мы перегрузили здесь «Коршун» на «Мрию». Даже странно, что это удалось – с отвычки и без тренировок. Но сумели.
– Вам заплатили за работу?
– Естественно.
– А что за люди всем командовали?
– Извините, но об этом я говорить не буду.
– Хорошо, спасибо и на том.
Снова в кадре возникло лицо Талгата:
– В итоге в ту ночь «Мрия» с «Коршуном», укрепленным сверху, совершила по полосе пробную рулежку и пробежку. А еще через пару часов тяжелый самолет украинского производства взял курс в неизвестном направлении. Куда он полетел? Где в итоге приземлился? Боюсь, это остается загадкой.
Обрыв записи.
Следующий файл был совсем крошечный, и экран совершенно темный, не разглядеть. Сюжет длился всего двенадцать секунд, и было видно, как огромный транспортный самолет, поверх которого, прямо на фюзеляже, установлен «Коршун», разгоняется в полутьме по взлетно-посадочной полосе.
В директории имелся и еще один видеофайл. Денис запустил его. На нем пошла картинка МИКа с разрушенной крышей – того самого, у которого мы стояли позавчера. В углу кадра висел логотип Главкосмупра. Снимали с вертолета. Слышался звук двигателя и стрекот винта. А поверх Талгат пустил свой комментарий:
– Как мы видим, вся крыша гигантского сооружения полностью обвалилась. И это, как официально считается, произошло из-за нескольких тюков рубероида, складированного в одном месте? Или из-за керамзита, намокшего от дождей? Очень и очень сомнительно! А теперь посмотрите: внизу ангаров, под обломками крыши – там же ничего нет! – Там, на полу гигантского корпуса, и вправду виднелся только строительный мусор. – Нам говорят, что все останки тяжелой ракеты «Родина» и орбитального корабля «Коршун» – все было порезано на металлолом и вывезено. Но вот кадры, сделанные, как говорят, непосредственно после катастрофы.
Пленка закончилась, и теперь понеслись, одна за другой, фотки, снятые внутри ангара.
Засыпанные строительными обломками циклопические сооружения ракеты.
Торчащий из-под груды пыли, кирпичей и арматуры вроде бы нос «Коршуна».
А автор продолжал вещать за кадром:
– Да, корпус «Родины» под грудой металла хорошо виден. Но где ее уникальные, мощнейшие двигатели РД-170? Спасательная команда не сфотографировала ни одного. Не оттого ли, что еще до катастрофы они были предусмотрительно демонтированы и вывезены той же «Мрией» в Китай? А вот под завалами – обломки «Коршуна». Мы видим один только его нос. Ничего больше. Ни крыльев, ни двигателей – ничего. Не оттого ли, что перед нами всего лишь макет? Доставленный для прикрытия из другого МЗК – монтажно-заправочного корпуса? А настоящий орбитальный корабль уже давно вывезен в неизвестном направлении?
Запись закончилась.
– Похоже, действительно бедный Талгатик прищемил кому-то хвост, – задумчиво проговорил Радий. – И его убрали?
– Почему он вообще за это расследование взялся? – спросил Денис. – Радий Ефремович, он вам не говорил? Зачем ему это? Он такой правдолюб и правдоруб? Или он хотел таким странным образом прославиться? Или заработать? Может, он кого-то шантажировать намеревался?
– Шантажировать! – усмехнулся отставник. – Ты хоть понимаешь, на каком уровне принималась та операция по вывозу «Коршуна»?
– Понимаю. На очень высоком. Хотя бы получить разрешение на пролет «Мрии» с Украины над нашей территорией, а потом над Казахстаном – это дорогого стоит.
– Вот именно. И как, интересно, подполковник в отставке из своего Байконура мог до людей, которые все это организовали, дотянуться? Чтобы шантажировать?
– Может, он через вас хотел в итоге действовать?
– Он ничего мне подобного не сказал.
– Или кого-то из здешних, на местном уровне, этими записями шантажировал? Кто-то ведь тут, на Байконуре, всю эту операцию осуществлял?
Радий задумчиво нахмурился.
– Вообще-то он что-то болтал мне… Мол, кто-то ему за информацию заплатит. Кому-то с ним придется обязательно поделиться. И он разбогатеет.
– Вот! Вот! А кто конкретно это был, кого он думал шантажнуть? Он не говорил? Не намекал?
– Нет, вроде никаких имен не звучало. Обычная пьяноватая болтовня.
Тут меня отвлекли. В сумочке зазвонил телефон. Я глянула на определитель: моя риелторша из Москвы. Надо было ответить. Звонила она мне только в особенных, пиковых случаях, и нехорошее предчувствие заползло в сердце.
Я взяла мобильник и вышла на кухню. И впрямь, по закону парности событий, подмеченному в поговорке «Беда не приходит одна», риелторша сообщила о вещах нерадостных. И хоть грех сравнивать смерть человека с проблемами арендодателя-рантье, но, как верно замечено в другой народной мудрости, своя рубашка ближе к телу. Янина рассказала: вчера соседи опять вызывали полицию. Новый мой арендатор не на жизнь, а на смерть схватился со своей сожительницей: крики, мат-перемат, чуть не поножовщина, кровища. Раздолбали дверь в ванной, вырвали с мясом замок, разбили зеркало. Надо же, а казался приличным человеком, на телевидении работает. (Останкино от моей квартиры в двух шагах.) Я сказала решительно, что съемщика надо выгонять, а то совсем мою репутацию среди соседей уронит, и подавать новое объявление о сдаче.
– Приезжай новых жильцов отсматривать, – предложила риелторша.
– Подумаю.
Я вернулась в комнату. Разговор между мужчинами продолжался все о том же.
– Скажите, Радий Ефремович, а зачем Талгат вам-то эти видеофайлы переслал? Чего он в итоге от вас-то хотел?
– Откуда ж я знаю! Но вообще он, по-моему, впечатлился и моим былым местом службы в Голицыно-два, и тем, чем Владька занимался – шутка ли, доктор наук, профессор, в королевской фирме тридцать лет прослужил. И про Галину когда узнал, очень восхищался.
– А что за Галина? – поднял брови Денис.
Я пояснила:
– Владислав Дмитриевич, дед мой единокровный, был женат на Галине Иноземцевой. А она тоже в ОКБ-1 работала, а потом в первом женском отряде космонавтов тренировалась, дублершей Валентины. Всех из первого отряда знает, с Королевым встречалась.
– Твоя родная бабушка?! – поразился мой возлюбленный.
– Нет, я по другой линии. От морганатического брака.
– Но вообще по стилю убийство похоже на пьяную разборку, – промолвил наш хозяин. – Поножовщина, бытовуха. Обычно если заказ, особенно когда спецслужбы работают или выходцы из них, исполняется все тоньше.
– Ага, ядом мажут ручку входной двери, – фыркнула я. – А после этого шум на весь мир.
Но при словах о бытовухе и пьяной разборке мне в голову вдруг пришла одна мысль.
– Дядя Радий, – сказала я. Иногда я позволяла себе так его называть, и он был не против, хотя никакой он мне, конечно, не дядя. Звучало по-школьному, по-детски – но, с другой стороны, красиво, с аллитерацией на «д»: ДяДя РаДий. – Вы ведь в ту ночь, когда с Талгатом встречались, после в гостиницу вместе с Еленой вернулись…
– Подсматривала за нами? – ухмыльнулся ракетчик в отставке.
– Немножко, – не стала отпираться я.
– Я, когда позавчера от Талгата после пьянки вышел, решил пройтись немного. Здесь ведь мой родной дом рядом, на улице Сейфуллина. Моя квартирка самая первая по жизни, которую мы с Эльвиркой получили, Машка там родилась. Ну, я пошел, прямо там, во дворе, на детской площадке посидел, поностальгировал. Там теперь в половине квартир окна кирпичами заложены. (Но в моей живет кто-то.) А ведь когда-то мы там были молодыми, обставляли это жилье, занавесочки шили, кастрюльки покупали, мечтали. И не только о румынской мебели, но и о Луне, о Марсе. Все было на подъеме – и мы, и страна. А теперь – эх, сплошная разруха. В общем, посидел я, а потом пошел назад, домой, к гостинице. И вдруг вижу: Елена откуда-то идет. Ну, мы и пошагали вместе.