Наступил еще один спокойный день, похожий на все остальные дни, прошедшие со дня смерти Амелии. Дни, когда он сидел и смотрел в одну точку, или стоял и смотрел в одну точку, или оставался в постели и лежал, уставившись в одну точку. Долгие, бесконечные дни, бесцельные и бессмысленные. Амелия сказала бы, что он погрузился в самосозерцание. И так всегда: стоило ему задуматься, как мысли его возвращались к Амелии, как теперь. Необходимо что-то делать, строить какие-то планы. Плантация сахарного тростника и завод по его переработке не в счет: дело раскручено, теперь все пойдет само собой. Ему нужен вызов, побуждение, причина, по которой он смог бы выйти из бездействия и что-то предпринять, заняться работой, погрузиться в нее с головой. Вернуться на землю и начать жить. И прекратить жалеть самого себя.
По крайней мере раз в день он вел с собой такие разговоры. На несколько секунд ему становилось легче, но затем возвращалось старое ощущение вины. Его связь с Джулией не могла ускорить смерть Амелии, твердил он себе. Его мысли о вине всегда заканчивались благодарением Бога за то, что Амелия не узнала о его измене.
Кэри вздрогнул, его страдания предстали перед ним настолько ярко, что он испугался. Собрав воедино всю энергию, он вышел на балкон, протянув руки навстречу солнечному свету и свежему воздуху.
Все вокруг него сверкало в солнечном свете, хромированные части балконной мебели, глянцевые листья растений, пьедестал и… У Кэри перехватило дыхание. Он растеряно осмотрел балкон в поисках подарка, который сделал Амелии много лет тому назад. Солнечные часы исчезли. Кэри опустился на колени и стал судорожно раздвигать ветки растений, надеясь, что часы просто свалились с пьедестала и закатились в угол. Нет. Подарок, который Амелия любила больше всех остальных, исчез. Как? Когда? Почему? Кэри исследовал каждый дюйм балкона, но не обнаружил и следа солнечных часов. Если бы Амелия была рядом, она сказала бы, что случившееся — одна из тех маленьких жизненных тайн, которые невозможно объяснить.
Несколько часов спустя Кэри направился в гостиную в поисках телефона. Он выудил аппарат из-под горы подушек на диване и позвонил в агентство, занимавшееся уборкой помещений. Амелия всегда пользовалась услугами этой фирмы. Не могли бы они прислать людей для тщательной уборки квартиры? Отложив телефон, Кэри направился в ванную, принять душ. Затем он надел чистую, хотя и мятую одежду, и вышел из квартиры. Ему нужно подумать, серьезно подумать. Кэри смирился с мыслью о том, что солнечные часы пропали. Он это переживет. Что пропало, того не вернешь. А это значит, что прошлое прекращает существовать. Может, это и не правильно, но он поднялся на ноги и сделал первый шаг. Амелия ушла. Он — жив, и жизнь продолжается. В какую сторону ее повернуть, теперь зависит только от него.
Кэри подсчитал, что в этот день прошел около пятнадцати миль. План принял окончательную форму во время прогулки. Амелия назвала идеи «эмбрионами». Это все, что у него было, «эмбрион». Миранда тоже когда-то была эмбрионом. А когда настанет время, Кэри воплотит его в жизнь. Он должен будет воплотить его в жизнь. Не для того, чтобы доказать что-то. Он сделает это во имя любви. Чистой любви. В память Амелии. Да, сказал себе Кэри и произнес это вслух. Эмбрион, имеющий имя, становится фактом. Эмбрион с именем — это… реальность.
В движениях Кэри сквозила нерешительность, когда он, сев за свой письменный стол, принялся искать нужную папку. Под руки попадались обрывки бумаг, разрозненные заметки, сделанные на салфетках, мятые листы. Некоторые из них, заметил Кэри, начинали желтеть. Все это были идеи и мысли по поводу строительства Миранды. Внезапно Кэри почувствовал грусть. Казалось, с тех пор прошло много лет.
Кэри выдвинул третий ящик стола и увидел то, что искал. Во рту у него внезапно пересохло. В голове крутилась одна и та же мысль: возьмешь бумаги, откроешь, просмотришь их, сделаешь хотя бы одну пометку, одно исправление, и ты приговорен. Приговорен. Ты готов? Сможешь с этим справиться? Плечи Кэри поникли, но затем вновь расправились. Да, он сможет с этим справиться. Он ведь построил Миранду, разве не так? А это — просто семечки по сравнению с Мирандой. Все, что ему требовалось для начала выполнения этого проекта, это толчок, желание.
Кэри достал из ящика пачку бумаг. С этого момента он посвящает свою душу и сердце проекту жены. Памяти Амелии. Он построит настоящий город для престарелых людей, таких, как Джетро и Минни, для всех тех, кому старалась помочь Амелия. Амелия сказала тогда Конгрессу, что придут другие люди и продолжат то, что она начала.
— Я нанимаюсь на работу, любовь моя. Не вижу вокруг более подходящего претендента, так что считаю себя принятым.
Кэри развернул грубый набросок зданий и окрестностей города для престарелых. Следующей лежала свернутая карта. Он развернул ее и улыбнулся. Затем он принялся смеяться и смеялся до слез. Частная собственность Амелии. Владения ее матери, дом и прилегающие к нему земли. Когда много лет тому назад Амелия сожгла этот дом дотла, она сказала, что когда-нибудь на этом месте будет построен новый дом. До тех пор земля просто ждала и росла в цене с каждым годом.
Тысяча акров полей. Тысяча акров, залитых солнечным светом. Местность с невысокими холмами, где в домах можно открывать окна навстречу свежему воздуху, где можно будет держать животных. Если у приехавших сюда жить не окажется домашнего любимца, то ему его быстро подыщут. И никакого обслуживающего персонала в белых халатах, а врачи и медсестры — только на случай крайней необходимости. Зеленая, восхитительная трава, деревья со скамейками под ними, транспортное сообщение между зданиями.
Мечта. Которую он построит ценой своего пота и крови. Построит из любви.
В первый летний день в офисе Коула Таннера в «Колмен Авиэйшн» появилась делегация, состоявшая из семерых японцев. Коул вначале решил, что с Суми что-нибудь случилось, но потом понял, что для того, чтобы сообщить ему об этом, совсем необязательно было посылать семерых человек.
Все японцы держали в руках одинаковые кейсы. Даже их костюмы выглядели совершенно одинаково, словно сшитые из одного материала одним и тем же портным.
Встревоженный, Коул пригласил делегацию в конференц-зал и предложил сесть к овальному столу, стоявшему посередине. Мысли его сбивались и путались. Проклятье! Суми не предупреждала, что могут возникнуть сложности с их свадьбой. Она лишь сообщила Коулу о том, что придется отложить ее на год. Японец, выступивший от лица всей делегации, говорил по-английски, медленно подбирая слова.
— Мистер Таннер, мы представляем корпорацию «Хасегава Энтерпрайзиз». — Мистер Хасегава просил меня передать вам этот конверт лично. Я подожду, пока вы ознакомитесь с ним, а затем продолжу, — сказал японец.
Сердце Коула гулко стучало в груди, когда он взял письмо.
Его руки дрожали так сильно, что он с трудом удерживал конверт.
Дорогой Колмен-сан, мое последнее письмо вы получите, когда я уже буду лежать в могиле. Я написал его задолго до своего предполагаемого ухода. Считаю нужным сообщить вам об этом, чтобы вы знали, что это решение тщательно обдумано мною. Люди, которые находятся с вами в эту минуту, хорошо осведомлены об этом.
Вам, Колмен Таннер, я завещаю корпорацию «Хасегава Энтерпрайзиз», при одном условии.
У каждого человека должна быть мечта, и люди должны помогать этой мечте воплотиться в жизнь. Теперь вы будете писать.
Ничто не стоит на пути воплощения вашей мечты в жизнь. Сделайте это, Колмен-сан. Для себя, для Суми и для детей, которых она вам принесет с любовью.
Я не стану ни извиняться, ни объяснять свой поступок.
Примите мой дар, потому что я сделал его с открытым сердцем.
Шадахару Хасегава.
— Вы закончили, мистер Таннер?
— Да, но… Нет, подождите, здесь какая-то ошибка. Райли — его внук. Думаю, вам нужен Райли. Наверное, он ошибся. В последнее время мистер Хасегава не всегда мог ясно излагать свои мысли…
Заговорил второй японец.
— Я — личный врач мистера Хасегавы. Он в точности предвидел вашу реакцию. Вот его медицинские освидетельствования. В день, когда он написал это письмо и составил завещание, мистер Хасегава находился в здравом рассудке, так же как и мы с вами в данную минуту.
— Тем не менее я не могу принять это, — сказал Коул. — Я слышал об империи Хасегавы с тех пор, когда был еще ребенком. Она стоит, по меньшей мере миллиард долларов. Они выдают чеки и позволяют людям самим вписывать в них суммы.
Раздался голос третьего мужчины.
— Ваша оценка несколько преуменьшена. Я — глава юридической фирмы, ведущей дела корпорации «Хасегава Энтерпрайзиз». На сегодняшний день мы стоим более девяноста миллиардов долларов. Вот отчет.
— Что… Только у правительства есть такие деньги! — взорвался Коул.
— Правительство заключает сделки на бумаге. Мы оперируем быстро реализуемыми фондами. У вас есть более девяноста миллиардов долларов.
— Я в это не верю. Это сон, — в отчаянии сказал Коул.
Четвертый мужчина положил перед Коулом пачку документов.
— Мистер Хасегава являлся владельцем всех этих компаний? — спросил Коул.
— Он использовал для названий фирм имена членов своей семьи. Каждый электронный узел в ваших самолетах произведен «Хасегава Энтерпрайзиз».
— А я думал, «Сони» или «Мицубиси»… — растерянно протянул Коул.
Японцы заулыбались. Коул был на грани обморока.
Заговорил пятый мужчина.
— Существует одно условие.
— Я знал! — воскликнул Коул. — Слава Богу! Что бы там ни было, я не смогу его выполнить. Вы можете идти…
Пятый японец продолжал говорить, словно не слышал Коула.
— Вам придется жить в доме мистера Хасегавы и заботиться о его семье.
— И это все? Жить в его доме и заботиться о его семье?
Коул вцепился руками в волосы.
— Это огромная ответственность, — продолжал японец. — Вы должны заботиться о его семье, как о своей собственной. Дети должны получить хорошее образование. Как я уже сказал, это огромная ответственность. Но, хочу добавить, мистер Хасегава был уверен в том, что вы с ней справитесь.