Экспозиционная терапия
Что такое экспозиция в терапии?
Экспозиция – это метод поведенческой терапии, который был разработан, чтобы помочь людям противостоять своим страхам и фобиям.
Использование экспозиции началось еще в 1950-х годах. Тогда психолог Джеймс Тейлор[33] впервые использовал ее для лечения тревоги. Некоторые из методов, которые применял Тейлор в далеких пятидесятых не только сохранились, но и применяются в настоящее время. С помощью экспозиционной терапии лечат постоянное беспокойство и стресс, особенно в отношении конкретных предметов или ситуаций, генерализованное тревожное расстройство, фобии, посттравматическое стрессовое расстройство, обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), приступы паники и социальное тревожное расстройство.
Так что же такое экспозиционная терапия? Экспозиционная терапия работает по принципам, открытым знаменитым русским исследователем Павловым[34].
Экспозиция. Как я делаю психокоррекцию
Экспозиция – это встреча с самим собой, с той частью своего «Я», которое боится. Таким образом, терапевт заставляет больного пережить страх с одной единственной целью, чтобы он лично убедился, что бояться нечего. Тактика лечения основывается на чувстве облегчения и радости, которое испытывает всякий, кто преодолел собственный страх. Чувство победителя. Это очень хорошая методика для определенных случаев, но она не исчерпывает перспективы, открывающиеся перед терапевтом в момент встречи пациента со своим альтер эго.
Я, например, использую этот кризис не для воспитания, а в технических целях (см. Схема 15). Ведь человек, реагируя на триггер, входит в психотравму. Зачем приучать его жить с ней, когда можно ликвидировать сам источник проблемы? Это такая «хирургия», потому что операция, и потому что пациенту «больно». Такого рода мероприятия показаны не каждому. Ведь, когда мы наблюдаем возбуждение на вегетативном уровне, мы понимаем, что наш пациент одной ногой – в патологическом переживании, и если встанет обеими, то открывается возможность семантического выражения соматической рефлексии. Это самое главное в процедуре лечения расстройств. Симптом начинает осваиваться в парадигме второй сигнальной системы – образно и на вербальном уровне. Переживания нашего тела находят выражение на языке, который понимает наш разум. Если это происходит, то приступ переходит в подчинение разума. Это важно понимать.
Став достоянием рациональной части нашего сознания, симптом становится управляем, например, средствами той же эмоционально-образной терапии. Простая и ясная технология ликвидации невротических расстройств. Я уже давно использую рефлексию, получаемую от экспозиции, для усиления симптома. Мне важно столкнуть пациента в психотравму, чтобы там получить ясную картину заболевания. Ведь в этот момент он полностью открыт, так как пребывает в детском гипнозе. А дальше, как говорится, дело техники – можно разряжать поле на достигнутом уровне, можно легко перейти в сомнамбулическую стадию. Иногда случаются самопроизвольные абреакции, которые как дождь, когда ты собрался поливать. Словно бы природа опережает тебя, тем самым показывая, что ты на верном пути. Все это происходит, когда мы понимаем, что провокация симптома и погружение в психотравму – это одно и тоже. В этот момент процесс психокоррекции приобретает мощь и стремительность. А самое главное, повышается качество работы.
Первые этапы работы с пациентом
Телефонный разговор
Первый контакт с лицом, обратившимся за помощью, определяет характер и даже эффективность всего процесса психокоррекции. Надо быть очень внимательным, чтобы поймать верный тон в общении с незнакомым человеком, потому что предстоит выяснить много интимного.
1. Прежде всего выясняем, в чем выражается расстройство. И прежде всего – наличие соматического компонента в составе поведенческих отклонений: спазмы, потовыделение, «гусиная кожа» и т. д.
2. Выясняем, что пациент сам думает по поводу происхождения своего недуга. В половине случаев эта версия оказывается верной.
3. Выясняем «данные объективного контроля»: какие элементы окружающей действительности «цепляют» пациента, не оставляют его равнодушным. Особенно интересуют те, что возбуждают неврологические (бесконтрольные) реакции. Пациент должен вспомнить все случившиеся с ним приступы плаксивости, смеха, тревожности, чтобы взглянуть на них как на реакцию в отношении какого-либо внешнего раздражителя – триггера. В этой роли могут выступать новости, фотографии, места, запахи, аудио-, видеозаписи и т. д.
Домашняя работа
По итогам телефонной консультации пациенту выдается «домашнее задание». Цель самостоятельных усилий: сократить количество сеансов терапии, а значит, снизить стоимость психокоррекции. В процессе домашнего задания пациент выполняет то необходимое, что он может сделать без участия психотерапевта: пройти тесты, чтобы получить необходимую в терапии информацию и настроить собственную эмоциональную сферу для максимально эффективного восприятия терапевтических методик.
1. Пациент должен прослушать аудиотесты, чтобы определить стартовый уровень собственной гипнабельности и существующий уровень доступа к своей памяти.
2. Пациент должен лично заполнить бланки (перечень собственных страхов и фобий, см. раздел «Самоанализ»). В данном случае процесс важнее результата, потому что письменная фиксация интеллектуальных усилий делает человека «умнее». Он волей-неволей осознает то важное, что ранее могло ускользать от его внимания.
На приеме у психотерапевта
Первый сеанс строится следующим образом: у терапевта есть гипотеза, сложившаяся на основании предварительных данных. Он успокаивает пациента, чтобы неожиданно применить самый сильный раздражитель. Переход от покоя к возбуждению покажет реальную картину состояния психики пациента. Исходя из полученного результата, терапевт выбирает дальнейшую стратегию. По умолчанию экспозиция должна развиться в регрессию с финалом в виде отреагирования. В случае иных вариантов терапевт применяет соответствующие методики, но результат должен быть тот же: отреагирование, во время которого память освобождается от эмоционального заряда. Как правило, падение чувственного давления открывает ранее амнезированные участки памяти. Новые данные могут диктовать новый план действий с прежней процедурой: «экспозиция-регрессия-абреакция».
По завершению соматической коррекции надо приступать к коррекции психологической. Она заключается в создании такой ситуации, при которой пациент сам испытает некое откровение. Речь идет не о логическом осмыслении (рациональные выводы не изменяют картины мира), а о впечатлении, которое должно изменить уже существующие представления. Оно, как правило, инспирируется посредством видения кризиса глазами других участников. Это организует для пациента психотерапевт. Оказавшись в роли, например, виновника психотравмы или в роли очевидца событий, пациент переживает сюжет абсолютно по-другому, что и создает предпосылки для определенного «прозрения».
Итогом курса является контрольное перепроживание с целью выявить уровень эмоционального и интеллектуального напряжения. Если будут всплески, психокоррекция не может считаться завершенной. Если их нет, можно констатировать финал работы.
Сенсибилизация: погружение в травму за счет экспозиции из прошлого
Чем отличается гипнотерапия от психотерапии? Тем, что гипнотерапевт может «унести» своего пациента в космос и там – в идеальных условиях – провести ту же операцию, которую обычный психотерапевт будет делать в пыли на Земле. Гипнотерапия – это не метод психокоррекции, а подход к ее организации. В остальном различия нет, хотя, должен сказать, привычка к комфорту все же накладывает на гипнотерапевтов свой отпечаток. Повышенная требовательность к условиям работы иногда приводит к попыткам их улучшить своими руками. Расскажу на собственном примере.
Как известно, центральным звеном психокоррекции является обезвреживание травмирующего образа – стойкого представления, которое по какой-то причине осталось «невыстрелившим ружьем», то есть не получило полноценного проживания, застряв в голове. В таких случаях задача у терапевтов одна – избавиться от «непереваренных» воспоминаний.
Изрыгнуть патогенные впечатления человек может только одним способом – допереживав их до конца, для чего он должен пропустить через себя неудобоваримый образ по идеомоторной связи, чтобы тяжелая энергия прогорела на больших оборотах и улетучилась вместе с гарью. В старые времена это называлось «изгнать беса», потому что больного во время процедуры экзорцизма сильно корежило. На кушетке психотерапевта происходит примерно то же самое – люди, освобождаясь от патогенной эмоции, бьются в конвульсиях, рыдают и плачут. Через час-другой тело обмякнет, и пациент откроет глаза другим человеком. Во всяком случае, в теории.
Чтобы получить абреакцию-экзорцизм, надо завести человека, растрогать его. Чтобы он расчувствовался, причем, по тому же поводу, из-за которого он когда-то превратился в соляной столб. Если требуемые чувства начинают превалировать, то собеседник в любой момент может провалиться в свой индивидуальный ад – воспоминание, где его унижают, обижают, огорчают или разочаровывают. Причем так сильно, что жизнь делится на «до» и «после». Вот такие точки бифуркации являются вожделенным Граалем для каждого психотерапевта, потому что в них «варится» судьба пациента. Вопрос только в том, как добраться до этих точек, если собеседник на кушетке вроде все вспоминает, но эмоционально почти не реагирует?
Я думал, как решить эту задачу. Например, если пик переживаний у моего пациента приходится, скажем, на 10-летний возраст, то нужна экспозиция из того времени. Надо найти музыку, фотографии, предметы, которые бы несли в себе печать воспоминаний о тех далеких днях. Я начал экспериментировать. В одном случае триггерами из прошлого стало звучание знаменитой музыкальной темы в сопровождении фотографий актрисы, которая была очень похожа на героиню травматического воспоминания. Экспозицию собирали вместе с пациентом как своего рода «музей грез», отбирая туда только те рудименты прошлого, которые неизменно вызывали у него слезы.
В другом случае это была самодельная деревенская шкатулка, принадлежавшая матери моей собеседницы. Это тоже был предмет избегания, потому что неизменно приводил ее к слезам.
В третьем случае, роль триггера сыграла вполне современная песня, в которой повторялось имя возлюбленной из тех далеких лет. Мой пациент, суровый одинокий мужчина, признавался, что он регулярно приходил бар, где часто звучала эта запись, чтобы выплакаться. Все думали, что он напился и поэтому можно было не стесняться. Вот такой инструмент психологической разгрузки.
Правильно организованная экспозиция – это гарантированный провал в точку невозврата, что почти всегда заканчивается полноценной психосоматической абреакцией.
Сбор анамнеза при первичном контакте. Симптом – гипотеза – экспозиция
Большинство людей способно осознать базовые триггеры, но нужна помощь. Поэтому разговариваем с пациентом, настраивая его мысли вопросами. Спрашиваем, что не так? В чем это себя проявляет? Чем именно мешает? Когда, где? Как это было последний раз? Что вы думали в этот момент? Что бросилось в глаза? Чем этот приступ отличался от предыдущего? Когда тот был? Где? Что думал в этот момент? Что бросилось в глаза?
Вполне может быть, что пациент с подвижной психикой, вспоминая по вашей просьбе детали, испытывает эмоциональное возбуждение. Для вас это будет означать возможность начать сеанс. Если эмоциональный фон пациента будет оставаться без изменений, предложите ему высказать собственную версию происхождения недуга. Можно также вслух предположить стресс, шок, транс, потрясение, удар, которые он мог перенести в интересующий период жизни. Напомните, что такого рода переживания сопровождаются беспамятством. Спросите, ничего это ему не напоминает? Разлуку, утрату, испуг, тяжелый недуг, разлад в отношениях?
Важно помнить, что психотравма не всегда формируется за счет сильного эмоционального импульса, часто это некий период, характеризуемый эмоционально угнетенным состоянием. Для проверки предложите отмотать время назад – до того момента, когда этот период еще не начался. Что произошло? Болезнь дорогого человека? Увольнение с работы? Предательство со стороны друга? Потеря имущества? Финансовый крах? Переезд на новое место жительства?
Как только сложится событийный сюжет, попытайтесь найти рудимент, вызывающий воспоминание о нем. Это может быть предмет или явление, не оставляющий пациента равнодушным: музыка, фрагмент фильма, текст, вещь. Это может быть нечто, что пациент старается избегать (темы разговоров, новостей), чтобы не травмировать свою душу.
Иногда поиск оказывается безуспешным и надо менять его парадигму. В таком случае сосредотачиваемся на изменениях в восприятии пациента как в прошлом, так в настоящем: появились фобические реакции? Обострилась обидчивость? Чувство вины? Сильный страх? Что выводит из равновесия? В чем чувствуется избыточность реакции? Когда стало плохо при виде чего-то или, когда что-то услышал, почувствовал какой-то запах и т. д.? Что это напомнило? Спросите пациента как бы в шутку, что будет слабым местом, если его будут пытать?
Всякий раз, когда возникает надежда, что триггер найден, тут же проверяйте его, используя экспозицию. Без физического эксперимента ваши прозрения ничего не стоят.
Кнопка, которая есть у каждого человека
Телевизионная пропаганда, а иногда и реклама часто работают как экспозиция в отношении наиболее массовых форм неврозов и фобий. Посмотрит человек на ролик, в котором реализован сюжет, словно взятый из атласа психотравм, и реплика, звучащая с экрана, ляжет в его подсознание как гипнотическая установка. В схожей ситуации, она «включит» в новом «зомби» нужное поведение.
Экспозиция – очень мощный инструмент, если «картинка» адресована в амнезированные разделы человеческой памяти. Пациент, у которого разбужена психотравма, не в состоянии сопротивляться, потому что испытывает сильнейший соматический импульс. В такой момент любая фраза становится заклинанием, потому что усваивается без критики, как императив. Я сам использую этот феномен в своей работе.
Например, для получения терапевтических состояний ставлю пациенткам один и тот же фрагмент из французского художественного фильма «Необратимость». Если речь идет о пережитом сексуальном насилии, то мастерски сыгранная Моникой Белуччи сцена всегда вызовет у пациентки эмоциональный тонус, а это готовое терапевтическое состояние. Можно сразу начинать работать.
Пример
Анна, 22 года. Привел отец, сотрудник таможенной службы, который и объяснил, что его дочь изнасиловали в поезде. Виновного нашли и наказали, но спустя месяц у девушки начались приступы паники и нежелание общаться в прежнем кругу. Родители просили стереть эпизод из памяти, но я решил прежде побеседовать с его дочерью наедине.
– Будете погружать в гипноз?
– Нет, ни в какой гипноз ты не погрузишься, слишком много напряжения в теле. Могу показать, как можно убрать болевые ощущения и уменьшить приступы паники.
Доверие заменяет гипноз, когда речь идет о сфере чувств.
Изложу факты из рассказа отца. Выяснилась следующая картина. После полуночи, девушка очнулась от того, что на ней лежит мужчина и пытается совершить с ней коитус. Это был пьяный проводник, который зашел в купе, воспользовавшись служебным ключом. Девушку сковал ужас, она не могла ни дышать, ни двигаться, ни кричать. Она от страха закрыла лицо руками, ожидая ударов в лицо, но проводник, удовлетворившись просто встал и ушел, закрыв за собой дверь.
– Закрой глаза и мысленно вернись в ту ситуацию. Направь внимание на свое тело. Ощути как и где чувствуется напряжение. Не надо ничего рассказывать вслух, погрузись в прошлое и осознай, какая эмоция доминирует. Тебе страшно, стыдно, обидно или может что-то другое?
– Гложет обида, почему со мною такое…
– Сконцентрируйся на этом чувстве. Мысленно войти в него. Я буду считать от одного до трех, помогая тебе вспоминать. Один. Как у музыки и голоса есть свой ритм, так и напряжение имеет свою частоту. Два. Сфокусируйся на частоте своей обиды. Вспомни, когда и где ты уже чувствовала эти вибрации. Три. Ты – на месте. Опиши что происходит?
– Кто рядом?
– Мне лет 7–8. На отдыхе. Родители ругаются, мама плачет, папа кричит. Жалко маму… Почему отец так кричит.
– Где в теле чувствуется очаг?
– В груди давит, хочу выбраться из всего этого. Могу открыть глаза?
– Пока нет. Пусть глаза остаются закрытыми. Чем сильнее чувство обиды, тем мы ближе к причине.
Распространено мнение, что во время регрессии собеседник пребывает в глубоком гипнозе. На самом деле, регрессия начинается в предгипнотическом состоянии и постепенно переходит к трансовому, когда начинают доминировать подавленные эмоции. Если есть эмоции, то углублять состояние гипноза не требуется. У моей собеседницы эмоции есть. Она описывает пропитанный знакомыми частотами случай в детском садике, когда родителя оставили ее там плачущей в истерике. Проявили твердость. Вспоминая это состоянии Анна испытывает головокружение, видны слезы
– Сфокусируйся на слове мама, начни как бы обращаться к маме по имени или просто «мама». Как тело реагирует?
– Не знаю, неприятно становится. И ненависть, и обида одновременно.
– Теперь мысленно произнеси слово «аборт». Как реагирует тяжесть в груди?
В ответ на этот вопрос покатились слезы – сначала сдержанные, потом все более обильные, переходящие в рыдания. Абреакция.
Не буду описывать детальнее процесс. Эмоция постепенно выкипала, и картина становилась все более и более логичной. Мама забеременела случайно, когда узнала, то родители настояли на аборте. Каким-то чудом в последний момент отказалась. Почему так ответа в гипноанализе не нашли. Далее прошли по поздним эпизодам и убрали остатки дискомфорта. В итоге произошла полноценная эмоциональная разрядка. Спустя два дня повторили сеанс, разбирая иную цепочку, связанную со страхом. Приступы паники сошли на нет.
Насильника не стала прощать и в принципе в этом уже не было никакой необходимости. Симптомом социальных страхов не осталось. Оставлю за кадром судьбу молодого человека. Скажу лишь так, что Анна несколько раз поговорила с обидчиком и сделала свои выводы на будущее.
Этап самоанализа для подготовки к экспозиционной терапии
Терапевт должен знать фетиши травмирующих впечатлений, которые способны привести больного в терапевтическое состояние. Как правило, речь идет о предметах и явлениях, ассоциирующихся у больного с патогенным воспоминанием и вызывающих симптом – то самое отражение, которое требует терапии. Ведь только обнажившись, заболевание становится доступным для излечения.
Определить фетиши негативных отражений можно двумя способами – в процессе беседы или поручив пациенту найти их самостоятельно. Время специалиста всегда дорого, поэтому целесообразно поручать эту работу пациенту как обязательный этап самоподготовки. В телефонном разговоре ему надо объяснить, что прием у гипнотерапевта – это финальная часть пути. Первые шаги он должен проделать самостоятельно, потому что за него это никто не сделает. Ведь речь идет о синхронизации психологического настроя человека с предстоящим процессом терапии. Для этого пациент должен научиться самоанализу с целью определения предметов и явлений, которых он неосознанно избегает. Сложность этой процедуры заключается в том, что избегание, как правило, происходит машинально, когда человек не отдает себе отчета в том, что он боится встречи с раздражителями, напоминающими о плохом отражении. По этой причине они (это могут быть поверхности, звуки, запахи, линии, цвета и т. д.) никогда не оказывались в центре его внимания, а значит, как бы и не существовали для него. Чтобы преодолеть эту проблему и тем самым выйти на уровень предстоящей терапии, больной должен выполнить два действия:
1. Вспоминать обстоятельства, которые провоцировали приступы.
2. Проверять на себе все, что может выступать триггером расстройства: мелодии, видео, фотографии, принадлежности, места, сны, ситуации.
Если контакт с чем-либо или с кем-либо вызывает знакомые ощущения приближающегося приступа дурноты, это значит, что фетиш патогенного впечатления найден. Кроме того, пациент должен проанализировать всю свою жизнь и попытаться эмпирически определить причину или повод возникновения расстройства. Для этого ему обязательно надо рассказать наиболее распространенные варианты, познакомив с языком, на котором он сможет сформулировать вам собственную версию. Чем многословнее и детальнее он будет это делать, тем лучше. Потому что вы получите возможность разглядеть внутренний мир своего пациента и подобрать наиболее точную интонацию для диалога с ним.
Если по итогам самоанализа ваш пациент будет в состоянии описать беспокоящий его симптом, сформулировать гипотезу (или несколько гипотез) его происхождения, а также предоставить список его возбудителей, которые можно найти здесь и сейчас, то главную часть лечения можно считать выполненной. Ведь в ваших руках есть все необходимое для проведения экспозиции, то есть для начала терапии.
Успех этапа самоподготовки к сеансу на 70 % определяет успех всей психокоррекции, поэтому телефонный разговор должен быть тщательно подготовлен. В распоряжении терапевта должно быть три-четыре варианта объяснений всех феноменов и принципов, которые должен усвоить пациент. Все формулировки должны быть просты и отточены. В них не должно быть заумных фраз, допускающих двойное толкование. Главное, чтобы пациент не только вас понял, но и был воодушевлен предстоящей работой.
Игра в доктора
Я уже говорил о косности в гипнотерапии, которая превращает психокоррекцию в ритуал. Причем, правила этого ритуала знают обе стороны – и респондент, и корреспондент. Во время приема один действует, как должен действовать гипнотерапевт. Второй – как должен себя вести объект гипнотических индукций. Ролевая игра. Вот почему в структуре психокоррекции так много атавизмов эпохи, когда гипноз еще назывался магнетизмом. Лично я насчитал три из пяти. И в своей практике я прибегаю к ним только тогда, когда собеседник хочет, чтобы все было «как полагается». Впрочем, это мелочи. Проблема в том, что слепое следование ритуалу приводит к ритуальному результату. Я даже думаю, что в этом смысл всей схемы, которая, как известно, целиком взята из западных учебников гипнотерапии. На Западе ребята знают толк в коммерции, поэтому там психически здоровые люди не нужны (шутка для любителей придираться, это есть везде). Требуется лишь временное облегчение, которое приносит яркую радость, к которой человек обязательно захочет вернуться, когда симптоматика вновь даст о себе знать. Фактически стандартная модель регрессивной гипнотерапии заточена то, чтобы к кабинетам психотерапевтов «не зарастала народная тропа». Я думаю об этом надо говорить открыто. Тем более, что подавляющая честь коллег, кого я знаю лично, это такие люди, которые не готовы тратить свою жизнь на убогое существование «сына лейтенанта Шмидта». Все хотят помогать людям по-настоящему, без дураков. Другое дело, что много отличных специалистов находятся в плену стереотипов. Много тех, кто очарован авторитетом Запада. Чтобы как-то развеять этот морок, я прибегаю к примерам из собственной – московской практики. Вот один из них.
ИЗ ПРАКТИКИ
Записался на прием человек, который прошел стандартный курс гипнотерапии. Все было как по нотам: гипнотизация, перемещение в «ядро» – начальную психотравму, абреакция, переозначивание. Вспомнил, как будучи эмбрионом подслушал разговор мамы с бабушкой по поводу аборта (обе сомневались в папе). Ему было сказано – это ядро. Он послушно отреагировал, как полагается по учебнику – с конвульсиями и криками. Потом совершил ритуальный выбор: жизнь или смерть. Конечно жизнь! Итогом сеанса стал аудио отзыв, в котором наш герой благодарит своего терапевта за ниспосланное чудо, потому что симптом исчез. Когда эффект плацебо растаял, все вернулось «на круги своя».
Разочарованный, мужчина пришел ко мне, чтобы я копнул поглубже, потому что он в интернете прочитал, что ядро может быть и в предыдущей жизни. Я, естественно, перечить не стал, но попросил сначала поговорить со мной. Я пытался найти след иррационального автоматизма. Мой пациент, оказывается, несколько лет жил в США, но избегал разговаривать по-английски, потому что не хотел быть непонятым. Опасение основывалось на том, что для него быть непонятым почему-то равнялось быть отвергнутым, ненужным. Меня заинтересовало столь странное тождество. Решил организовать экспозицию в международном отеле, где из каждого утюга лилась английская речь. Подзащитный испытал сильную эмоцию, началась соматическая абреакция, а за ней спонтанная регрессия в неожиданное воспоминание. Папа рвет в клочья рисунки сына, потому что тот без разрешения использовал его краски. Они очень дорогие и теперь испорчены. Гнев отца совпал с его командировкой, поэтому все выглядело так, что отец, рассердившись на сына, уехал от него. Потом нашлось и второе «ядро» – уже в сознательном возрасте, когда рождение сестры лишило мальчишку родительского внимания. Все забрала сестра. Снова дикое ощущение своей ненужности.
Я сразу обратил внимание на то, что мой собеседник абсолютно не гипнабелен. Поэтому длительный стресс, связанный с рождением сестры, прорабатывали с помощью эмоционально образной терапии. А драму с красками отца – за счет когниции (переосмысление). Работа шла не по ритуалу, поэтому каждая ситуация для моего пациента была неожиданной, и он реагировал непосредственно. В результате симптом был уничтожен не понарошку, а реально. Во всяком случае, прошло два месяца и около сорока проверок – «полет нормальный». Тревожное ощущение своей ненужности больше не возникало.
Какая мораль? Если бы я начал гипнотизировать своего собеседника, а он – входить в соответствующий образ, вся дальнейшая работа шла по этим рельсам: псевдо-гипноз, псевдо-эмоции, псевдо-результат. Хорошо, что удалось зацепиться за необычность в поведении человека, которая и вывела к живому нерву. Соматика не обманет…
Как из экспозиции сделать возгонку
В погоне за своими экспериментальными целями я стал пытаться удлинить экспозицию, которая теперь представляла не только сам приступ, но и его дальнейшее усиление до абреактивных форм. Процесс происходит по принципу постепенного закипания воды с кульминацией в виде откровения, то есть открытия амнезированных пластов памяти. Они, как правило, хранят не только недостающие звенья психотравматической цепочки, но и информацию для терапевтического «инсайта» – новой информации, позволяющей переосмыслить травматическое событие. Таким образом, экспозиция у меня превратилась в некий канал с частотой патогенного воспоминания. Оно, как правило, заблокировано в недрах памяти, но метод психологической возгонки позволяет почти мгновенно выйти на него и спокойно приступить к терапии.
ПАРА ПРИМЕРОВ «ВОЗГОНКИ»
Мой пациент находился в процессе коррекции с хорошей динамикой, когда я почувствовал, что эффективность работы стала снижаться. Как будто мы во что-то уперлись. Решил предложить ему посмотреть провоцирующее видео с насилием над животными (знаю, что с детства любит собак и прочую живность). Увидел, как он эмоционально закипает, и на этой волне помог ему регрессировать в младенческой возраст. Открылась картина, когда бабка в очередной раз перечит деду, а тот в приступе бешенства хватает подвернувшегося под руку котенка и разбивает его об стену. Бабка сразу же бросается к свидетелю этой сцены – ошеломленному внуку, выводит его из комнаты, успокаивая и наставляя, что ничего не произошло, что не надо об этом думать и т. д. Насколько сильным был застрявший в голове образ, говорит тот факт, что на его выражение моему пациенту потребовалось порядка десяти минут. Все это время он плакал.
Другой пример связан с женщиной, пришедшей на прием по интимным вопросам. Во время одного из сеансов я случайно выявил бессознательный автоматизм в отношении к слову «педофил». Стал выяснять. Оказалось, ничего связанного с педофилами и педофилией, в ее жизни не было, и у знакомых тоже. Тогда стали смотреть видео с новостями о маньяках-педофилах. Появилось напряжение, которое я подхватил, стимулируя регрессию в прошлое. Так мы оказались в семилетнем возрасте, когда девочку-первоклашку трогает за все места ее двоюродный брат, одиннадцатилетний подросток. Он говорит ей, чтобы молчала, «а то хуже будет». И так продолжалось несколько месяцев. Открывшаяся психотравма позволила моей пациентке понять, почему ей не нравилось, когда муж прикасался к эрогенным зонам. Впрочем, главный эффект от «возгонки» оказался в другом – открылся целый пласт патогенных воспоминаний, которыми был нашпигован тот год. Мы их все разрядили, и психика женщины постепенно вернулась в норму.
«ЗЕРКАЛЬНАЯ ФОБИЯ»
Женщина бальзаковского возраста обратилась с банальной проблемой: беспокойство по поводу морщин. Казалось бы, любая женщина, наблюдая признаки старения, испытывает беспокойство. Но женщина была непростая – психиатр с 20-летним стражем. Она уловила в своих реакциях невротическую составляющую и сочла за благо обратиться к специалисту.
Я тоже ничего не понимал – первые три сеанса дали нулевой эффект. Выяснилось, что ни увядание плоти, ни одиночество, ни прочие перспективы старения ее абсолютно не трогали. Я был сбит с толку. Решил прибегнуть к фирменному приему: поискать смежные страхи. Дело в том, что всякое расстройство, кроме прямого диагноза, имеет некие сопутствующие отклонения. Они, как правило, носят характер непереносимости и на первый взгляд никак не связаны с основным мотивом заболевания. Единственное, что можно утверждать наверняка о таких фобиях, так это то, что они всегда есть – как тень, как отражение расстройства. Я этот синдром про себя так и окрестил: «зеркальная фобия».
Для психотерапевта «зеркальная фобия» хороша тем, что она корнями уходит в ту же психотравму, что и основное расстройство, но отличается тем, что «зеркальная фобия» всегда эмоционально заряжена. Иногда настолько, что представляет собой портал в тот памятный день, когда жизнь человека разделилась на «до» и «после». У моей пациентки «зеркальная фобия» была, и она проявляла себя как иррациональный страх зеркал. Я устроил экспозицию, и моя пациентка, словно вспыхнув от своего отражения, мгновенно регрессировала в далекое прошлое. А там – бабушка. Строгая, но любящая. Она для внучки – все. Так вот эта бабушка боялась впасть в слабоумие, и ходил слух, что умерла она, выпив горсть таблеток. Все это я узнал, наблюдая за пребыванием моей пациентки в семилетнем возрасте возле любимой бабушки. И я понял, она пропиталась духом суровой старухи, а семейная легенда о ее последнем земном поступке – это психотравма, которую я тщетно пытался искать в физическом старении. А старение для моей пациентки означало совсем другое – скатывание в безумие!
Теперь я знал, что делать. После двух сеансов расстройство покинуло мою пациентку. Она была совершенно здорова, что показали все тесты.