назначенное время. Я стояла перед очередным заграждением и, кажется, плакала. Вдруг вижу, один из милиционеров мне подмигнул, я подошла, и он велел мне следовать за ним. сказав это строгим голосом. Я поднырнула под заградительный трос и пошла за ним. Он вывел меня к улице за вестибюль станции метро и показал, куда надо идти дальше. Нужное здание оказалось близко. Дежурный пропустил, найдя мою фамилию в списке, сверил её с партбилетом. Собеседование состоялось точно в назначенное время. Когда я шла обратно к метро, народ с площади Революции начал расходиться, ожидавшиеся машины с Гагариным и его сопровождающими проехали. Можно было беспрепятственно пройти к Кузнецкому мосту, а затем на Рождественку в Министерство, где инструктор иностранного отдела сказал, что теперь всю группу соберут в начале сентября и все необходимое сообщат своевременно через институт.
Летом мы с Костей и Анютой жили на даче в деревне Гигирево в четырнадцати верстах от Звенигорода. Жили в одном доме с семьей Злыдневых, с которыми познакомились и благодаря нашим детям сблизились. С женой Злыднева Таней Поповой мы учились на одном курсе в МГУ, она была студенткой сербской группы славянского отделения. Потом мы встретились в Доме ученых, куда она водила свою дочку Наташу, а я Анюту в группу французского языка, когда им было по 5-6 лет. Виталий Иванович Злыднев был научным сотрудником Института славяноведения Академии наук и знатоком Ивана Вазова, о котором была написана его диссертация, а теперь он занимался русско-болгарскими литературными связями. Злыдневы уже не первый год снимали дом в Гигиреве и предложили нам снять в этом же доме большую застекленную террасу, что мы и сделали. Лес — совсем рядом, река тоже. Место красивое. Дом стоит на краю деревни, перед домом — луг. До станции Звенигород ходит автобус от ворот на территорию большого дома отдыха, отстоящего от деревни метров на триста Все удобно. Грибов и ягод в лесу вдоволь. Только собирай. Вето на Ирины посещения было милостиво снято, и летом она приезжала к нам.
И вот уже сентябрь. Начался новый 1961/62 учебный год. Это был уже одиннадцатый год моей преподавательской работы на кафедре. Уже давно я стала доцентом и научным руководителем аспиранток Мария Евгеньевна активно содействовала этому. Теперь к нашей кафедре присоединили преподавателей из закрывшегося Городского пединститута. Их было трое — все они были доцентами и кандидатами наук — Клавдия Сергеевна Протасова, специалист по немецкой литературе, до этого заведовала кафедрой в Городском пединституте; Юрий Михайлович Кондратьев занимался английской литературой. И ещё была доцент Гедымин, посвятившая себя литературе Франции, однако проработала она на нашей кафедре совсем недолго из-за болезни. Кроме того, как уже говорилось ранее, в наших рядах находилась Надежда Алексеевна Тимофеева. Профессорами были Б.И. Пуришев и М.Е. Елизарова. На время моего отъезда в Англию предполагалось на ближайший год пригласить Магду Гритчук, а несколько позднее начала работать здесь же Галина Николаевна Храповицкая, специализировавшаяся в сфере скандинавистики. Пока она была аспиранткой Марии Евгеньевны и писала об Ибсене. Некоторое работала на кафедре Татьяна Сергеевна Крылова.
Аспирантов было довольно много, а потому руководителями их назначались не только профессора, но и доценты. Моим первым аспирантом стал сибиряк Постнов. Он приехал из Новосибирска с тем, чтобы написать в Москве диссертацию о романах Драйзера. Некоторые разделы уже были написаны, но, как выяснилось, кроме самих романов, ни одной книги о Драйзере он не читал и читать не собирался, полагая, что самостоятельный подход к делу — самое важное. Был он почти моим ровесником, человеком умным и опытным; тратить время на «ознакомление с чужими мыслями», как он говорил, ему не хотелось, хотя все же пришлось, что потребовало от меня больших усилий. Диссертацию написал за положенный срок, все экзамены сдал, защита прошла успешно. Американской литературой, вернувшись в родные места, Постнов больше не занимался, но многое сделал в изучении творчества писателей-сибиряков, работая в Сибирском отделении Академии Наук. Приходили от него письма, написанные крупным, четким, уверенным почерком.
Меня назначали руководителем тех аспирантов, чьи темы не интересовали старших преподавателей кафедры Правда, все они были связаны с литературой XX века, хотя и не всегда. Валерий Агриколянский занимался польской литературой, поэзией Юлиуша Словацкого. Прибывший из далекого Лесосибирска Александр Яковлевич Плаксин писал о болгарском писателе Андрее Гуляшки. Потом он стал ректором Лесосибирского пединститута, а затем вернулся в свою родную Ульяновскую область на должность проректора по учебной работе Ульяновского пединститута. Зоя Ивановна Кирнозе, дружба с которой сохранилась на долгие годы, вплоть до настоящего времени, была увлечена Мартеном дю Гаром, Грета Ионкис — Олдингтоном. Приехавшая из Ташкента Олеся Пустовойт начала, но не кончила работу о памфлетах Марка Твена. Она не смогла кончить её потому, что на первом курсе вышла замуж, в начале второго у неё родился ребенок, в начале третьего года пребывания в аспирантуре она произвела на свет двойню. Со всеми остальными моими ранними аспирантами все обстояло благополучно.
И вот теперь, если, конечно, я поеду в Англию, мне предстояло расстаться со всеми на целый год. Надо было все успеть сделать, все написанное ими прочитать, обо всем дальнейшем договориться.
О самом главном я уже давно договорилась с родителями и тетей Машей: они берут на себя заботу об Анюте, во всем готовы помогать Косте, ребенок может жить у них, школа близко, они смогут её провожать. Ира тоже обещала помогать, если понадобиться. Костя теперь говорил, что это даже хорошо, что я еду надолго: все уляжется, встанет на свои места. Что именно уляжется и куда встанет, нами не обсуждалось. Мы устали, и это чувствовалось.
Где-то около десятого сентября собрали всех, включенных в группу по обмену специалистами с Англией. Собрали в Министерстве на Рождественке для того, чтобы всех нас познакомить друг с другом и с условиями поездки. Ехали на целый учебный год – с конца сентября по 30 июня 62 года. Каждому сообщили о том, в какой университет он направляется. Ещё раньше, заполняя анкеты, мы заполняли графу «В каком учебном заведении и в каком городе Вы хотели бы повышать квалификацию?» Тогда я ответила: «В Лондонском университете». Теперь узнала, что меня направляют в университет Ливерпуля. Те, кто просил Кембридж, оказался в Манчестере, кто хотел в Манчестер направлялся в Глазго и т.д. У некоторых желаемое и получаемое совпало, но таких было мало. Всего в нашей группе собралось восемнадцать человек, из них две женщины и шестнадцать мужчин. Пять человек были преподавателями английского языка, остальные — люди разных специальностей: физики, химики, был биолог, преподаватель из авиастроительного института, один экономист, один кораблестроитель. Три человека — из Ленинграда, Наташа Янсонене преподавала английский язык в Вильнюсе, были люди из Сибири, — из Читы и Новосибирска, из Тамбова; старостой группы назначили Геннадия Алексеевича Ягодина из Московского химического института имени Менделеева, где он был деканом одного из факультетов. Были среди членов группы кандидаты наук и преподаватели без степени, доценты и ассистенты, кроме меня преподавателей литературы не было.
Прочитали нам в течение одной недели несколько лекций ознакомительного характера по истории Англии, по современному состоянию международных отношений, по системе образования в Великобритании, а мне поручили прочитать лекцию о современной английской литературе, а также и о самых значительны писателях прошлого. Уровень знания английского языка был самый разный; те, кто его преподавал, знали очень хорошо, некоторые немного говорили, некоторые почти вовсе не знали, но надеялись им овладеть.
Отъезд наш планировалось провести в два приема: 20 сентября вылетала первая половина группы, 27 сентября – вторая. Староста наш летел 20-го, мы с Наташей Янсонене оказались во второй части группы. Она на несколько дней решила поехать домой, в Вильнюс, чтобы не томиться в Москве. Накануне отъезда первой части группы нас снова собрали всех вместе, и напутственное слово произнес министр высшего образования Елютин. Он говорил о надеждах, которые связаны с нашим командированием в Англию, о том, что обман молодыми специалистами между СССР и Великобританией начался год назад, и наша группа — вторая группа, отправляемая по данной программе повышения квалификации преподавателей вузов, что на нас возлагается большая ответственность и выразил уверенность, что никто ив нас не посрамит своё отечество и оправдает оказанное доверие. Министр пожелал успехов, здоровья и сказал, что по возвращении мы обязательно с ним вновь встретимся, чтобы обсудить результаты этой важной поездки.
В канун отъезда в Англию — 26 сентября был день моего рождения, а за день до этого — 25 числа кафедра решила устроить мне проводы на квартире у Юлии Македоновны, которая испекла по этому случаю целый таз замечательного хвороста, гору печенья и сделала салаты.
Но пойти на эту встречу мне не пришлось: Костя решительно отказался, а идти одна я не решилась, боясь разрастания конфликта. Осталась дома, а Костя ушел из дома и вернулся очень поздно, после двенадцати. Я позвонила к Юлии Македоновне по телефону, со всеми попрощалась, принесла свои извинения, сославшись на невозможность оставить близких, собравшихся у меня тоже в связи с моим отъездом, а потом весь вечер провела в ожидании отбывшего в неизвестном направлении мужа. На следующий день мы все втроем ходили на Горбатку к родителям, где в семейном кругу отметили мой день рождения, а 27 числа отец, мама и тётя Маша пришли с утра к нам. На 10.30 утра было заказано такси. В аэропорт со мной поехал Павел Иванович и Костя. Анюта осталась с Ниной Фёдоровной и тетей Машей. Они махали мне из окна.
Мы ехали в Шереметьево, где никто из нас прежде не бывал. На самолете никогда раньше мне летать не приходилось. Багаж мой состоял из чемодана и сумки. Экипировка для заграничной поездки была осуществлена заблаговременно. В ателье-люкс в Большом Новинском переулке были сшиты два элегантных костюма; один из тонкой черной шерсти, другой —из светло-серой с черной отделкой вдоль бортиков жакета. Было куплено бежевое легкое пальто, две пары туфель - чёрные лодочки на небольшом каблучке и коричневые осенние туфли на каучуковой подошве. Это составляло основу моего гардероба.