Резюмируя сказанное до сих пор в этом разделе, повторю, что Церковь там, где на уровне самой церковной организации не было нераскаянных отступлений от веры, от единства христиан и от основных требований христианского благочестия. На уровне личном — все это бывало всюду, но где-то механизмы самоочищения церковной организации работали, а где-то нет. Где нет — там и Церкви уже нет; а организация, может быть, все равно есть, только она уже не церковная, хотя и выдает себя за таковую.
И теперь осталось резюмировать все вообще, что было здесь сказано с самого начала. Это лучше сделать вместе с обсуждением еще одной темы.
7. Евхаристия
Невозможно христианство вне Церкви и, значит, невозможно христианство вне иерархии, но вполне возможно христианство без каких бы то ни было обрядов. Однако на практике это допускается лишь тогда, когда нет физической возможности совершать обряды. Киприан Карфагенский в III веке утешает исповедников, сосланных в рудники, которые жаловались ему на невозможность совершать Евхаристию: у вас эту возможность никто не отнимал — ведь вы принесли тела ваша в жертву живу, святу, благоугодну Господеви. Но в мирной жизни видим иное. В том числе, иное мы видим и в Евангелии.
Исторически христианское богослужение продолжало храмовый культ Ветхозаветной Церкви — правда, не в официальной его трактовке тех, кто при земной жизни Христа распоряжался в иерусалимском храме, а в трактовке сектантской. Отсюда, например, странный, на первый взгляд, обряд водного крещения (у Иоанна Предтечи и у Иисуса), которого не было в официальном иудаизме, но который был принят у многих еврейских сект. Иначе и не могло быть, так как Иисус, согласно всем Евангелиям, всячески давал понять и говорил прямо, что Он не отменяет Завет Моисея, а «исполняет» — то есть приводит его к цели и совершенству. Новый Завет — вопреки тому, что полагали некоторые раннехристианские еретики (маркиониты) и их современные последователи, — не отменяет Ветхий Завет, а стоит на нем, как на верхней ступеньке лестницы, ведущей на небо, открываемое только в Новом Завете.
Поэтому новозаветная христианская Церковь, священниками в которой, согласно апостолу Петру, стали все верные христиане, и которая научилась обходиться только тем жертвоприношением, которое совершается очищенным умом в очищенном сердце (как это писал Ориген в толковании на апостола Павла), в обычной жизни не отказывается от внешнего и видимого богослужения и необходимого для него институционального священства. Просто, как мы уже упоминали, эта внешняя церковная иерархия основана на внутренней, хотя и никогда с ней не совпадает.
Пренебрежение таким богослужением и такой иерархией стало бы пренебрежением к Закону Моисееву. А им пренебрегать нельзя не только из одной благодарности за былые заслуги. Он вполне актуален и в христианстве — хотя прямые слова об этом Иисуса (Мф. 5,17–18), боюсь, не все мои читатели помнят (но все же не буду цитировать, т. к. помнить наизусть надо).
Развитие одного человека подобно развитию человечества. Поэтому и тут должен быть сначала Закон, потом Благодать — сначала Ветхий Завет, потом Новый. (Для желающих почитать об этом подробнее особо рекомендую Иоанна Кассиана, Собеседования, 21). Сначала исполни заповеди, а потом принеси Богу свой добровольный дар. Если проводить аналогию с жизнью светской, то будет что-то вроде «сначала перестань делать то, что запрещено уголовным кодексом, а потом уже занимайся благотворительностью».
Поэтому в христианстве сохраняется внешняя иерархия ветхозаветного типа, хотя в Царствии Небесном ее нет (в Царствии Небесном остается только священство святых и их Великого Архиерея — Христа). Поэтому же приобщение к Телу Христову обычно происходит через посредство жертвоприношения хлеба и вина, хотя в исключительных случаях может совершаться без всяких внешних обрядов. Поэтому вообще в христианстве много обрядов. Все они так или иначе восходят к Ветхому Завету. Даже Евхаристия — это единственная жертва Христа, но она соединяет в себе три ветхозаветных жертвоприношения: на Пасху (спасение), на День Очищения (очищение грехов) и на Пятидесятницу (дарование Завета — только уже Нового) (о двух последних смыслах жертвы Христа особо подробно сказано во входящем в Новый Завет Послании к Евреям).
Абсолютно необходимым условием нашего участия в вере, — а значит, и реальности жизни — святых является не соблюдение обрядов, а наше участие в их отношении к Ветхому Завету. Без Ветхого и Новый Завет не только не будет новым, но и вообще не будет. Если кто-то этого не понимает сам, то для него есть об этом прямые и ясные слова Христа.
Не надо считать себя в положении христианских мучеников в рудниках или отшельников в недоступных пустынях, если мы на самом деле обычные люди. Для обычных людей есть обычный порядок. Если ты лично стал верующим, то ты должен найти истинную Церковь и участвовать в ее таинствах.
Если мы не будем считать для себя важным участие в церковном богослужении, то тогда на нас сбудется реченное в анекдоте:
Наводнение в местечке, заливает дома. На крыше синагоги сидит старый ребе и молится: «Господи, помоги». Подплывает лодка: «Ребе, слезайте, мы вам поможем! — Меня Бог спасет», — отвечает ребе и продолжает молиться. Вода подходит к самой крыше синагоги, подплывает вторая лодка: «Ребе, садитесь, здесь опасно! — Меня Бог спасет», — отвечает ребе и молится. Вода уже залила крышу, ребе по бороду в волнах, подплывает третья лодка: «Ребе, садитесь, утонете! — Меня Бог спасет», — отвечает ребе. Лодка отчаливает, ребе тонет. Душа возносится на небеса, видит Бога и вопрошает: «За что, Господи? Я всегда соблюдал посты и усердно тебе молился! Почему ты меня не спас?!» Но Бог отвечает: «А кто три раза посылал тебе лодку?!»
Швейцарская догматика (краткий курс)
Идея предлагаемого ниже курса возникла в ходе переписки на интернетовском форуме со странным названием — «Швейцарское время»; отсюда и странное название курса. Тем не менее не надо искать в нем какой-нибудь современной версии Женевского Катехизиса Жана Кальвина — скорее, это хотя и крайне приблизительное изложение, но именно православной (а не другой какой-либо) веры.
Изложение это обращено к специфической аудитории, у которой много второстепенных примет, но, пожалуй, два признака определяющих: главный интерес в жизни связан со смыслом самой жизни (или смерти) + сведенный к минимуму инстинкт самосохранения. Именно этой аудитории мне хотелось показать, что Православие — это и не «Батюшка, благословите», и не «Поэтика византийской литературы».
[Написано в 2000 году]
Предисловие
Отвечать на всякие серьезные вопросы в стиле «как мне кажется» и «как я думаю» — было бы с моей стороны смех и, главным образом, грех. Ничего я не думаю и ничего мне не кажется. Если веришь — то тут уже не «кажется», а догматика. Так что, пожалуйста, получите догматику.
Флоренский как-то написал про догматику какую-то поэтическую чушь, приблизительно так: догмат — золотая формула бытия на… (чём-то; совершенно не могу вспомнить, какое это он назвал место) вечности. Думать, что догмат — это формула, будет очень грубой ошибкой [сплошной такой ошибкой является вся так называемая «богословская наука» духовных академий, которая пережевывает эти самые формулы, так что они лезут у нее из ушей].
Среди важнейших «формул» (т. е. формулировок догматов) можно назвать такие, которые были придуманы еретиками, затем были переосмыслены и взяты на вооружение православными, а затем опять были переосмыслены новыми еретиками, а православными — оставлены. Догмат — это учение Церкви, а значит, это не та или иная формула, а та реальность, на которую указывается с помощью формул. Причем эти формулы приходится все время «освежать», иначе они осыпаются, как старые надписи и фрески. Формулы и соответствуют своим реальностям именно как иконы — выполненные в словесном материале; этот материал тоже может портиться, хотя и не так быстро, как дерево и краски. Формулы веры изменчивы, а вера неизменна — это ясно, потому что реальность Вечности меняться не может. (Впрочем, в известном смысле — «может»; просто, сказав «не может», я уже употребил формулу — хорошую, но, как всякая формула, ограниченную).
Формулы нужны постольку, поскольку они указывают на реальность, без которой и вне которой они и вообще не могут быть поняты.
Хватит предисловий, поговорим о реальностях.
Беседа 1Из-за чего сыр-бор(или, как любят выражаться богословы, Cur Deus homo? — название абсолютно еретического, с православной точки зрения, трактата Ансельма Кентерберийского (XII в.) «Зачем Бог стал человеком?»)
Возьмите любую (т. е. благоглупостную) православную книжку. Ответ получите сразу. Он сведется к следующему: «Бог стал человеком, чтобы человек стал хорошим человеком». Вам хочется быть «хорошим человеком»? Мне — нет, в чем бы эта «хорошесть» ни состояла. Если уж все равно надо быть человеком, то я бы лучше постарался стать таким человеком, каким я сам хочу, а не таким, чтобы кто-то там (даже и Бог) считал бы меня «хорошим». А если бы я еще сильнее призадумался, то я и вообще не нашел бы в идее «человека» (какого бы то ни было, «человека вообще») ничего такого, ради чего стоило бы жить, даже при условии бессмертия: бессмысленное не приобретет смысла, если станет бесконечно длинным… Такая картинка Рая — в виде бесконечно длящегося и бесконечно счастливого человеческого существования — начинает сильно смахивать на магометанские мечтания о загробном блаженстве. Но у мусульман — возведенные в бесконечную степень обычные физиологические «удовольствия», а у христиан выходит что-то ближе к психоделии: какого-то особого рода кайфы, не встречающиеся в обыденной жизни (тот самый «психоделический рай», от которого отказалась Янка Дягилева!). Тут невольно подумаешь, что в мусульманах есть все-таки что-то здоровое.