Пришел Роб Макбейн, принес рыбу и мед со своей пасеки – это Брюс понял из разговора с бабулей Пенни на кухне. Приоткрыв дверь, подмигнул Брюсу и ушел.
Чуть погодя с кухни донесся запах выпечки и еще чего-то вкусного, и он вспомнил «Попьешь молочка, и хлебушка захочется». Конечно, захочется.
Он ел пирог с рыбой, пил бульон, потом с особым удовольствием – чай с вересковым красно-бурого цвета медом, чувствуя неловкость от того, что эти люди так добры к нему.
Когда Брюс, краснея от смущения, сказал Грэни Пенни, что его рюкзак вместе с деньгами и кредитной картой утонул в трясине и он не знает, как сейчас расплатиться с ней за ее заботы, она, не сдержавшись, стукнула его по лбу увесистой ложкой, которой накладывала кашу в тарелку.
– Голова с котел, а мозги с орех! – воскликнула она, что, очевидно, на ее языке означало «Глуп как пробка».
Правда, через пару минут она погладила его по голове и успокоила, сказав, что пока раны не зажили окончательно, ему никуда ехать нельзя. А как только дела совсем пойдут на поправку – «верь мне, это еще несколько дней», – ему помогут добраться до дома.
– На верхних холмах светлее, да на нижних холмах теплее, – добавила она задумчиво, что Брюс перевел, как «Нет ничего милее родного дома».
Днем зашла высокая сухощавая женщина с печальными глазами на увядающем лице, заглянула на минуту в комнату к Брюсу, ободряюще улыбнулась ему и представилась – Иннес Бернет. После ее ухода бабуля Пенни внесла на тарелке несколько кусков дыни и объяснила, что миссис Бернет – хозяйка местного магазина и сегодня она привезла из города свежие овощи и фрукты. Увидев куски дыни, попугай заволновался, заметался по клетке, стал стонать, причмокивая, как будто пробовал дыню на вкус, затем замер в ожидании, разглядывая Брюса одним глазом.
Брюс отрезал кусочек дыни и угостил Пола. Попугай разделался с угощением и выдал очередную реплику:
– Кто ты такой, чтобы… Чтобы…
Но, потеряв интерес к Брюсу, Пол отвернулся к окну и грустно заметил:
– Жизнь коротка.
Вошла бабуля Пенни, открыла клетку и выпустила попугая, как она сказала, «на свободу». Она так делала, когда Пол начинал слишком часто повторять «жизнь коротка». Пол тут же спрыгнул со стола на пол и, где подскакивая, где перелетая – летал он плохо, – обследовал все уголки комнаты, добрался до кровати Брюса, прыгнул на нее и тут же нагадил на одеяло.
– Ну, ты и фрукт! – возмутился Брюс.
Бабуля Пенни, со смехом убирая за питомцем и водворяя его в клетку, объяснила, что это случилось из-за дыни, которой Брюс, очевидно, угостил Пола.
Остаток дня прошел довольно бездарно. Брюс ковылял по комнате, рассматривая висевшие на стенах картинки в рамках на религиозные темы, и ждал, ждал Джинни, а она все не шла. Он спросил Грэни Пенни, не собиралась ли Джинни навестить его. Нет, не собиралась – она с друзьями готовится к Фестивалю, и у них сейчас дел по горло.
Брюс был потрясен, когда осознал, что чувства, вскипевшие в нем в этот миг, были ревностью, обидой и возмущением. Он снова лег на кровать и отвернулся к стене: «Никому я не нужен и не интересен».
Как же он обрадовался, когда вдруг услышал, как на кухне бабуля Пенни кому-то строго выговаривает, а молодой девический голос ей возражает. «Неужели Джинни?» Брюс быстро сел на кровати, опустив ноги.
Открылась дверь, вошла… нет, не Джинни. Вошла высокая девушка, в коротких шортах, подчеркнувших длинные ноги, и в облегающем свитере, тоже не скрывающем достоинства ее фигуры. Светлые длинные волосы были стянуты на затылке резинкой, образуя пышный конский хвост. Да, и еще умело нанесенный макияж. Следом вошла недовольная Грэни Пенни.
– Вот, – сказала она, – это наша мисс Блэкмор. Все ребята готовятся к празднику, а некоторые бродят тут вокруг дома, сами себя ищут.
И, укоризненно посмотрев на «мисс», Грэни Пенни вышла.
Не обращая на эти слова внимания, девушка подошла к Брюсу и томно представилась:
– Кэтрин. Кэтрин Бернет.
Не спросив разрешения, она села на кровать рядом с Брюсом, заглянула ему в глаза и с придыханием, как в кино, произнесла:
– И вправду, синие. Джинни права.
Вот эта последняя фраза только и осталась в воспоминании о гостье, когда она наконец ушла. Хотя Кэтрин говорила много и суетливо о том, что они с Брюсом творческие люди – она училась на курсах парикмахеров в Даркнессе – и они понимают друг друга, а здесь даже поговорить не с кем.
Брюс что-то мямлил невнятное в ответ, тупо соглашаясь со всем, что она говорила. «Джинни права, – стучало у него в голове, – Джинни права».
Похоже, попугаю Полу этот разговор порядком надоел. Он глянул на гостью сердито одним глазом:
– Ну, ты зависла!
Гостья сильно покраснела.
– Ну, это уж слишком! – фыркнула она, взмахнула недовольно хвостом и ушла.
Брюс с недоумением смотрел ей вслед – не понимал, зачем Кэтрин приходила. Девушка показалась ему со странностями. Чего она хотела, почему вдруг сбежала?
Она была стройной, привлекательной, но – и он сам удивился найденному слову, – какой-то жалкой. Иннес Бернет, на вид – ее мать или тетка, хоть и утратила красоту, но жалости не вызывала, а эта…
Поужинав, Брюс почувствовал, как он сегодня устал, и лег в постель. В голове вертелось: «Джинни права, Джинни во всем права».
И хотя он не мог уже вспомнить, в чем права Джинни, с этой мыслью Брюс заснул.
Спал он плохо, сильно болело распухшее колено, ныла медленно заживающая рана на боку, и что-то еще его тревожило, неясный скрежет, доносившийся со стороны озера. Он наконец встал и проковылял к окну. Ночное небо опять очистилось, и круглая луна самодовольно смотрела на Брюса. Вглядываясь в освещенные луной мрачные развалины замка, он напряженно вслушивался, но скрежет больше не повторился. Утром он спросил бабулю Пенни, не слышала ли она каких-либо непонятных звуков со стороны озера, но окна ее комнаты выходили на другую сторону, она ничего не слышала, однако очень внимательно посмотрела на Брюса. Потом подошла к окну и долго смотрела в сторону развалин.
Только пришлому человеку с первого взгляда эти заболоченные места могут показаться мрачными и унылыми, особенно в ненастную погоду. А приглядишься и замрешь в восторге от перелива красок сфагнового мха – рыжие, черные, зеленые, фиолетовые и даже шоколадные. И по этому цветистому ковру разбегаются в конце лета неровные пятна и целые поляны разноцветного вереска, полукустарники красной брусники и сизой голубики.
Новомодных домов в Блэкморе нет. Это все старые, двухвековой давности дома, очень крепкие, из черного камня, с массивными деревянными дверями. Что-то, конечно, менялось в домах, и не раз – кровля, способ отопления, но не общий облик. Даже окна оставались с частыми переплетами.
Многие дома Блэкмора уже не раз сменили своих хозяев, не имеющих теперь никакого отношения к первым поселенцам. Но остались и такие дома, теперешние хозяева которых – потомки основателей поселка. Так, в нескольких домах живут праправнуки поселенцев из клана Макбейнов. И хотя это уже разные семьи, но они все Макбейны, так как имели одного предка, сумели сохранить свою фамилию и связь со своими кланами. Жили в поселке также Макрои и Макартуры, но, конечно, не все семьи поселка могли отнести себя к какому-то клану.
Жили в поселке, в доме на невысоком южном холме, даже потомки лорда Джорджа Линдсея – миссис Эйлин Линдсей и ее дочь Джинни. Отец Джинни несколько лет тому назад отправился к северным островам бить китов, и больше о нем никто не слышал. Эйлин Линдсей, худенькая миловидная женщина, работала медсестрой – два дня рабочих, два дня выходных – в больнице небольшого городка Даркнесс, расположенного в паре десятков миль от поселка.
Нужно сказать, что с тех пор, как муж Эйлин пропал, ее не оставлял своим вниманием Кам Макартур, чем очень ей досаждал. Когда-то они с Камом учились в одном классе, и она после уроков пыталась незаметно покинуть школу, видя, что Кам снова поджидает ее у главного входа.
Кам Макартур был рыхлым, рано облысевшим человеком, с бельмом на левом глазу, с кривым носом. Тонкие губы придавали лицу всегда недовольное выражение. В поселке у него была кличка «Подменыш», поскольку из поколения в поколение передавалась легенда о том, что его прапрадед действительно был подменышем – ребенком, тайно подкинутым эльфами взамен похищенного новорожденного дитяти Макартуров. Неопровержимым доказательством этой подмены было бельмо на глазу Кама, как у всех его предков.
Жена Кама была маленькой сухопарой женщиной, с редкими бесцветными волосами, со следами безрадостной жизни на лице и с потухшим взглядом.
Наверное, единственной радостью в ее жизни был сын Ирвин, на удивление красивый мальчик, который не питал к матери теплых чувств, стыдился ее и часто был с ней груб.
Уже пошла, покатилась вторая половина августа, скоро начнутся занятия в школах и университетах, и вся молодая поросль, отдыхавшая летом в Блэкморе, потянется к источникам знаний. Душа в это время рвется надвое – жаль расставаться с вольной жизнью на просторах вересковых пустошей, с поселковыми друзьями, которые тоже разлетятся, кто куда, но уже хочется вновь увидеться с друзьями, оставленными в городах. Там тоже ждут интересные встречи, рассказы на ушко, с выпученными от радости глазами, о том, как прошло лето и о том, что он сказал, и что она сказала, и еще о многом важном, обо всем.
Так повелось в Блэкморе, что в конце августа, во время музыкальных фестивалей в стране и, главное, Международного фестиваля игры на волынке, жители поселка, приглашая гостей, устраивают собственный праздник, который тоже называют Фестивалем. На этом празднике все веселятся от души – и те, кто умеет играть на волынке и кто не умеет, кто умеет танцевать танцы кейли, деревенские праздничные пляски, и кто танцует джампстайл или хип-хоп. Мужчины соревнуются в традиционном виде спорта – метании бревна. Есть и те, кто умеет петь шотландские исторические и романтические баллады, и среди них Грэни Пенни. Она поет не те баллады, которые уже изменились по требованию времени, а доставшиеся по наследству от матери и бабушки.