Еще до своего замужества Наталья Осиповна Россет вспоминала о дружеских встречах с Пушкиным, Жуковским, Одоевским, Плетневым и Вяземским в Царском Селе. Фрейлинам летом отводились квартиры в Камероновой галерее, над озером.
По утрам фрейлины бывали обычно свободны от дежурств, и Россет заглядывала на квартиру Пушкина или Жуковского. В своих записках-воспоминаниях она писала: «Наталья Николаевна сидела обыкновенно за книгой внизу. Пушкин работал наверху – в кабинете, но, услышав звонкий голос Россет, звал ее к себе для беседы и прослушивания только что написанных стихотворений. Наталья Николаевна прекрасно знала, что визиты к ним Александры Осиповны посвящены не ей, а ее супругу, но каждый раз обязательно едко замечала: „Ведь ты не ко мне, а к мужу пришла, ну и иди к нему…“. – „Конечно, не к тебе. Пошли узнать, можно ли?“ – „Можно“. Россет считала, Натали Пушкина могла серьезно ревновать ее к супругу: „Сколько раз я ей говорила: «Что ты ревнуешь?». – „Право мне все равны и Жуковский, и Пушкин, и Плетнев. Разве ты не видишь, что ни я влюблена в него, ни он в меня?“. – „Я это вижу, говорит, да мне досадно, что ему с тобой весело, а со мной зевает“».
В 1836 г. Пушкин провожал супругов Смирновых в Европу. Поэт был печален и даже высказывался, что хотел бы спрятаться на отходившем за границу пароходе и бежать в чужие края. А вскоре, в Париже, Андрей Карамзин известил их о смерти поэта. Глубоко переживая гибель А.С. Пушкина, Россет со слезами на глазах читала письмо Вяземского, который известил
Наталью Осиповну о том, что, «умирая, Пушкин продиктовал записку, кому что он должен – вы там упомянуты. Это единственное его распоряжение…»
В 1840 г. супруги Смирновы приобретают на левом берегу реки Мойки собственный дом (ныне дом № 78). Особняк прекрасно сохранился в перестроенном виде до нашего времени.
Перед вторым отъездом на Кавказ М.Ю. Лермонтов неоднократно бывал в этом гостеприимном и уютном доме на полюбившейся А.О. Россет набережной старинной Мойки. Александра Осиповна, несомненно, покорила поэта и послужила писателю прототипом героини Минской в его неоконченной повести «Штосс». Вот портрет Минской-Россет в описании Лермонтова: «…была среднего роста, стройна и медленна и ленива в своих движениях; черные, длинные, чудесные волосы оттеняли ее еще молодое, правильное, но бледное лицо, и на этом лице сияла печать мысли… Ее красота, редкий ум, оригинальный взгляд на вещи должны были произвести впечатление на человека с умом и воображением». Полное сходство с внешним и внутренним обликом А.О. Смирновой-Россет в этом отрывке незавершенного романа Лермонтова точно и несомненно.
Все талантливые литераторы старались «произвести впечатление» на эту женщину «редкой красоты, ума и оригинального взгляда на происходящее в Российской империи». Михаил Юрьевич также не избежал подобного желания. Он не раз бывал в новом доме Смирновых, у Синего моста, а однажды, не застав хозяйку особняка дома, взял ее альбом и записал в него стихотворение, пронизанное печалью и чувством безнадежности:
В просторечии невежды
Короче знать я вас желал,
Но эти сладкие надежды
Теперь я вовсе потерял.
Без вас – хочу сказать вам много,
При вас – я слушать вас хочу,
Но молча вы глядите строго,
И я, в смущении, молчу!
Что делать? – речью безыскусной
Ваш ум занять мне не дано…
Все это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно.
В конце 1840 г. М.Ю. Лермонтов возвращался из краткосрочного отпуска в свой Тенгинский пехотный полк, участвовавший в боевых действиях с горцами на Кавказе. Александра Осиповна, воспользовавшись этой неожиданной оказией, передала с поэтом письмо к своему дяде по матери – сослуживцу Михаила Юрьевича – рядовому Николаю Ивановичу Лореру, декабристу и соратнику руководителя Южного общества П.И. Пестеля.
Лорер был автором текста знаменитого документа заговорщиков – «Русской правды». По мнению ссыльных декабристов, Лорер был чрезвычайно добродушным человеком и отличался миролюбивым и веселым нравом. Его великолепный талант рассказчика всегда помогал друзьям по восстанию облегчать тяжелые условия сибирской ссылки. После шестилетней каторги в Чите и Петровском заводе его переводят рядовым на Кавказ, в Тенгинский пехотный полк. Через четыре года службы Лорер производится в прапорщики и весной 1841 г. получает отпуск для лечения на курорте Пятигорска. Здесь Николай Иванович встретился и тесно познакомился с М.Ю. Лермонтовым, передавшим ему письмо от племянницы А.О. Смирновой-Россет. Лорер стал свидетелем последних дней жизни поэта, а во время похорон нес гроб с телом М.Ю. Лермонтова. Николай Иванович оказался наблюдательным человеком и свидетелем многих исторических событий и моментов, которыми в изобилии была наполнена его жизнь и воинская служба. Им оставлены яркие, интересные воспоминания о Пятигорске и о Тульчине, с детальным описанием событий тех лет и лиц, активно участвовавших в них.
Николай Иванович Лорер
Дружеские отношения связывали Александру Осиповну Россет с Николаем Васильевичем Гоголем. Считают, что Н.В. Гоголь сказал по поводу Н.А. Россет самые точные возвышенные слова: «Это перл всех русских женщин, каких мне случалось знать, а мне многих случалось из них знать прекрасных по душе. Но вряд ли кто имеет в себе достаточные силы оценить ее. И сам я, как ни уважал ее всегда и как ни был дружен с ней, но только в одни страждущие минуты, и ее, и мои, узнал ее. Она являлась истинным утешителем, тогда как вряд ли чье-либо слово могло меня утешить, и, подобно двум близнецам-братьям, бывали сходны наши души между собою».
В эти же годы В.Г. Белинский также возвышенно расточал похвалы этой аристократке и фрейлине императрицы: «Свет не убил в ней ни ума, ни души, а того и другого природа отпустила ей не в обрез. Чудесная, превосходная женщина. Я без ума от нее».
Поэтически воспетая и высоко оцененная своими многочисленными поклонниками-литераторами и друзьями, Александра Осиповна Россет оставалась человеком доброй души и сердца. Человек благородного сердца, Россет прожила долгую жизнь и, уставшая от множества потерь, тихо ушла из жизни 7 июня 1882 г. в Париже и, согласно ее воле, была похоронена в Москве.
После смерти А.О. Россет герой Кавказской войны, генерал-фельдмаршал князь Александр Иванович Барятинский рассказывал ее дочери: «Ваша мать единственная во всем; это личность историческая, со всесторонними способностями. Она сумела бы и царствовать, и управлять, и создавать, и в то же время она вносит и в прозу жизни что-то свое личное. И все в ней так естественно».
А император Николай Павлович искренне говорил об Александре Осиповне: «Это – джентльмен». В царском выражении прозвучала тогда весьма редкая и великая похвала российского самодержца женщине, с удивлением усмотревшего в ней рыцарские черты ее характера.
Гувернантка семейства Смирновых, прожившая с Александрой Осиповной около сорока лет, писала ее дочери: «За всю нашу сорокалетнюю дружбу ни в переписке, ни совместной жизни, ни в молодости, ни в зрелых года, после разлуки, ни в старости, когда ваша мать стала уже бабушкой, – я не слыхала от нее ни одного банального, низменного слова. В ней была та строгая нравственная неподкупность, о которой говорится в Писании. Она была сильна душой, сердцем и умом. А тело ее так часто было слабо! Уже с 1845 года, и особенно с рождения Вашего брата у нее в жизни было больше шипов, чем роз».
В памяти друзей-литераторов Александра Осиповна осталась человеком, способным вдохновлять их на творчество и создание их лучших произведений.
Александра Осиповна Смирнова-Россет прожила замечательную жизнь, оставив потомкам интересные мемуары, дневниковые записи и переписку с знаменитыми людьми Российской империи XIX столетия.
Е.П. Ростопчина, знавшая близко Россет и дружившая с ней, упоминала, что Александра Осиповна «тосковала в жизни, верная Татьяна, но прожила ее красиво, с блеском изысканной мысли и шлейфом воспоминаний…»
Воронинские (Фонарные) бани на Мойке
Современный дом на набережной реки Мойки, 80–82, ныне является историческим зданием Санкт-Петербурга, включенным КГИОП в 2001 г. в «Перечень вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность». Массивное угловое жилое строение, одним из своих фасадов обращено на набережную Мойки, другим – в Фонарный переулок, по оси которого через водоем расположен современный транспортный мост. Мостовое железобетонное сооружение возведено в 1973 г. по проекту инженера Л.Н. Соболева и архитектора Л.А. Носкова, вместо существовавшего на этом месте пешеходного моста. Длина современного Фонарного моста составляет 30 метров, ширина – 20 метров.
Фонарный переулок в середине XVIII столетия первоначально именовался «Материальным». Он, впрочем, так же, как и иные соседние переулки, выходящие к реке Мойке, являлся своеобразной городской пристанью для выгрузки строительных материалов, доставляемых в столицу по воде. В первой половине XIX в. переулок переименовали в Фонарный. Существует несколько предположений о причинах столь необычного наименования. Авторы книги К.С. Горбачевич и Е.П. Хабло «Почему так названы?», ссылаясь на публикацию историка П.Н. Столпянского «Старый Петербург и его исторический план» (журнал «Зодчий», 1913, № 36), отмечали, что «название „Фонарный“ произошло от так называемого Фонарного питейного дома в этом переулке. Возможно, названия переулка и питейного дома были связаны с находившимся в этом районе фонарными мастерскими». Вполне возможно, но при этом нельзя также исключать и мнение определенной части столичного мужского населения, уверенно полагавшего, что этот переулок, официально считавшийся во времена А.С. Пушкина улицей, получил свое наименование от огромного скопления в нем «домов терпимости», вход в которые призывно освещался разномастными красными фонарями.