С началом Крымской войны А.С. Меншиков назначается главнокомандующим русских сухопутных и морских сил в Крыму. Полная бездарность, проявленная им на этом посту, поражение русской армии при Альме, под Балаклавой и Инкерманом и непринятие должных мер к укреплению Севастополя привели к немедленному отстранению князя от командования сухопутными и морскими силами в Крыму с последующим назначением А.С. Меншикова военным комендантом Кронштадта.
Меншиковы сравнительно недолго (ровно десять лет) владели приобретенным у госпожи Нелединской домом на набережной реки Мойки. Дальнейшая судьба этого особняка такова: в 1797 г. он становится собственностью некоего английского коммерсанта Э. Дж. Смита, или как его чаще называли Шмита. Довольный выгодным приобретением (купив дом всего за 25 тысяч рублей) и строя радужные планы на его дальнейшую доходную эксплуатацию, англичанин без промедления опубликовал в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявление о его продаже или сдаче в аренду: «Во второй Адмиралтейской части, в третьем квартале, под № 185, неподалеку от Синего мосту, продается и внаем сдается большой каменный дом бывший княгини Меншиковой, а ныне аглинского купца Шмита; дом сей построен весьма выгодно, со многими службами; средний оного этаж довольно хорошо меблирован, и весь дом заключает в себе 58 покоев; есть ли кто желает нанять его весь или особый при нем находящийся флигель, тот может о цене узнать у приказчика Никиты Иванова».
Желающих нанять превосходный княжеский особняк нашлось тогда довольно много, однако в своеобразном аукционе победил португальский посланник, проживший в доме на Мойке несколько лет. После его отъезда на родину здание несколько лет, до 1830 г., арендовал член Государственного совета и бывший министр внутренних дел князь Алексей Борисович Куракин. По отзывам современников, «он являл собою образ человека чрезвычайно гордого, не склонного считаться с мнениями других людей и их самолюбием. В своей жизни князь следовал своим капризам и настроению».
Более подробные сведения об Алексее Борисовиче можно найти в воспоминаниях князя И.М. Долгорукова, знавшего князя Куракина весьма близко: «Князь Алексей Борисович был человеком ограниченного ума, чванливый и степенный.
Всякий знак его внимания, даже самого благодетельного, был тяжел, потому что покупался не столько подвигами, званию свойственными, как разными низкими угождениями, кои так противны благородному сердцу».
Князь женил своего секретаря Л.С. Кармалева на побочной дочери и поселил молодых супругов у себя в доме на Мойке. Все дела, коими он заведовал по Департаменту государственной экономии, Алексей Борисович передал секретарю, чем тот не преминул воспользоваться для своей пользы с немалым ущербом для казны. В секретных документах Третьего отделения сохранились донесения, характеризующие Л.С. Кармалева, выполняющего работу главы Департамента экономии: «Кармалев женат на побочной дочери князя Алексея Борисовича Куракина, живет в его доме и занимается всеми его делами, пишет ему мнения, ворочает всем, что зависит от Куракина, и наживается всеми возможными средствами. Он принадлежит к разряду подьячих, весьма искусен в так называемых крюках, а впрочем, повинуется страстям Куракина, который иначе не действует, как по внушению страстей».
Аренда особняка «англинского» купца Э. Дж. Шмита «у Синего моста» завершилась в 1829 г. после смерти князя Алексея Борисовича Куракина. В 1830 г. Управление императорскими казенными публичными зданиями приобретает у наследников англичанина дом на набережной Мойки. После передачи здания в государственное владение в начале 1840-х гг. его перестроили по проекту зодчего Иосифа Шарлеманя. Старинный барский особняк превратился в ведомственное здание Департамента государственного контроля, просуществовавшего на набережной Мойки до 1917 г. Дом расширили, а его фасад Шарлемань оформил в модном тогда ампирном стиле. Приземистое невысокое здание с классическим портиком, украшенным ионическими пилястрами и треугольным фронтоном, приобрело теперь строгий казенный вид.
Алексей Борисович Куракин
Через три года тот же зодчий удачно расширил дом пристройкой с правой стороны участка, увеличив тем самым его полезные размеры и величину. Время практически не отметило здание своими печальными знаками, оно прекрасно сохранилось и сегодня смотрится вполне достойно.
В нем многие годы располагалась не только канцелярия государственного департамента, осуществляющего финансовый контроль столичных учреждений, но и казенные квартиры начальника и некоторых старших чиновников Государственного контроля. Большинство чиновников этого департамента продолжали квартировать в ведомственном доме № 74–76 на набережной Мойки вплоть до октябрьских событий 1917 г.
В 1918 г. в нем находился Педагогический техникум. Перед началом Великой Отечественной войны в здании располагался областной Институт повышения квалификации учителей и ленинградский филиал Всесоюзных курсов повышения квалификации счетных работников. В период войны 1941–1945 гг. в нем находились медицинские учреждения и даже детский сад.
В тревоге пестрой и бесплодной…
По соседству с усадебным домом А.П. Мельгунова на левом берегу Мойки расположился особняк № 78. Это здание в 1840-х гг. принадлежало Александре Осиповне Смирновой-Россет. Уже в конце 1820-х гг., будучи совсем юной фрейлиной, она приобрела репутацию одной из самых образованных и умных женщин высшего столичного общества. В круг ее друзей входили Пушкин и Вяземский, Жуковский и Тургенев. Гоголь доверял ей свои сокровенные мысли, настроения и делился творческими планами. Обаяние этой женщины, ее ум и красоту воспевали знаменитые поэты. Александра Осиповна служила прототипом для героинь многих произведений русских литераторов.
По отзывам современников, эта одна из замечательных женщин XIX столетия всегда представала их взорам весьма оживленной, с румянцем на смуглых щеках, в розовом или белом платье, с горящими черными глазами, с кокетливо уложенными волосами, а главное, с насмешливым взглядом и крайне острым язычком.
Такому описанию соответствовала и характеристика, оставленная в альбоме А. Россет графиней Юлией Павловной Строгановой, знатной и весьма искушенной в делах Императорского двора дамой: «Миловидная и изящная, грациозная и пикантная. Улыбаясь, ею восторгаются, улыбаясь, попадают под ее очарование. Ее ум все как бы шутит, но в высшей степени наблюдателен. Она все видит, и каждое ее замечание носит характер легкой эпиграммы, основанной на глубине созерцания…
Набережная реки Мойки, 78
Она слишком восприимчива, чувствительна и поэтому иногда неровна, но и этот легкий недостаток придает ей еще больше прелести, так как интересно узнать, что на время омрачило это хорошенькое чело. У нее своеобразный и замечательный анализирующий ум. Можно сказать, что ее воображение – своего рода калейдоскоп, ибо из самых мелких обрывков она умеет составить блестящее увлекательное целое… Бывают минуты, когда ее живое, умненькое личико так и сияет. Она вкладывает ум во все, что делает, даже в самые банальные занятия. Какая вселенная в этой малышке! Но главное все-таки тонкость ума и восприимчивость. Оттого становится понятным, что многие „лучшие“, то есть самые интересные мужчины, чувствовали себя хорошо в ее обществе. Им было интересно с этой женщиной, она умела увлечь их беседой, красотой, наблюдательностью и многим [иным]».
А этими «лучшими» мужчинами тех лет являлись Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Вяземский и многие другие.
Она оказалась в придворном кругу в самом начале царствования Николая I, сказавшего ей: «Александра Осиповна, я начал
царствовать над Россией незадолго перед тем, как вы начали царствовать над русскими поэтами».
Ее внешностью любовались тогда многие. Дочь Россет вспоминала: «Моя мать была гораздо меньше ростом, брюнетка, с классическими чертами, с чудесными глазами, очень черными; эти глаза то становились задумчивыми, то вспыхивали огнем, то смотрели смело, серьезно, почти сурово. Многие признавались мне, что она слушала их своими глазами, своим прямым проницательным взглядом.
У нее были очаровательные черные, со стальным оттенком волосы, необыкновенно тонкие. Она была отлично сложена, но не с модной точки зрения (она не стягивалась, причесывалась почти всегда очень просто и ненавидела туалет, тряпки и драгоценные украшения), а с классической. У нее было сложение статуи: ноги, затылок, форма головы, руки, профиль, непринужденные движения, походка – все было классическое. Еще недавно одна дама говорила мне: „Я знала вашу мать с детства и помню, как она поразила меня даже тогда; ведь я была ребенком. У нее были лебединые движения и так много достоинства в жестах и естественности“». Поэт и друг А.С. Пушкина Петр Андреевич Вяземский в своей «Записной книжке» отмечал: «31 мая 1830 года. Ездил в Царское Село, обедал у Жуковского. Вечером у „донны Соль“», так друзья называли Россет в шутку, потому что за нее сватались люди намного ее старше, например пожилой князь СМ. Голицын. В то время в моде была драма В. Гюго «Эрнани», героиню которой звали донна Соль и у нее был старый муж.
В июне 1830 г. Вяземский писал:
Вы донна Соль, подчас и донна Перец!
Но все нам сладостно и лакомо от вас,
И каждый мыслями и чувствами из нас
Ваш верноподданный и ваш единоверец.
Но всех счастливей будет тот,
Кто к сердцу вашему надежный путь проложит
И радостно сказать вам сможет
О, донна Сахар! Донна Мед!
Тот же князь Вяземский звал А.О. Россет «Notre Dama de bon secour des poetes russes en detresse» (Наша покровительница русских нуждающихся поэтов). Когда Пушкин читал Россет свои стихи, та сказала ему: «Мольер читал свои комедии служанке Лафоре», на что поэт рассмеялся и с тех пор шутя называл ее «славянская Лафора».
Князь П.А. Вяземский позже напишет: «Расцветала в Петербурге одна девица, и все мы более или менее были военнопленными красавицы. Несмотря на свою светскость, она любила русскую поэзию и обладала тонким и верным поэтическим чутьем, она угадывала и верно понимала и все высокое, и все смешное… Она была счастлива в своих друзьях, она наслаждалась и купалась в их любви, для них она приносила из дворца всякие новости, наблюдала и мастерски передавала разные подробности светской жизни, представляла в лицах весь бомонд, слушала и понимала поэзию своих обожателей.