— Если не мы, то кто? — вопросом на вопрос ответил я. — Ровно двое суток назад один экспериментальный вертолёт без пилота сумел остановить стодвадцатитысячный отряд регулярной армии. Это был хороший урок.
— С одним крупнокалиберным пулемётом один человек смог бы остановить армию середины девятнадцатого века на марше, — внезапно для меня успокоился учёный, — технологический разрыв — страшная штука. Так что твоя аналогия некорректна.
— Между Агатой и техникой на Полигоне такого разрыва не было, — возразил я с лёгкой неуверенностью.
— Нет, был. Именно это я и пытаюсь до тебя донести. Между дульнозарядным капсульным ружьём и пулемётом разница тоже кажется незначительной — принцип-то один и тот же, да и многие части выглядят аналогично — спусковой крючок, например, или курок с бойком. А капсюли просто совместили с патроном. Всего-то нового — затвор, даже схема перезарядки отнюдь не выглядит ноу-хау. Но разница громадная. Она в металле — в разы более жаро- и износостойком, в потоковом производстве гильз, в совершенном бездымном порохе — во всём том, что по пулемёту просто так не видно. Понимаешь?
— Хотите сказать, что все материалы и технологии, которые используются в Ирис и Агате, не просто лабораторные экспериментальные, а уже делаются по отработанной научными центрами вассальных родов технологии?
— Верно. Верно, с одной поправкой: технологию отработала не Императорская Шестёрка.
— А кто тогда?
— Запад, — коротко ответил проф, — наши у них её то ли купили, то ли украли, скорее второе. В любом случае, сейчас мы выступили в роли догоняющих.
— «Её»? — только и смог переспросить я, отнюдь не фигурально придавленный новостью.
— Да. По сути, технология одна — что в производстве аллотропов углерода и других продвинутых соединений и веществ, что в сверхэффективных топливных ячейках. В первом случае идёт использование результатов, а во втором — собственно, процесс. Точнее, технологией это называть не совсем корректно, больше подходит слово «алхимия». Сам посуди: глупо жить в мире с работающей магией и никак это не использовать? Кто-нибудь обязательно должен был додуматься, как соединить возможности влиять на реальность силой мысли и инженерно-технический подход и получить техномагию.
Вдоволь налюбовавшись на мою вытянувшуюся рожу, Вихро решил меня добить:
— Алхимия — кстати, именно это название используется на Западе официально, — лишена основного недостатка магии классической: не загаживает местность вокруг места применения и не теряет стабильность действия со временем. Более того, ей не нужен человек-оператор, кроме как для запуска процесса. Правда, по сравнению с обычной магией, алхимия значительно ограничена. Но — синтез с техникой нивелирует этот недостаток. Так что — добро пожаловать в мир, где больше не нужны громоздкие гремящие двигатели внутреннего сгорания, мир умных полимеров, сверхбыстрых компьютеров и ракет на однокомпонентном топливе, надёжном и нетоксичном.
— Плазма! — осенило меня.
— Плазма, как оружие и плазма, как рабочее тело двигателя, — согласился Вихро. — Миосинтетика для «мускульных» приводов и материалы с запредельной температурной стойкостью для обшивки аэрокосмического самолета. Даже я не могу всего представить, но, да — это революция в прикладной науке.
— И сильно… — мне пришлось прочистить горло, прежде, чем договорить, — сильно мы отстаём?
— Первое алхимпроизводство в США открылось двадцать лет назад, в девяносто шестом году, — уведомил меня рассказчик. — Наверняка для оборонной промышленности Штатов что-то начали делать ещё раньше. Хотя бы тот же уран для боеголовок обогащать. Алхимия вообще хорошо подходит для работы с веществами — если не замахиваться на вмешательство в ядерные реакции.
— Как вообще так вышло? Ну, — я взмахнул рукой, пытаясь выразить весь шквал обуревающих меня эмоций. Матом выражаться перед земляком всё же не хотелось, а другие слова на язык не шли.
— Если ты помнишь здешнюю историю, ближе к концу Великой Войны уцелевшие европейские маги дружно перешли на сторону Великой Империи. Вовремя смекнули, что запахло жареным — повыбили их знатно, и процесс продолжался. «Свои» к ним тоже имели определённые претензии — уж больно некоторые кудесники да волшебники отличились, особенно друиды. Магия ведь не наука тогда была — «истина для избранных», притом массовые жертвоприношения и «чёрные мессы» с ритуальными пытками были ещё не самой большой пакостью из творимых. Иначе, как ты думаешь, почему беглецы согласились упаковаться в Орден Равновесия и сидеть тише воды, ниже травы? Что касается алхимиков, то они тоже как бы относились к магам, но чародеи их повально презирали: как же, задание для лишённых или почти лишённых дара, да ещё и занимаются какой-то хренью вроде философского камня. Соответственно, именно эта точка зрения было донесена руководству ВИ. Уцелевшие европейские алхимики — их выжило значительно больше — как и многие другие подались за океан за лучшей долей, и там объединились, насмотревшись на «настоящих» магов, кстати. Потребовалось много времени, чтобы соотнести эмпирические знания и бурно развивающуюся тогда физику элементарных частиц, но когда получилось…
— То есть Америка и её союзники сейчас превосходят Империю… во всём? — наконец задал самый неприятный вопрос я. И получил неожиданный ответ. Хотя да — мог бы и догадаться.
— Если ты думаешь, что за океаном у руля не такие долбоящеры, как у нас, хочу тебя разочаровать. Такие же, — с усмешкой ответил проф. — «Алхимиков» зажимают, как могут — налогами, наездами на экологичность, заматывают многочисленными проверками. Те, кто делают классические двигатели и качают нефть, вовсе не хотят остаться за год с пустыми карманами — а именно так и произойдёт, если дать технологиям совершить скачок. Армия, флот и авиация медленно перевооружаются — с распилом астрономических денежных сумм, потому ни о какой эффективности внедрения не может быть речи.
Пётр Осипович дождался, пока на моём лице не появится облегчённое выражение, и добавил:
— Пока. Но ты не волнуйся — если, точнее, когда начнется война — экономика Запада будет работать в другом темпе. И перевооружаться за считанные месяцы, и денег хватит всем — земля у нас, русских, китайцев, монголов, казахов и всех остальных — большая и богатая…
— Или мы должны сами начать и выиграть «маленькую победоносную войну», начать гонку вооружений на своих условиях и удержаться в паритете. То, что планирует сделать Император Юрий. Для последнего и послужат рода-вассалы — центры кристаллизации, отправные точки для грядущего научно-алхимтехнического рывка, — дошло до меня. Все кусочки пазла сложились. Ну, почти все.
— Неужели генералы из минобороны не понимают, что в таких условиях война — дело времени? — попытался разобраться в последних непонятках я. — Не может быть, чтобы им разведданные и образцы технологий не показали. Предатели?
— Не думаю, — не согласился Вихро. — Скорее, рассчитывают нажать Большую Красную Кнопку первыми. Жахнуть — и весь мир в труху.
— И? Конец света лучше, чем победа?! — у меня натурально глаза полезли на лоб.
— Просто не верят в нашу победу в прямом противостоянии с Западом — особенно если влезть в соревнование экономик, — уточнил учёный.
— Потому, «разрушим до основанья, а затем…»? После этого что, можно будет победить?!
— После крушения экономики и цивилизаций победит тот, у кого останется больше относительно примитивной техники, простого надёжного оружия и у чьих солдат боевые возможности и сила духа будет больше. И у них есть основания думать, что они правы, понимаешь? Первый и Второй Пути… дают некоторые возможности.
— «Пусть от атома погибнет миллиард китайцев, у нас есть ещё один»?
— Мао Цзе Дун? Ну что ты хочешь — как ни крути, а Великая Империя русско-китайское государство. Со всеми вытекающими.
— Твою ма-ать… — я всё-таки не сдержался. От почти осязаемых картин только что описанного будущего хотелось схватиться за голову и забиться куда-нибудь под диван. А лучше, забить туда идиотов, толкающих мир к пропасти. Сразу всех, но можно по частям, чтобы больше влезло. — Проф. Как перехватить управление «Периметром»?
— Я же говорю: это — невозможно, — устало откинулся на спинку кресла Вихро, даже не обратив внимание на мою оговорку. Похоже, ему тоже до иблисов давно хотелось выговориться — но здесь, в отрыве от остальных попаданцев, было банально некому. — Тем более, я далеко не полностью представляю, как система работает…
— Если в реальности существует глупость, способная по воле или безволию отдельных уничтожать цивилизации, значит, должно быть что-то в противовес. Способ должен существовать.
— А ты уверен, Егор, что Император им уже не воспользовался? — всё так же глядя в потолок, поинтересовался учёный. — Ситуация, всё-таки, назревала давно. Неужели ты думаешь, что никто не подготовился?
— Если бы Юрий мог — не допустил бы жертв в Рудногорске, — резче, чем нужно, возразил я. — Мы ведь совершенно случайно наткнулись на батарею, счастливое стечение обстоятельств, что орденцы успели сделать всего несколько залпов.
— Войны без жертв не бывает, — наконец-то посмотрел на меня Пётр Осипович, — и ещё. Знаешь, что будет утром? Когда пожары потушат, жертв достанут из-под завалов и сосчитают мёртвых?
— Что? — голова уже отказывалась соображать.
— Пойдут и возьмут в руки оружие. Толпа, в которой две трети — адепты Путей и больше половины отслужила срочную службу — уже не толпа. Не покорно ждущие решения гражданские нейтралы.
«Так вот на что рассчитывал Соломин. А наличие принцессы Анны даст ополчению необходимого лидера.»
— Тем более, нужно решить вопрос с «Юаньжоу» как можно скорее. Расскажите мне всё. Сейчас.
— Хорошо. Слушай…
20
У воздушного десанта есть девиз: «никто, кроме нас!» Его часто повторяют, но мало кто, кроме самих десантников, по-настоящему задумывается, что означают эти простые слова. Тот, кто действительно применяет их к себе — отбрасывает рамки и ограничения, готов действительно на всё. Поэтому с ВДВ-шниками, даже пожилыми и давно в отставке, все стараются общаться уважительно и вежливо — от уборщицы и до премьер-министра. Десант справляется или погибает при попытке выполнить задание — третьего не дано. Тот, кто действительно готов идти до конца, невзирая на последствия — получает власть над происходящими событиями. Власть реально что-то изменить — собственными руками, здесь и сейчас. Сделать то, что другим не по силам.