В январе 1832 г. Россет вышла замуж, но не за поэта. За чиновника Н.М. Смирнова, симпатичного любителя живописи, богатого помещика. Александр Сергеевич Пушкин поздравил красавицу перед свадьбой. Они вели беседу, определившую для Александры Осиповны ее дальнейшую жизнь. Во время этого знаменательного диалога Пушкин сказал: «Он рассчитывает быть приглашенным на свадьбу в качестве поверенного Смирнова и друга его невесты», – на что Россет ответила, что: «Он рожден приглашенным!». Александр Сергеевич поблагодарил и сказал: «Я одобряю ваше решение и пророчу вам, что муж ваш уподобится генералу Татьяны, он будет очень вами гордиться».
Александра Осиповна Россет
На подобное заявление автора «Евгения Онегина» Россет колко заметила: «С некоторой разницей, однако, так как Татьяна не любила своего генерала, она любила Онегина, который пренебрег ею». Пушкин рассмеялся и ответил: «Это исторически верно, но теперь я должен вам признаться: когда Смирнов приехал из Лондона, я говорил ему о вас и сказал, что он найдет в Петербурге южные очи, каких не видел в Италии». Россет прервала его, сказав при этом: «С каких это пор вы говорите мне комплименты, что это за новая фантазия?»
И услышала в ответ: «Это не комплемент, это истина, и я ее уже высказал в стихах. Я сказал Смирнову, что, по моему мнению, вы – Татьяна. Вы, как и моя героиня, в сущности, не любите ни света, ни двора, вы предпочитаете жизнь домашнюю, она более соответствует вашим вкусам. Меня крайне поразила одна вещь, когда вы беседовали с Гоголем первый раз, то очень волновались, рассказывая ему о вашем детстве, о жизни, до такой степени не похожей на ту, которой вы живете, и я сказал себе, что вы сумели бы быть счастливой даже в деревне, только вам потребовалось бы несколько умных людей для беседы с вами и множество книг. Вы умнее Татьяны, но вы всегда предпочитаете качества сердца качествам ума, я вас много изучал и со вчерашнего дня хорошо знаю. Я знаю также всех, тех кому вы отказали, это были так называемые выдающиеся партии. И я вас очень уважаю за то, что вы отказали блестящим женихам, потому что вы не имели к ним симпатии и слишком прямодушны, чтобы лгать. Вообще люди женятся так легкомысленно, забывая, что это на всю жизнь. Поверьте мне, я не разыгрываю проповедника, я на это не имею никакого права. Но в качестве друга и с глазу на глаз я позволю себе высказать вам это со всею искренностью и откровенностью. Я уважаю Смирнова, это джентльмен, у него много сердца и деликатности, и я очень доволен вашим решением».
Россет была весьма тронута словами великого поэта и обещала ему по-прежнему вести свои заметки, чтобы в старости перечитать их вместе с ним.
Николай Михайлович Смирнов (1807–1870), чиновник Министерства иностранных дел и дипломат, действительно оказался «генералом при Татьяне». Россеты не имели средств к существованию, так как их мать завещала отцовское имение своим детям от второго брака. Замужество бесприданницы Александры Осиповны с Николаем Михайловичем Смирновым было блестящей партией и браком по расчету. Александра Осиповна являлась старшей дочерью в большой семье Осипа Ивановича Россета, офицера русской армии, друга и дальнего родственника дюка Ришелье. Он происходил из старинного французского рода, служил комендантом порта Одессы, умер во время эпидемии чумы в городе в 1814 г.
Ее мать, Надежда Ивановна (в девичестве Лорер), была племянницей декабриста Н.И. Лорера. Второй раз вышла замуж за И.К. Арнольди, отдав детей от первого брака на воспитание бабушке Екатерине Евсеевне Лорер в ее имение под городом Николаевым.
По окончании Екатерининского института, учрежденного в Петербурге для дочерей потомственных дворян, Александра Россет становится фрейлиной вдовствующей императрицы Марии Федоровны, а после ее смерти в 1828 г. – императрицы Александры Федоровны.
Привлекательная и остроумная фрейлина становится любимицей императрицы, достойно державшейся «на короткой ноге» с Николаем Павловичем и с его братом, великим князем Михаилом.
В архиве Аксаковых, древнего дворянского рода, который дал России видных военных, государственных и общественных деятелей, знаменитых представителей отечественной культуры и науки сохранился конверт с собственноручной надписью на нем императора Николая I: «Александре Осиповне Россет в собственные руки». На обратной стороне конверта четким почерком фрейлины Россет написано: «Всем известно, что Император Николай Павлович вызвался быть цензором Пушкина. Он сошел вниз к Императрице и сказал мне: вы хорошо знаете свой родной язык. Я прочел главу „Онегина“ и сделал замечания: я вам ее пришлю, прочтите ее и скажите, верны ли мои замечания. Вы можете сказать Пушкину, что я давал вам ее прочесть. Он прислал мне его рукопись в паре с камердинером. Год не помню. А. Смирнова, рожд. Россет».
Вся царская семья прекрасно относилась к Александре Россет, а император Николай Павлович в разговорах с ней часто позволял себе быть весьма откровенным. В своих записках Россет отмечала, что «как-то в 1845 году он признался ей, обеспокоенный трудностями государственного правления и рядом кризисных ситуаций в России. Уныло вздохнув, император с горечью произнес: „Вот уже скоро двадцать лет я сижу на этом прекрасном местечке. Часто случаются такие дни, что, смотря на небо, говорю, зачем я не там? Я так устал“. Мало кому мог этот сильный человек признаться в своих мучительных мыслях и своей минутной слабости».
Выйдя замуж за Николая Михайловича Смирнова по расчету и признаваясь впоследствии, что любила мужа не более чем дружески, Россет неоднократно повторяла слова героини романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин»: «Но я другому отдана и буду век ему верна». Повторяла после того, как через четыре года после свадьбы к ней пришло истинное чувство любви к Н. Киселеву, длившееся многие годы. И вновь предметом ее любви оказался не человек из мира искусства, а дипломат, бывший сокурсник Н.Я. Языкова по университету в Дерпте, знакомый Вяземского, Пушкина, Грибоедова, Мицкевича. Тот самый Киселев, которым страстно увлеклась в 1828 г. Анна Оленина после решительного отказа от предложения Пушкина.
О своем муже в дневнике Александра Осиповна с горечью напишет: «Супружеский союз так свят, что, несмотря на взаимные ошибки, прощают друг другу и заключают жизнь мирно и свято». Мыслями о своей замужней жизни Россет не стеснялась делиться со своими близкими друзьями-литераторами. Василию Андреевичу Жуковскому она, например, заявила: «Не лучше ли одиночество, чем вдвоем одиночествовать!» Одному из своих самых доверительных приятелей – Николаю Васильевичу Гоголю – она с тоской говорила: «Мне трудно, очень трудно. Мы думаем и чувствуем совсем иначе; он – на одном полюсе, я – на другом».
После свадьбы Александра Осиповна Смирнова-Россет поселилась в доме супруга на Литейном проспекте (дом № 48), где обустроила свой первый литературно-художественный салон.
Описывая в дневнике первый дружеский обед, прошедший в уютной атмосфере с лучшими верными друзьями Пушкиным, Жуковским, Крыловым, Одоевским, Вяземским, Плетневым и братьями Виельгорскими. Россет с радостью и гордостью отмечала, что «тогда сумела угодить, даже такому знаменитому гастроному Петербурга, как Михаил Юрьевич Виельгорский».
Хозяин дома и супруг Александры Осиповны – Н.М. Смирнов, активно участвовал вместе с ней в организации подобных встреч и развлекал гостей супруги своей знаменитой коллекцией картин и великолепной библиотекой старинных уникальных книг. Его высоко ценил А.С. Пушкин, говоря при этом неоднократно, что «Смирнов мне очень нравится. Он вполне европеец, но сумел при этом остаться вполне русским». Смирнов полностью разделял любовь и уважение своей жены к русским литератором и их произведениям.
Пушкин бывал частым гостем уютного дома Смирновых на Литейном проспекте, где считался главой литературного салона. В 1832 г. Александр Сергеевич стал гостем супругов Смирновых по случаю дня рождения Александры Осиповны. В подарок он принес альбом и дружески наказал виновнице торжества: «Вы так хорошо рассказываете, что обязательно должны писать свои записки». На первом листе этого альбома поэт своим четким почерком начертал знаменитые стихи:
В тревоге пестрой и бесплодной
Большого света и двора
Я сохранила взгляд холодный,
Простое сердце, ум свободный,
И, как дитя, была добра;
Смеялась над толпою вздорной,
Судила здраво и светло,
И шутки злости самой черной
Писала прямо набело.
Пушкина приводило в восторг удивительное природное кокетство Россет и врожденная способность «этой южной ласточки, этой смугло-румяной красоты» увлекать всех вокруг.
И в альбоме Россет появлялись очередные восторженные стихи поэта, посвященные внутренней содержательной красоте Александры Осиповны:
Черноокая Россети
В самовластной красоте
Все сердца пленила эти,
Те, те, те и те, те, те.
В своей дружбе с Пушкиным Александра Осиповна Смирнова-Россет высоко ценила его талант. Его отношение к обаятельной фрейлине императрицы было всегда деликатным и уважительным. В своих воспоминаниях Александра Осиповна отмечала, что, «пожалуй, никто из моих обожателей не понимал меня так тонко дружески. Пушкин поднес мне у Карамзина одну из песен „Евгения Онегина“. Скоро выйдет в печать еще одна. Софи Карамзина передала мне, что Пушкин нашел меня симпатичной; я польщена, так как и он мне нравится. Я нахожу его добрым и искренним, и он не говорил мне глупостей насчет моих глаз, волос и т. д. Такого рода комплименты не лестны для меня, потому что я не сделала себе глаза или нос!» Поэт высоко ценил в Россет высокий природный интеллект и обаяние.
Она, вероятно, умела более дружить, чем любить. Многие ее воздыхатели в отчаянии заявляли, что «в ней недоставало необходимой нотки тепла в любовных отношениях». Она якобы была способна подарить лишь иллюзию любви и страсти. Ярким примером подобного, по свидетельству очевидцев тех лет, стала неистово-безумная влюбленность в Россет Ивана Аксакова – русского публициста, сына Сергея Тимофеевича Аксакова, автора книг «Семейные хроники», «Детские годы Багрова-внука» и ряда иных замечательных произведений. Александра Осиповна сумела резко охладить любовный пыл Ивана Сергеевича, показав ему письмо к ней, весьма интимное и фривольное от венценосной особы. Отец влюбленного молодого человека, хорошо знавший эту «необыкновенную женщину», был встревожен серьезным увлечением сына, предостерегал его и просил Россет с присущей ей мудростью примириться с его сыном. Александра Осиповна в ответном письме к Сергею Тимофеевичу сообщила о «любовной лихорадке» Ивана Сергеевича: «Ваш сын все прочие дни меня усердно навещал. Иван Сергеевич не охотник говорить пустяки, а я, признаюсь, до них большая охотница. Бесплодные жалобы на порядок беспорядка общественного мне надоели тоже и тяготят так мою душу, что я с радостью хватаюсь за каждый пустяк. У Ивана Сергеевича еще много жестокости в суждениях, он нелегко примиряется с личностями, потому что он молод и не жил еще. Со временем это изменится непременно, шероховатость пройдет. Вся жизнь учит нас примирению с людьми».