За несколько месяцев до своего трагического конца поэт-провидец написал в Москве стихотворение с явным пророческим смыслом:
Ты был отрыт в могиле пыльной,
Любви глашатый вековой,
И снова пыли той могильной
Завещан будет перстень мой.
Это пророчество сбылось в Петербурге. Поэта похоронили в Москве вместе с перстнем – «любви глашатым вековым» Мало того, воплотилось в жизнь и другое предсказание Веневитинова, заложенное им во второй части стихотворного пророчества:
Века промчатся, и, быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нем тебя откроет вновь;
И снова робкая любовь
Тебе прошепчет суеверно
Слова мучительных страстей,
И вновь ты другом будешь ей,
Как был и мне, мой перстень верный.
Напомню читателю, что начиная с тридцатых годов прошлого столетия советская столица приступила к грандиозной реконструкции многих старых районов Москвы. Строения, связанные с многолетней историей города, безжалостно сносились или даже перемещались на другие места. Планом генеральной реконструкции намечались к сносу старинные церкви, соборы и даже некоторые древние монастыри. Подлежал ликвидации и Симонов монастырь Москвы, где располагалось захоронение Дмитрия Владимировича Веневитинова и иных известных русских деятелей отечественной литературы. Прах Веневитинова и захороненного на кладбище Симнова монастыря Сергея Тимофеевича Аксакова по решению Мосгорисполкома решили перезахоронить на Новодевичьем кладбище. Во время вскрытия могилы Дмитрия Владимировича был обнаружен старинный перстень погибшего жителя Геркуланума, пострадавшего при извержении Везувия. Пророчество Веневитинова сбылось:
Века промчатся, и, быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нем тебя откроет вновь…
Обнаруженный при захоронении «в могиле пыльной, любви глашатай вековой…» тогда передали на хранение в Государственный литературный музей.
В начале августа 1832 г. Михаил Юрьевич Лермонтов вместе с бабушкой, Елизаветой Алексеевной Арсеньевой, приехал в Петербург. Остановившись у родственников, Елизавета Алексеевна подыскивала в столице подходящую квартиру. В августовском письме к С.А. Бахметевой Лермонтов сообщал, что «вчера они с бабушкой перебрались на квартиру», но при этом заметил, что «хотя дом этот прекрасный, но со всем тем душа моя к нему не лежит; мне кажется, что отныне я сам буду пуст, как был он, когда мы въехали».
Квартира, в которую перебрались Лермонтов и его бабушка, располагалась на набережной левого берега реки Мойки, в доме действительного тайного советника Александра Дмитриевича Ланского. Тот дом не сохранился. Он тогда стоял на месте, занимаемом теперь домами № 84 на Мойке и № 15 по Максимилиановскому переулку. В начале же 30-х годов XIX столетия это было уже большое здание, выходившее фасадом на Глухой переулок (позже Максимилиановский). Перед домом был разбит сад, тянувшийся вдоль Мойки и отделенный от набережной реки металлической оградой на каменных столбах.
Окна комнаты Лермонтова выходили на Мойку. Однажды будущий поэт в лунную ночь наблюдал небольшое наводнение на набережной реки, о чем Михаил Юрьевич не преминул сообщить в Москву М.А. Лопухиной, описав невиданное для москвичей зрелище: «Вчера, в 10 часов вечера, было небольшое наводнение, и даже трижды было сделано по два пушечных выстрела, по мере того как вода убывала и прибывала. Ночь была лунная, я сидел у своего окна, которое выходит на канал…»
Приехав в Петербург, Лермонтов предполагал сначала поступить в университет, но затем под влиянием своего родственника А.Г. Столыпина решил осенью 1832 г. поступить в Школу юнкеров. Большинство родственников и знакомых Лермонтова тогда пребывали в недоумении от решения юноши посвятить себя военной службе. В доме Ланского вплоть до ноября 1832 г. он упорно готовился к вступительным экзаменам в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. 4 ноября 1832 г. Лермонтов, успешно выдержав экзамен, был зачислен в это учебное заведение.
В доме Ланского, на прежней квартире, осталась жить его бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева, любимый внук регулярно навещал ее.
После смерти А.Д. Ланского его участок с барским особняком и со службами у наследников приобрел богатый помещик князь Ф.М. Касаткин-Ростовский, принадлежавший к древнему княжескому роду. Его сын и преемник, Николай Федорович Касаткин-Ростовский, после смерти отца унаследовал 3121 десятин земли в Курской и Самарской губерниях, участок и дом в Петербурге по адресу: набережная реки Мойки, 84.
Князь Николай Федорович Касаткин-Ростовский родился в 1848 г. в курском отцовском имении. В 1864 г. юноша, окончив Вторую Петербургскую гимназию, поступил в Морской кадетский корпус. Незадолго до этого, в 1861 г., высочайшим приказом директором этого заведения, позднее преобразованного в Морское училище, назначается капитан 1-го ранга В.А. Римский-Корсаков. Приняв Морской кадетский корпус, Воин Андреевич энергично и настойчиво взялся за его реорганизацию, направленную на обновление учебного процесса.
Традиционно преподававшиеся в корпусе учебные дисциплины дополнялись новыми курсами: пароходной механики, физической географии, метеорологии, военно-морской истории, тактики и законоведения. В официальную программу практических занятий включили инструментальные съемки, приемы строительства малых судов и шлюпок.
Воин Андреевич Римский-Корсаков
Благодаря инициативе и настойчивости директора тогда удалось сформировать довольно солидную корпусную учебную эскадру.
Выдержав серьезные конкурсные экзамены, князь Николай Федорович зачислен в старшую подгруппу. Свое обучение он уже завершал не в кадетском корпусе, а в Морском училище.
Выпускникам Морского училища присваивалось звание «гардемарин». Для производства в чин мичмана они должны были совершить годичное плавание на военных судах и отработать весь объем должностных навыков и обязанностей практической службы кадрового морского офицера. Князю Николаю Федоровичу Касаткину-Ростовскому в числе 60 гардемаринов Морского училища выпуска 1869 г. после года плавания в 1871 г. присвоили чин мичмана. Князя Касаткина-Ростовского приписали к морскому Гвардейскому экипажу, на одном из кораблей которого он с 1874 г. по день выхода в отставку в 1878 г., служил сначала в звании лейтенанта, а затем – капитан-лейтенанта. Н.Ф. Касаткину-Ростовскому пришлось принимать непосредственное участие в боевых походах отечественного флота в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.
После отставки в чине капитан-лейтенанта князь Николай Федорович обосновался в своем богатом родовом поместье Курской губернии, женился на Надежде Карловне Монтрезор и серьезно занялся общественной работой. Князь Н.Ф. Касаткин-Ростовский избирался почетным мировым судьей Ново-Оскольского уезда, курским губернским гласным, Ново-Оскольским уездным, а затем курским губернским предводителем дворянства. Являлся почетным попечителем курской гимназии и даже стал основателем дворянской кассы взаимопомощи в Курской губернии.
В 1897 г. князя единодушно избирают членом Государственного совета от Курского губернского земства. В том же году он возводится в придворный чин камергера.
В 1904 г. князь Касаткин-Ростовский в содружестве с графом В.Ф. Доррером, М.Я. Говорухо-Отроком и Н.Е Марковым основал Курскую народную Партию Порядка, позднее ставшую курским отделом Союза русского народа, и длительное время он являлся его почетным председателем. Также Н.Ф. Касаткин-Ростовский входил в состав «Отечественного союза», руководимого графом А.А. Бобринским. В 1906 г. князь становится одним из главных учредителей «Объединенного дворянства» и даже избирается на его первом съезде товарищем председателя совета. Одновременно с этим Николай Федорович с 1906 г. являлся активным членом Московского исторического родословного общества.
В 1896 г. князь решает провести капитальную перестройку родительского дома в Петербурге, на набережной реки Мойки, 84. С этой целью он обратился с просьбой к архитектору Н.Л. Бенуа, чтобы подготовить перестроечный проект здания с переделкой его в доходный элитный дом. Подобное решение нового хозяина дома не являлось легкомысленным, наоборот, оно было весьма своевременным и целесообразным, ведь в Северной столице нарастающими темпами повсеместно шло строительство новых доходных многоэтажных домов с квартирами, сдаваемыми внаем. Предприимчивые состоятельные люди скупали участки, занятые старыми барскими особняками, и на их месте возводили многоэтажные строения «под жильцов».
В архитектуре наступала эпоха эклектики, особого стиля, пришедшего на смену классицизму. Эклектика была удобна для быстрого массового тиражирования доходных домов, и вместе с тем она позволяла создавать видимость разнообразия во внешнем оформлении фасадов. Старые хозяева особняков на левом берегу реки Мойки теперь по-новому стали строить или перестраивать свои дома. У них появилось чисто утилитарное практическое отношение к дому как к объекту выгодного вложения денег. Возник своеобразный подход к архитектурному стилю – подход с точки зрения его «доходности». Именно об этом в самом начале 1870-х гг. с явным сарказмом высказался в своем «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевский: «…Право, не знаешь, как и определить теперешнюю нашу архитектору. Тут какая-то безалаберность, совершенно, впрочем, соответствующая безалаберности настоящей минуты. Это множество чрезвычайно высоких (первое дело высоких) домов под жильцов, чрезвычайно, говорят, тонкостенных и скупо выстроенных, с изумительною архитектурою фасадов: тут и Растрелли, тут и позднейший рококо, дожевские балконы и окна, непременно ольдебефы (круглое или овальное окно) и непременно пять этажей, и все это в одном и том же фасаде».
Планировка жилых помещений доходных домов отличалось большим разнообразием. Диапазон их размеров и степени комфортабельности бывал достаточно широким. От огромных многокомнатных квартир до скромных, в две-три комнаты. Размеры самих комнат зависели от возможности их оплаты жильцами. В лицевом корпусе домов с окнами на улицу обычно располагались многокомнатные квартиры состоятельных жильцов. Эти квартиры имели две лестницы – парадную и черную, выходящую во двор. Парадные лестницы в тот период оформлялись достаточно нарядно и зимой обязательно обогревались. Черные же лестницы служили для прислуги, для дворника, разносящего по квартирам тяжелые вязанки дров, для приема торговцев и разного рода ремесленников