Чтобы описать все опробованные мной методы использования воска в живописи подробно, необходимо составить объемную научную работу. Надеюсь, что когда-нибудь для этого у меня найдутся время и возможности, но главным критерием жизнеспособности художественной техники служат долговечность и качество работ, сделанных в этой технологии. Окончательный суд выносится не по технологическим графикам и таблицам, но по законченным произведениям художника.
Почему это важно сегодня?
С начала перестройки в России появилось много людей, занимающихся церковным искусством, много иконописных школ и иконописцев. Среди них есть некоторое число серьезных профессиональных мастеров, ищущих путей живого продолжения иконописной традиции и понимающих иконный образ во всей высоте и глубине его назначения. Однако в большинстве случаев, к сожалению, можно отметить в основном достаточно невысокий уровень творческой художественной работы и профессионализма. Специалисты подчеркивают наличие «ученического, ремесленного» подхода современных иконописцев, схематичность, пустоту и безжизненность многих произведений современной церковной живописи. Очевидно, проблема не столько в их техническом мастерстве, сколько в «нечувствовании» основной художественной и религиозной задачи иконописи. По этой причине современное церковное творчество чаще всего является лишь попыткой подделаться под стиль той или иной эпохи, не являясь искренним и органичным выражением внутреннего опыта и веры Церкви.
Альтернативой этой неестественной ситуации представляется возвращение к опыту древней Церкви, когда главной задачей иконописца было не сосредоточение внимания на живописных приемах, стиле и технике, но стремление передать через иконный образ присутствие Первообраза, т. е. Христа, Богоматери или святых. И древние иконы поражают нас в первую очередь не виртуозностью ремесленного мастерства, но особой проникновенностью и силой живого образа. Это действенная проповедь веры, обращенная непосредственно к молящемуся. Учась у великих мастеров прошлого, изучая различные эпохи и стили, сложившиеся в могучее и многоветвистое дерево традиции христианского искусства, нам должно выявить в этой традиции аспекты, наиболее соответствующие духовным поискам и запросам современного человека. Художественный опыт Церкви первого тысячелетия христианства оказывается не менее близок и востребован для нашего поколения, чем опыт позднего Средневековья. Выразительные, близкие образы энкаустических икон, фресок и мозаик первых веков оказываются очень созвучными внутренним интуициям нашей религиозности, ищущей христианства не как набора интеллектуальных убеждений, но как реального, действенного проявления Веры в пространстве нашей жизни.
Значительно расширяя диапазон художественных возможностей и обладая качествами особой экспрессивности, энкаустический метод дает иконописцу новые средства в поисках достижения выразительности образа, подчеркивающего эффект действенного, реального присутствия Первообраза. Применение энкаустики в иконописи может способствовать созданию иконописных работ, функционально соответствующих своему основному назначению. Это назначение мы обозначили в начале статьи как главную задачу сакрального образа – служить посредником между предстоящим (молящимся) и Святым Первообразом, быть пространством их реального, личностного общения. Специфические свойства энкаустической живописи: светоносность, мерцающий эмалевидный блеск красочного слоя, глубина и яркость цветов, особые средства выразительности и разнообразие художественных приемов – позволяют решать эти задачи наиболее плодотворно и убедительно.
К тому же использование иной техники так или иначе заставляет иконописца искать новые пути выражения и творчески подходить к восприятию церковной художественной традиции. Возрождение традиции не может произойти на основе механического воспроизводства и автоматического повторения какого-либо иконописного стиля прошлых веков. Необходимо живое, осмысленное, профессиональное восприятие, выяснение главного, отвечающего на вопрошания нашего поколения и вызовы нашего времени. Чего, мне кажется, подчас так не хватает процессу возрождения современного церковного искусства.
Назначение иконного образа
Энкаустика, одна из самых древних живописных технологий, оказывается сейчас, по моему мнению, и одной из самых актуальных и адекватно отвечающих нашим духовным и художественным поискам в области церковного изобразительного искусства. Метод энкаустики ценен не только своей древней традицией и замечательными техническими характеристиками. Мне кажется наиболее важным то, что эта живописная техника дает современному иконописцу огромные возможности в решении основной художественной задачи по созданию иконного образа. Поэтому, рассказывая о причинах моего обращения к энкаустической технике, необходимо хотя бы коротко сформулировать, в чем содержание иконного образа и цель его создания.
Очевидные для нас, привычные понятия и предметы, к которым мы обращаемся постоянно, как будто бы не нуждаются в объяснениях, как обиходные вещи нашей повседневности. Но, начиная задумываться об их сути, мы осознаем, что часто очень расплывчато понимаем, что это за вещи, в чем их настоящая ценность и зачем они присутствуют в нашей жизни. Пытаясь осознать, что такое икона, нам надо прежде всего понять: каково ее главное назначение, для чего она существует? Для приобщения человека к небесной красоте, потому что истина, добро и красота находятся в неразрывном единстве и, по словам блаженного Августина, «красота – это сверкание истины»? Или как иллюстрация «Священного Писания для неграмотных» (как иногда определялось церковными постановлениями), для проповеди христианства? Или для создания духовной, молитвенной настроенности человека, вошедшего в храм, окружая его напоминанием о чтимых святых и событиях Церкви? Конечно, все эти задачи в иконописи присутствуют и решаются, но есть главная и принципиальная предпосылка, породившая иконный образ, без которого икона не икона, но лишь одна из разновидностей искусства на религиозную тематику.
Нашей природе свойственно желание иметь реальное общение со Святым, и Церковь изначально верила, что через описуемый образ возможно общение с Первообразом, что написанная красками икона Господа Иисуса Христа, Богоматери или святого способна заключать в себе, сохранять и передавать их присутствие здесь и сейчас. И что икона, хотя и не во всесторонней полноте, но «имеет в себе и передает энергию Первообраза». Встреча со святым через его икону – это, в понимании Церкви, именно реальная встреча, диалог, общение. Не просто интеллектуальная, умозрительная конструкция «Я должен думать-представлять, что это означает то-то…». Присутствие святого в иконном образе – это, по пониманию Церкви, настоящее, живое присутствие, и наше общение с ним через его образ – это реальное личностное общение. Именно желание и возможность общения с вечным, Горним миром лежит в основе возникновения иконописи как сакрального, церковного искусства. Такое высокое, таинственное и, попросту говоря, страшное по своей дерзновенности понимание назначения иконного образа можно подтвердить огромным количеством святоотеческих и богослужебных текстов. Но лучше всего его подтверждают сами древние иконы, обладающие потрясающей выразительностью, активно взывающие к человеку и призывающие его к взаимообщению.
Иконы в жизни современного человека
Одна из функций религиозного искусства и, шире, вообще Церкви – передавать религиозный опыт предыдущих поколений верующих. И здесь молчаливые древние иконы не фальшивят, только гляди и учись. Там есть всё: и про веру, и про горение духа, и про борение, и про надежду Света. Поэтому, если встречаешь в современной иконе эту взволнованность и горение иконописца – это убедительное свидетельство того, что Церковь жива, что и в ней есть это горение и волнение, есть творчество. Мне кажется, что открытие для себя Веры не может не вызывать творческого ответа, не начать как-то воплощаться в твоей биографии.
При взгляде на наше нынешнее отношение к церковной живописи возникает ощущение, что современные люди во многом утратили способность к столь серьезному восприятию иконы. Интересы повседневности настолько ограничены бытовыми, житейскими ценностями, что сознание наше мало способно ощущать неразрывную, живую связь между символом и символизируемым, образом и Первообразом. Но если мы уберем эту связь – разрушится весь смысл иконного образа. Икона станет нужна только как «храмовая декорация», элемент создания определенной церковной атмосферы, что мы, к сожалению, очень часто и имеем сейчас в наших современных иконостасах и настенных росписях. Без возвращения к пониманию истинного, изначального назначения образа мы не сможем создать икон, подобных творениям древних иконописцев, искусство которых рассчитано на диалог, обращение, активное участие в физическом пространстве нашей жизни.
При этом приходится констатировать, что для многих церковных, верующих людей и священников и даже профессиональных иконописцев икона, построенная на таких основаниях, не нужна, они ожидают от нее другого. Сейчас иконы востребованы часто как второстепенная часть некоей общей «молитвенной атмосферы», которую мы привыкли встречать в церкви. Эта атмосфера определяется словами «тишина», «мир», «благолепие». В нее входят торжественность и величественность, создаваемые таинственным мерцанием и отблесками лампад и золота, многочисленные фигуры святых изображений, перевитых линиями замысловатых орнаментов. Необычное, чарующее, мистическое пространство. Разумеется, такие ощущения – необходимая часть религиозной жизни верующего. Храм должен быть для нас домом родным, своим, приветливым, знаемым, теплым и притягательным.
Но возникает чувство, что образ обращающийся, взывающий к тебе, ориентированный на живое общение, встречу, диалог, часто очень требовательный, непростой, «пронзительный», по прекрасному выражению замечательного нашего византиниста Ольги Поповой, не очень-то вписывается в такое пространство и даже способен разрушить уютный материнский покой описанной «молитвенной атмосферы». Приходится признать, что это чудо встречи с глубиной и тайной Первообраза, которое случается нам переживать при внимательном вглядывании-предстоянии пред древними иконами, звучит диссонансом в этом сложившемся мире привычной нам обстановки. Уместен ли здесь тревожный, «пронзительный», требовательный, взывающий взгляд, например, кремлевского Спаса «Ярое око» XIV в., испепеляющий все наше «слишком человеческое», дремлющее и инертное? Или столь «неспокойный» в обычном понимании образ Спасителя из монастыря Святой Екатерины на Синае – самая древняя из дошедших до нас икон Христа, относимая к VI в.? Могут ли быть соотнесены стремление хотя и к духовному, но уюту и огненное свидетельство веры в одном архитектурном пространстве? Хотим ли мы, готовы ли воспринимать в привычной нам атмосфере современного храма эти напряженные, мощные, пылающие духовным огнем образы средневековых иконописцев, взывающие к нам со стен древних храмов, в музейных собраниях? А может быть, мы сами создаем и организуем атмосферу нашего храма, исходя из доминант нашей религиозности? И что мы хотим возродить, возрождая древнее искусство иконописания: его стилистическую форму или его основное содержание? По-видимому, тут дело опять-таки в изменении нашего понимания задачи иконы. Догматически, на уровне интеллектуальной конструкции, преподаваемой во всех духовных школах, мы обозначаем икону, следуя традиции древней Церкви и постановлениям соборов, как образ, способный возвести, соединить нас с Первообразом. Но на повседневном уровне ощущается огромная разница между современным менталитетом и той системой мировосприятия, что породи