Литовский замок
После Поцелуева и Краснофлотского мостов Мойка пересекается с Крюковым каналом, и после этого ее спокойное течение проходит в пределах исторической части Санкт-Петербурга, получившей в первой половине XVIII столетия название Коломны. Территория, считавшаяся до середины XIX столетия окраиной Северной столицы, где обычно проживали мелкие чиновники, торговые люди и мастеровые, располагалась к западу от русла Крюкова канала и ограничивалась набережными четырех водоемов: рек Мойки, Фонтанки, Пряжки и Крюкова канала. Здесь в 1782–1787 гг. по оси набережной левого берега Мойки построили деревянный Тюремный мост, располагающийся вблизи обширного земельного участка, на котором в 1787 г. возвели замок. Здание располагалось на огромной площади между Мойкой, Офицерской улицей, Крюковым каналом и Тюремным переулком. Автором его проекта считается Иван Егорович Старов (1745–1808). Замок имел значительные размеры и пятиугольное в плане строение, с круглыми угловыми башнями, давшими необычному зданию первоначальное официальное название «Семибашенный замок».
В проекте Литовского замка сочетались элементы западного и древнерусского архитектурных стилей.
До 1917 г. это грязно-зеленое приземистое здание в два этажа занимало целый квартал старой Коломны. Вначале в нем в 1797 г. разместили кавалергардский, а затем Литовский мушкетерский полк, который и дал второе официальное название зданию.
Литовский замок. 1900-е гг.
В 1810-х гг. в Литовском замке квартировал Морской гвардейский экипаж.
Летом 1820 г. молодому архитектору Иосифу Шарлеманю, ученику шотландского зодчего Чарльза Камерона, работавшего в России, предложили подготовить проект городской тюрьмы для ее постройки на правом берегу реки Фонтанки «по новейшей английской системе». Шарлемань в назначенный срок приготовил два оригинальных проекта, но ни один из них не был осуществлен. Через три года зодчему предложили приспособить под городскую тюрьму Литовский замок в Коломне.
Перестраивая под острог казарменное здание, Иосиф Шарлемань оставил первоначальную композицию, предусмотренную И.Е. Старовым, но по-новому, в стиле ампир, оформил его фасады и особенно главный из них, выходивший на Офицерскую улицу. Центральный ризалит, где располагалась церковь тюрьмы, Шарлемань четко выделил треугольным фронтоном, на котором укрепили крест, поддерживаемый двумя ангелами, выполненными камнерезом СМ. Пименовым из пудожского камня. Зодчий также подготовил эскиз интерьера тюремной церкви, согласно которому лепщик П. Сипягин, художник-декоратор Ф. Брандуков и живописец Д. Антонелли выполнили декоративное оформление внутреннего помещения православного храма. Его освятили во имя Всемилостивейшего Спаса. Под одной крышей с тюремным храмом построили колокольню. В часовне церкви, в киоте из полированного красного дерева, до пожара 1917 г. хранился образ Всемилостивейшего Спаса – дар генеральши Горихвостовой.
Фасад сгоревшего Литовского замка. Март 1917 г.
В 1826 г. перестроечные работы тюремного здания завершились, в результате изменился его первоначальный облик, и поэтому знаменитому композитору И.Ф. Стравинскому, жившему с родителями на набережной Крюкова канала, напротив Литовского замка, городской острог запомнился с детских лет «ампирным строением».
Городская тюрьма насчитывала 103 камеры и подразделялась на 10 изолированных отделений, в зависимости от рода уголовных преступлений. Обычно в Литовском замке содержалось800-810 заключенных, однако число заключенных в нем иногда превышало 1000 человек.
Литовский замок. Начало 1920-х гг.
Условия содержания арестованных в этой тюрьме были достаточно суровыми. На довольствие каждого заключенного ассигновалось от 10 до 50 копеек в сутки. Правда, на пятидесятикопеечное денежное содержание могли рассчитывать лишь высокопоставленные арестанты в чинах, начиная с полковника. Простолюдины и дворяне более низших рангов – от прапорщиков до подполковника и от коллежского регистратора до надворного советника довольствовались десяти-двенадцати-копеечным содержанием в сутки. При тюремном замке имелась и больница с лекарем, лечившим арестантов по принципу гоголевского Артемия Филипповича Земляники, рассуждающего довольно логично: «Лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой, если умрет, то и так умрет, а если выздоровеет, то и так выздоровеет». На одного заключенного, помещенного в тюремный стационар, полагалось всего три копейки в день на медикаменты.
Писатель В.В. Крестовский в 1865 г. так писал об этом страшном месте: «Если бы кто вздумал вообразить нашу тюрьму чем-нибудь вроде „Ньюгет“ или „Бастильи“, тот жестоко бы ошибся. Внешность ее совсем не носит на себе того грандиозного мрачного характера, который веет воспоминаниями и стариной… Наша тюрьма, напротив, отличается серо-казенным, казарменным колоритом обыденно-утвержденного образца. Так и хочется сказать, что „все, мол, обстоит благополучно“, при взгляде на эти бесконечно скучные прямые линии, напоминающие своею правильностью одну только отчетистую правильность ружейных темпов „раз-два!“… Эта-то самая казенность и давит вашу душу каким-то тягуче-скучным гнетом.
Неправильный и не особенно высокий четырехугольник, нечто вроде каменного ящика с выступающим пузатым полукругом, наугольными башнями, низкими, неуклюжими, – здание, выкрашенное серовато-белою краскою; внизу форменные будки и апатично бродящие часовые – таков наружный вид главной петербургской тюрьмы. Только два ангела с крестом на фронтоне переднего фасада несколько разнообразят этот общеказенный скучный вид здания. В передней башне, выходящей к Литовскому мосту, вделаны низкие и тяжелые ворота, о бок с ними – образ Спасителя в темнице и в узах, да несколько кружек для арестантов „Христа ради“, и над воротами черная доска с надписью „Тюремный замок“ В народе, впрочем, он слывет исключительно под именем „Литовского замка“ – название, данное от соседства с Литовским рынком…»
Старые мрачные каменные стены замка, его низкосводчатые проходы, узкие лестницы, небольшие полукруглые окна, слабо пропускающие свет, – все это как нельзя лучше подходило под тюремное здание, тревожившее и тяготившее воображение заключенных, поколения которых создавали самые невероятные легенды и истории этой петербургской тюрьмы.
Одну из них в 1918 г. поведал в рассказе «Ангел Литовского замка» беллетрист Александр Степанович Рославлев – основатель и редактор журнала «Независимый»: «Ангел стоял на кровле тюремной церкви; отлитый из меди мастером, он являл мощь строгого бытия, какое и подобает посланнику Господа. Словно только ступил он на кровлю – одежда его еще вьется и трепещет, и крылья не опущены. Обе руки Ангел положил на перекладины креста, который выше его и кажется тяжелым. Может быть, Ангел устал и вот слетел отдохнуть. Лик его задумчив, взгляд устремлен в даль полета. Таков был Ангел. Каждую ночь он обходит тюрьму; многие из арестантов слышали его звонкие шаги, а некоторые даже видели блеск крыльев; иногда он стучался в камеру кого-либо из смертников, и того в ту же ночь казнили. В дни Пасхи и Рождества Ангел являлся заключенным во сне, приносил вести от родных, предсказывал, благословлял; было даже, что он медной рукой своей в Страстную субботу выломал решетку в окне одного невинного осужденного и, усыпив часовых, вывел его за ворота тюрьмы. Не мог бы человек согнуть так брусья решетки, да и на плитняке двора остались следы ног, словно бы выжженные. Настанет день, когда Ангел уронит крест, и все выйдут на свободу.
Такова была легенда…»
Родившийся и живший в Коломне живописец и театральный художник Александр Николаевич Бенуа (1870–1960) в своих знаменитых «Воспоминаниях» также дал довольно точную оценку Литовской тюрьме: «…Тюрьма, перестроенная на ампирный фасон из сооруженного при Екатерине „турецкого семибашенного“ замка… состояла из гладких толстых стен, соединенных кургузыми необычной толщины круглыми башнями. Окон в этом здании было до странности мало, а те окна, что были расположены по верхнему этажу башен, были круглой формы, что и давало впечатление каких-то выпученных в разные стороны глаз. Центральный фасад был украшен фронтоном в „греческом вкусе“ со статуями двух держащих крест ангелов посреди. Это мрачное (несмотря на свою белую окраску) здание принадлежало к лучшему, что было построено в классическом стиле в Петербурге, а на меня, ребенка, Литовский замок производил одновременно как устрашающее, так и притягивающее впечатление. Ведь за этими стенами, за этими черными окнами, с их железными решетками, я рисовал себе самых жутких разбойников, убийц и грабителей, и я знал, что из этой тюрьмы выезжали те „позорные колесницы“, которые я видел медленно следующими мимо наших окон, с восседающими на них связанными преступниками. Несчастных везли на Семеновский плац для выслушивания приговора ошельмования».
На углу улиц Офицерской и Большой Мастерской, в доме генерал-губернатора Княжевича, с 1914 по 1917 г. жил со своей семьей артист-трагик Мамант Викторович Дальский (Нилов). У него учились не только драматические, но и оперные артисты. Сам Федор Иванович Шаляпин прошел у трагика Дальского школу сценического мастерства. Среди его почитателей были и простые люди, и члены императорской фамилии. К сожалению, артист, являясь общепризнанным мэтром театральной сцены, имел довольно необузданный, скандальный нрав. Дочь актера, Лариса Мамантовна Дальская, воспоминала: «Мы жили тогда на Офицерской улице. Вокруг замечательные места: Мариинский театр, кондитерская Иванова, золотые купола собора Николая Морского, Никольский садик со стаей голубей, Луна-парк с его американскими горками. Интеллигенция постоянно возмущалась тем, что в таком хорошем месте находится тюрьма, Литовский замок с его сумрачными башнями.
Нередко у нас в семье, в присутствии гостей, отец с возмущением произносил: „Бастилия“! Не раз я слышала такие стихи:
Как пойдешь по Офицерской,