— И что?
— За ним надо вести наблюдение до тех пор, пока мы не убедимся, что он не нанесет никакого вреда и не намерен это сделать в будущем. Пара агентов из контрразведки потаскается за ним это время. Это, правда, стоит денег.
— Не из твоего же кармана, — заметил Байт.
— Конечно, нет.
— Так что волноваться?
Новость об отставке Хаперни растеклась по центру, но обсуждалась как бы между прочим. В столовой Ричард Брансон, металлург из зеленого отдела, упомянул об этом своему сослуживцу Арнольду Бергу. В дальнейшем они будут участниками весьма таинственных событий, но тогда ни один из них об этом еще и не подозревал.
— Арни, ты слышал, что Хаперни собрался слинять?
— Да, он сам мне об этом сказал несколько минут назад.
— Гм, неужели задержка с результатами по его тематике настолько выбила его из колеи? Или, может, ему где-нибудь предложили большие деньги?
— Нет, — возразил Берг. — Он сказал, что устал от режима и хочет какое-то время пожить свободно. В нем просто проснулся цыган.
— Странно, — пробормотал Брансон. — Он никогда не казался мне непоседой. Всегда выглядел неподвижным и прочным, как скала.
— Да, он никогда не производил впечатления бродяги, — согласился Берг. — Но ты же знаешь, недаром говорят: чужая душа потемки.
— Может быть, ты и прав. Я сам иногда устаю от их порядков. Но уж, конечно, не настолько, чтобы бросить хорошую работу.
— Тебе надо содержать жену и двух потомков. А Хаперни одинок. Он может делать все, что вздумается. Если он хочет поменять занятие научной работой на уборку мусора, я могу пожелать ему только удачи на новом поприще. Кто-то должен и помои убирать, а то мы все в них утонем. Ты об этом не думал?
— Я занят более серьезными проблемами, — уклончиво ответил Брансон.
— Ничего, спустишься с небес на землю, если твой задний двор будет тонуть в помоях, — пообещал Берг.
Проигнорировав последнее замечание, Брансон сказал:
— Хаперни зануда, но не дурак. У него тугодумная, но блестящая голова. Если уж он уходит, то это, несомненно, по стоящей причине, но он достаточно умен, чтобы не афишировать эту причину.
— Например, какую?
— Не знаю. Могу только догадываться. Может, он нашел себе работу где-нибудь в другом государственном центре, но ему велели держать язык за зубами.
— Может быть. В этом нестабильном мире все может быть. В один прекрасный день я сам могу исчезнуть и сделать карьеру как стриптизный танцор.
— С таким-то брюхом?
— Это может добавить интерес, — сказал Берг, с любовью похлопывая себя по пузу.
— Ну пусть будет так. — Брансон помолчал, потом сказал: — Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что это место становится все более и более гнилым.
— Все, что можно рассматривать как бремя для налогоплательщиков, должно получать время от времени толчок, — пояснил Берг, — всегда есть кто-нибудь, кто воет о расходах.
— Я не имею в виду разговоры о новых урезаниях в бюджете. Я думаю о Хаперни.
— Его уход работы не остановит, — заверил Берг — Просто небольшие затруднения. Для того чтобы найти специалиста, надо приложить усилия и потратить время. Количество таких специалистов не безгранично.
— Точно. А мне кажется, что за последнее время такая трата сил и времени происходит все чаще и чаще.
— С чего ты взял? — спросил Берг.
— Я здесь уже восемь лет. За первые шесть лет наши потери были вполне разумными, и их можно было предсказать. Мужики достигали шестидесяти пяти и пользовались своим правом на пенсию. Другие продолжали работать и через какое-то время умирали или заболевали. Несколько молодых загнулось от естественных причин. И так далее. Как я уже сказал, потери можно было предвидеть.
— Ну?
— А теперь посмотрим на последние два года. Кроме нормального числа ушедших в отставку, переведенных на другую работу, умерших, появились такие, которые исчезли по менее обычным причинам. Например, были Маклайн и Симпсон. Поехали в отпуск на Амазонку и прямо как растворились, никаких следов не нашли до сих пор.
— Это было полтора года назад, — согласился Берг. — Бьюсь об заклад, что они давно мертвы. Могло произойти все, что угодно: утонули, змеиный укус, лихорадка или просто их живьем съели пираньи.
— Потом был Хакобер. Женился на состоятельной даме, у которой был замок где-то в Аргентине. Поехал туда помочь по хозяйству. Но как очень способный химик не мог тебе точно сказать, из какого конца коровы раздается «му».
— Он мог и узнать. Он сделал бы это из-за любви и денег. Это стоит усилий. Дай мне шанс, я бы сумел.
— Хендерсон, — продолжал Брансон, не обращая внимания на замечание, — та же история, что и с Хаперни. Попросил отставку. Я слышал, что потом его видели где-то на западе, он там заимел промтоварный магазин.
— А я слышал, что, как только его там обнаружили, он тут же исчез опять, — заметил Берг.
— Да, ты напомнил мне о слухах. Так вот, был еще один слух, о Мюллере. Его нашли застреленным. Заключение: смерть от несчастного случая. Поговаривали, что это было самоубийство. А ведь у Мюллера не было каких бы то ни было причин лишать себя жизни, и он не был похож на типа, который станет небрежно обращаться с оружием.
— Ты хочешь сказать, что он был убит? — спросил Берг, подняв брови,
— Я хочу сказать, что его смерть была странной, мягко говоря. К этому прибавь случай с Арваньяном, который произошел пару месяцев назад. Свалил свою машину с набережной прямо в воду на глубину сорок футов. Сказали, что он был в обморочном состоянии. Ему тридцать два года, атлетического сложения и прекрасного здоровья. Версия с обмороком не кажется мне слишком убедительной.
— И какое у тебя медицинское звание?
— Никакого, — согласился Брансон.
— Ну а парень, который выдвинул теорию с обмороком, был опытным врачом. Я думаю, он знал, что говорит.
— А я и не говорю, что он не думал, что говорит. Я только сказал, что он предложил подходящую догадку, а не поставил диагноз. Но догадка есть догадка, а не диагноз. И это не зависит от того, кто ее высказал.
— У тебя есть лучшее предположение?
— Да. Если бы Арваньян был любителем заложить за воротник, то в этом случае, если предположить, что он вел машину в пьяном виде, все сходится. Но насколько я знаю, он не был любителем выпить. Не был он и диабетиком. — Брансон сделал задумчивую паузу и продолжил: — Может, он заснул за рулем?
— Это возможно, — согласился Берг, — со мной такое произошло много лет назад. И не от усталости. Я заснул от долгой монотонной дороги, пустынной дороги в темноте, от шуршания шин, от пляски огней фар на шоссе. Я зевнул несколько раз и потом — бам! Очнулся на полу с портфелем на голове. Этот случай встряхнул меня на несколько недель, скажу я тебе.
— Арваньян не ехал долгой утомительной дорогой. Он проехал точно двадцать четыре мили.
— Ну и что? Он мог устать и задремать после рабочего дня. Может, он до этого не выспался. Несколько испорченных ночей могут свалить человека. Он может в таком состоянии уснуть где угодно.
— Ты прав, Арни. Как отец двоих детей я знаю, что это такое. Усталость может свалить человека. И это заметно по его работе, — Брансон постучал по столу, чтобы подчеркнуть эти слова, — по работе Арваньяна этого заметно не было.
— Но…
— Более того, он; по всем данным, ехал домой. А набережная была в стороне от прямой дороги к его дому. Он делал крюк в три мили. Он что, сделал крюк, чтобы попасть туда? Почему?
— Понятия не имею.
— И я тоже. Это выглядит как самоубийство. Вполне возможно, что это и не было самоубийством. Никто не знает, что произошло. У меня такое чувство, что во всем этом есть что-то странное. Это все, что я знаю.
— Ты чересчур подозрителен, — заметил Берг. — Тебе бы надо стать частным детективом и открыть сыскное агентство.
— Это слишком беспокойно и никаких гарантий, — ответил Брансон.
Он взглянул на часы.
— Пора вкалывать! — воскликнул он.
Через два месяца Берг исчез. В течение десяти дней, предшествовавших его исчезновению, Берг был тихим, задумчивым и молчаливым. Брансон, который работал рядом с ним, первые дни объяснял это просто плохим настроением. Но постепенно это все меньше напоминало плохое настроение и все больше походило на осторожное молчание. Брансон однажды поинтересовался:
— Что-то случилось?
— А?
— Я говорю, у тебя что-нибудь случилось? Ты ходишь нахохлившись, как наседка.
— Я этого не замечал, — возразил Берг.
— Ты должен заметить это теперь, когда я тебе сказал. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Со мной все в порядке, — раздраженно ответил Берг. — Не может же человек постоянно трепаться.
— Про тебя-то уж такого не скажешь.
— Ну вот и нормально. Я говорю, когда мне хочется, и молчу, когда хочу.
После этого молчание усилилось. В последний день от Берга слышали только слова, которые были необходимы по работе. На следующий день он не появился. В обед Брансон был вызван в кабинет Лейдлера. Лейдлер поприветствовал его, нахмурившись, и указал на стул.
— Садитесь. Вы работаете вместе с Бергом, не так ли?
— Да.
— Вы с ним в дружеских отношениях?
— В достаточно хороших, но я бы не назвал это дружбой.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мы вполне сработались, — ответил Брансон. — Он понимает меня, а я его. Каждый из нас знает, что он полностью может положиться на другого. Вот и все.
— Чисто рабочие отношения?
— Да.
— А вне работы вы не общаетесь?
— Нет, вне работы у нас нет ничего общего.
— Гм, — Лейдлер был разочарован. — Он сегодня не появился на работе. И никаких объяснении не оставил. Вы не знаете, в чем тут дело?
— Нет. Вчера он ничего не говорил. Может, он болен?
— Нет, — возразил Лейдлер. — У нас нет медицинского сертификата.
— Прошло еще слишком мало времени. Если его послали сегодня, то вы сможете получить его только завтра.