ли и я, и семья будем идти на риск в рамках терапевтической системы, то мы найдем альтернативные пути изменений.
Второй этап обучения состоит в наблюдении — как непосредственном, так и по видеозаписям — за обучаемыми, самостоятельно проводящими сеансы терапии. Для непосредственного наблюдения необходима комната с односторонним зеркалом. Преподаватель-супервизор и учебная группа наблюдают за тем, как один из обучаемых работает с семьей. Обе комнаты соединены телефоном, дающим возможность непосредственного общения между обучаемым и супервизором. Обучаемый, проводящий терапевтическую сессию, знает, что супервизор в случае необходимости позвонит ему. Такой способ обучения предполагает, что участники группы уже являются профессионалами в области душевного здоровья — например, психологами, психиатрами, социальными работниками, медсестрами или священниками. Обучение непрофессионалов требует иных, более интенсивных методов2.
Существуют различные уровни вмешательства супервизора. Например, если один из членов семьи постоянно молчит, а обучаемый терапевт реагирует только на более активных членов семьи, ему можно по телефону предложить активизировать того из членов семьи, кто держится в стороне или проявляет беспокойство. Если обучаемый теряется, супервизор может предложить ему пройти за одностороннее зеркало и обсудить, что делать дальше. Супервизор может войти в комнату, где происходит сеанс, и проконсультировать обучаемого на месте или же остаться в комнате для совместных терапевтических действий. Супервизор может вмешаться в любой момент обучения. Однако по мере того, как обучаемый накапливает опыт, наиболее непосредственные формы вмешательства отходят на второй план, и в конце концов руководство сводится к обсуждению перед сеансом или после него.
Такое руководство может навести на мысль о навязчивости. Однако в действительности у обучаемого возникает приятное сознание того, что он может положиться на супервизора, который поможет ему должным образом завершить сеанс или разрешить трудные ситуации.
По ту сторону зеркала остальная группа наблюдает за своим коллегой и обсуждает ход сеанса с супервизором. Таким образом, хотя начинающий терапевт непосредственно работает только с одной семьей, он также следит и за терапевтической работой с несколькими другими семьями, знакомясь с возникающими трудностями и способами их преодоления, которые находит каждый из его коллег, вырабатывая собственную эффективную манеру вмешательства.
Непосредственное руководство — это, по идее, особая форма совместной терапии. Ответственность за исход беседы лежит как на обучаемом, так и на супервизоре. Такой метод имеет несколько преимуществ. Обучаемые могут приступать к терапии еще до того, как будут к этому готовы, опираясь на поддержку супервизора. Поскольку руководство осуществляется в реальной ситуации, оно сосредоточено на индивидуальных особенностях данного сеанса. Понимание динамики данной семьи и терапевтической системы становится фоном, а осуществление конкретных терапевтических действий — фигурой на этом фоне. Преподавателя, обучаемых и наблюдателей интересуют мелкие мазки, необходимые для того, чтобы успешно справиться с конкретной задачей. Опыт, накапливаемый обучаемым в ходе собственных сеансов и сеансов своих коллег, со временем позволит ему достичь критической точки, когда отдельные приемы терапии обобщаются и превращаются в метод.
На всем протяжении обучения каждый сеанс записывается на видеопленку для последующего просмотра. В центре внимания при такой форме руководства оказывается уже сам обучаемый терапевт. Поскольку супервизор уже не несет ответственности за данную семью, она отступает на задний план и становится фоном, а фигурой теперь оказывается манера терапевта.
Видеопленку можно остановить в любой момент сеанса, что позволяет обучаемому выбрать тот или иной эпизод и объяснить, какие терапевтические цели он в данном случае преследовал. Таким образом, видеозапись показывает соотношение намерения и результата, цели и использованных для ее достижения приемов. Она создает обобщенную картину манеры каждого обучаемого — его сильных и слабых сторон, того, как он претворяет терапевтические представления в стратегии действия и какие средства применяет для воплощения этих стратегий. Затем супервизор указывает способы совершенствования навыков обучаемого. Сохраняя свою собственную манеру, обучаемый может работать над тем, чтобы меньше оставаться в центре внимания, высказываться короче, вызывать конфликты или избегать их, подчеркивать сильные стороны семьи и т. д. Преподаватель стремится максимально приблизить свои указания к поведению обучаемого во время терапевтической сессии. Затем, непосредственно наблюдая за следующим сеансом, супервизор оценивает, какие из предложенных изменений учел в своей работе начинающий терапевт. Перед сеансом супервизор напоминает обучаемому о поставленной перед ним задаче. Во время сеанса он вмешивается, чтобы помочь ему добиться нужных изменений.
Обогащение "инструментария" и развитие индивидуального стиля терапевта — нелегкая задача как для преподавателя, так и для обучаемого, поскольку ученик может утратить веру в свои бессознательные автоматические действия и начать излишне надеяться на указания преподавателя. В этот переходный период качество терапевтической работы начинающего терапевта обычно снижается, потому что он больше не полагается на свои привычные реакции, а новых еще не приобрел.
Каждому терапевту необходимы конкретные навыки, помогающие достичь целей трансформации семьи, однако при реализации этих навыков каждый терапевт по-своему использует собственное "я". Супервизор должен учитывать индивидуальные особенности не только семей, но и обучаемых терапевтов. Некоторые терапевты прекрасно выполняют функции лидера, находясь в подчиненном положении, — они позволяют семьям учить их, как надо действовать. Другим терапевтам удобнее играть ведущую роль, действуя с позиции внешней силы. Они хорошо умеют выступать в качестве эксперта, держась в какой-то степени вне семейной системы. Оба эти варианта — всего лишь разные пути удачного использования собственного "я"; единственно правильного способа занять ведущее положение не существует.
Необходимо, чтобы обучение начиналось с обзора теории и чтобы теоретические семинары сопровождали оба его этапа, — это позволяет обучаемому соединять практику с теорией. Обучаемый должен быть не техником, а терапевтом. На протяжении многих лет авторы настоящей книги полагали, что достичь этой цели и избежать опасности "головного обучения", характерного для традиционной модели подготовки психотерапевтов, можно только в том случае, если обращать первостепенное внимание на отдельные "танцевальные па", на конкретные детали терапии. Индуктивным путем, двигаясь по "спирали убывающего неумения", обучаемый приближается к моменту истины — к теории. Сосредоточивая внимание на собственной манере, обучаемый получает возможность лучше понять свое "я" как инструмент терапии и обогатить свой индивидуальный стиль, то есть, в сущности, расширить свой жизненный репертуар. И всего этого можно достичь, не перегружая обучаемого бременем теории, которое будет замедлять его действия в моменты, требующие немедленной реакции, и мешать процессу включения в семью. Хотя мы не разделяли мнения Карла Витакера о том, что для семейной терапии не нужна теория как таковая, по существу, мы вместе с ним и Джеем Хейли относились с предубеждением к "большим дозам теории", особенно для начинающего терапевта.
Однако двадцать лет преподавания показали нам, что должна существовать золотая середина. В области семейной терапии работает множество клиницистов, которые пересаживаются со стула на стул по Минухину, дают указания по Хейли, вызывают первичный процесс по Витакеру, высказывают парадоксы на итальянский манер, связывают людей веревками по Сатир, сдабривают сеансы этикой по Надю, поощряют очистительные слезы по Полу, просматривают записи сеансов вместе с семьей по Элджеру, а иногда и ухитряются сочетать все эти методы в одном и том же сеансе. Возможно, у некоторых семей такой винегрет приемов, приправленный шуточками, может вызвать немедленное исцеление. Однако подобные подвиги трудно воспроизводимы и не под силу рядовому терапевту. Поэтому для обучения недостаточно лишь набора четко разграниченных приемов — необходимы и некоторые обобщающие представления, которые придают им смысл.
К сожалению, усвоение новых приемов часто сбивает с толку начинающего. Как и во всяком процессе обучения или переобучения, он обращает главное внимание на деревья, не видя за ними леса. Цели терапии размываются и становятся фоном, а приемы — фигурой. Как и при воспитании самурая, обучаемому нужно много лет, чтобы достичь мастерства, и еще больше — чтобы научиться импровизировать.
Подлинное воспитание мудрости требует, чтобы обучаемый не замыкался на терапевтических приемах, а имел дело непосредственно с трудными ситуациями, возникающими в жизни. Слишком многие молодые терапевты берутся за целительство, не имея достаточного жизненного опыта, чтобы понять проблемы, с которыми сталкиваются в своих попытках вмешательства. В идеале им следовало бы исключить из круга своих пациентов семьи, находящиеся на такой стадии развития, которую сами они еще не прошли. Если же это невозможно, то они должны признать свою неопытность и попросить семью просветить их на этот счет.
Однако по мере того, как практика обучаемого расширяется, а опыт накапливается, он начинает видеть, что кое-что у него получается хорошо. Со временем разрозненный набор приемов превращается в целостный индивидуальный стиль, соответствующий его личности. Он обнаруживает, что некоторые метафоры, когда-то успешно использованные им при работе с той или иной семьей, снова приходят ему на ум в аналогичных ситуациях при работе с совершенно другой семьей. Он начинает осознавать, что при всем внешнем разнообразии семейных взаимоотношений у них много общего. Он начинает объединять такие действия, которые прежде представлялись ему ничем не связанными. Он начинает задаваться вопросом, не изоморфны ли мать, задающая ребенку только такие вопросы, которые требуют ответа "да" или "нет", и отец, который помогает подростку снимать пальто. На пути к мудрости терапевт замечает, что от наблюдения за конкретными взаимодействиями переходит к обобщениям, относящимся к структуре. Он вырабатывает способы претворения своих догадок в действия, достаточно интенсивные, чтобы задеть за живое членов семьи. При этом, обретая мудрость, выходящую за рамки знания, терапевт обнаруживает, что располагает целым репертуаром спонтанных действий. Теперь он может начать обучаться самостоятельно.