Минухин: Вы задали ей вопрос и тут же подсказали ответ. И девочка не стала раздумывать. Она не стала раздумывать, потому что могла сказать "да", и все тут. И вот в чем я хочу тебе помочь, Полин, — чтобы ты думала сама. По моему опыту — а я видел много детей с астмой, — стоит детям с астмой научиться самим принимать решения самостоятельно, как они начинают управлять своей астмой.
Чрезмерная заботливость матери о дочери воспроизведена снова — с участием других действующих лиц. Бабушка своим обращением с внучкой поддерживает ее пассивность и не требует от нее тех реакций, каких можно было бы ожидать от одиннадцатилетней нормально развитой девочки. Терапевт ставит под сомнение действия бабушки, которая реагирует на критику раздражением. Это ее настроение вызывает невербальные сигналы со стороны других членов семьи, имеющие целью подсказать терапевту, чтобы он не спорил с бабушкой. Тем не менее способность терапевта бросить вызов бабушке и при этом сохранить свое положение в системе — важный пример дифференциации для этой семьи.
Изменение длительности взаимодействия
У членов семьи обычно выработана система "нотной записи", управляющая темпом и длительностью их танца. Некоторые такие значки передаются с помощью малозаметных невербальных сигналов, которые сообщают: "Перед нами опасный порог, нехоженый или необычный путь. Будьте осторожны, замедлите шаг или остановитесь". Эта сигнализация действует автоматически, так что члены семьи реагируют на нее, не осознавая, что вступили на запретную территорию и схвачены под уздцы семейной системой. Как хорошо вышколенная лошадь, они реагируют еще до того, как натянутся поводья, и поэтому не чувствуют у себя во рту удила.
Один из приемов усиления интенсивности состоит в том, чтобы поощрять членов семьи к продолжению взаимодействия после того, как, согласно правилам системы, загорелся красный или желтый свет. Хотя такое продленное взаимодействие выполняется семьей не без колебаний, переход от привычного к незнакомому открывает для нее возможность исследования альтернативных способов взаимодействия. Аналогичных результатов можно добиться, уменьшив промежуток времени, который обычно занимает взаимодействие.
Например, в семье Кьюнов после прохождения всех этапов обычных для нее стереотипов управления терапевт создает сценарий, где мать и дочь играют в куклы, готовя печенье к Рождеству. Через некоторое время в игру вступает отец. Сценарий разыгрывается примерно двадцать минут, хотя по поведению членов семьи уже давно видно, что они хотели бы перестать. Это длительное взаимодействие, затрагивающее чувство удовольствия и взаимной заботы, в котором участвует не только мать, но и отец, без всяких вербальных комментариев со стороны терапевта говорит им о неиспользованных, но доступных для семейной системы возможностях: отец способен на мягкость и заботу.
В семье Джерретенов терапевту было нелегко помочь матери и дочери продолжать обсуждение проблем уважения друг к другу как к взрослым людям после того, как они вышли за пределы их обычных разговоров. Эта семья состоит из матери-вдовы и ее восемнадцатилетней дочери Джули, которая бросила школу в середине первого учебного года и вернулась домой. Мать и дочь пытаются выработать какой-то способ сосуществования.
Мать: Я передумала. Я не собиралась просить Джули вернуть деньги, которые я ей даю, но теперь я это сделаю.
Фишман: Не думаю, что вы можете менять свои решения каждую неделю.
Мать: Если вы хотите нас прогнать, прогоняйте. Я изменила свое решение из-за ее поведения.
Фишман: И нарушили свое слово. Вы обещали давать ей деньги в определенные сроки и сказали, что она может тратить свои деньги как хочет. Я думаю, вам нужно как-то договориться. Вы оба взрослые люди. Она для вас больше не маленькая девочка.
Мать: А вы знаете, на что она тратит эти деньги?
Фишман: Это ее дело. Она для вас больше не маленькая девочка. Она становится взрослой.
Мать: Она выкрасила волосы. Она тратит деньги только на себя. Я имею право на то, чтобы со мной хотя бы считались.
Фишман: Я хочу, чтобы вы посмотрели на Джули.
Мать: Не хочу я на нее смотреть. Мне надоело на нее смотреть!
Фишман: Тем не менее я хочу, чтобы вы это сделали. Посмотрите на нее. Она больше не маленькая девочка. Она очень хорошенькая. Она взрослая женщина. Теперь я хочу, чтобы вы поговорили с ней, но не как с маленькой девочкой, а как с взрослым человеком, который живет в вашем доме. Потому что так оно и есть.
Обычные переговоры между матерью и дочерью очень кратковременны. Они обрываются, когда кто-то из них начинает жаловаться на несправедливость другого. Терапевт помогает матери и дочери начать обсуждение проблем в рамках взаимного уважения и формулирует прозвучавшие жалобы матери с точки зрения потребности в уважении. Он снова и снова в разных выражениях повторяет тему: "Ваша дочь уже взрослая, а не маленькая девочка". Когда мать не проявляет склонности отказаться от своей обиды, терапевт не вдается в ее содержание, а просто повторяет свою мысль: "Обращайтесь с ней как с взрослой".
Мать: Но она ведет себя не как взрослая.
Фишман: Не думаю, чтобы у Джули это были просто детские капризы. Она взрослая женщина, у которой был с вами уговор.
Мать: Я не желаю, чтобы ты торчала дома, поджидая своего дружка. Я хочу, чтобы ты нашла себе работу, пока не пойдешь снова в школу — если ты собираешься снова пойти в школу. (Обращается к терапевту.) Я так настаиваю на своем, потому что приняла решение перед тем, как мы пришли к вам…
Фишман: Если оно не относится к нашей теме, вы расскажете мне о нем потом.
Мать: Хорошо, расскажу потом.
Фишман: Так вот, от вас потребуется немного больше гибкости.
Мать: Я по горло сыта этой гибкостью. Это продолжается уже 18 лет, и с меня хватит. Больше не желаю. Я хочу, чтобы она убиралась из дома. Не хочу больше видеть ее в моем доме.
Терапевт. Поговорите об этом с Джули.
Терапевт не дает втянуть себя в обсуждение других заманчивых тем, которые подбрасывает ему мать, — "Если это не относится к нашей теме, расскажете мне потом", — а затем активирует взаимодействия между матерью и дочерью. Вызов, брошенный им матери незадолго до этого, дает дочери возможность выступать с позиции, пользующейся его поддержкой, что может положить начало изменениям в их взаимодействиях.
Джули: Я хочу, чтобы она поняла меня. Вы говорили, что я могу высказать, что думаю…
Мать (перебивает): Джули, ты…
Джули: Сейчас я говорю. Мы с моим приятелем возились у меня в комнате. Я не хочу вдаваться в подробности и объяснять, что мы делали, и как мы развлекаемся, и какие у нас отношения. Мать громко постучала в дверь, и я ужасно растерялась. Она сказала: "Боб, оставь Джули в покое, иначе я тебя поколочу". Это было крайне унизительно. Мне в тот день нужны были деньги, все до последнего цента. Я рассчитывала на эти деньги, они были нужны мне именно в тот день. Я хотела взять на время машину и попросила мать дать мне ее, а она сказала, что не даст, и я ее обругала. Я имела полное право ее обругать. Я просто себя не помнила от злости. Я имела полное право ее обругать…
Мать (перебивает): Перед тем, как она ушла…
Джули (кричит): Это не ее дело! Она все время меня перебивает, и это не ее дело, куда я иду или где я укладываю волосы. Это мои волосы.
Реакция Джули на слова матери представляет собой другую, комплементарную сторону той же медали: она капризна, требовательна и ведет себя как ребенок, и очень скоро мать и дочь снова возвращаются к тому, с чего начали. Теперь терапевт имеет возможность потребовать, чтобы Джули реагировала на мать как взрослый человек и вела переговоры с позиций взаимного уважения. Эта тема разыгрывается на протяжении тридцати минут, и всякий раз, когда диада пытается переменить тему, терапевт переформулирует ее с позиций необходимости взаимного уважения. Чтобы противостоять тенденции семьи перескакивать с одного предмета разговора на другой, он намеренно увеличивает длительность их обсуждения или трактует их как изоморфные: "Вы должны решить этот вопрос в рамках взаимного уважения".
В семье Полетти Джина, четырнадцатилетняя девочка с анорексией, вызывает у себя рвоту и принимает слабительное, чтобы сохранить свой жалкий вес. Раньше она была "хорошей дочерью", и родители чувствуют, что ничего не могут поделать с этим странным поведением дочери, вызванным болезнью. Семья состоит из отца, сорока лет, матери, тридцати лет, Джины, ее шестилетнего брата Джона и бабушки со стороны матери.
Терапевт отвлекает семью от симптома и увеличивает длительность взаимодействий, в ходе которых члены семьи разговаривают о том, как они влияют друг на друга. Его цель — внушить им мысль, что позиция дочери связана с особенностями системы и что в ней происходит борьба между преданностью отцу, матери и бабушке. Это нелегкая задача — трансформировать поставленный семьей диагноз: "Мы все стараемся помочь больной дочери, одержимой какой-то загадочной болезнью", — в другой: "Мы все вовлечены в дисфункциональный танец, который нагляднее всего проявляется в симптоме дочери". По истечении тридцати минут первого сеанса терапевту удается добиться от матери описания конфликтного взаимодействия между нею и дочерью. Этот конфликт открывает возможность вывести дочь из положения третьей стороны и тем самым определяет структуру вмешательств терапевта на протяжении следующего часа. Поддержание вовлеченности членов семьи в суть их конфликтного взаимодействия придает терапевтической идее отчетливость и напряженность.
Мать: Когда я выбрасывала мусор, там были два пустых пузырька из-под ипекакуаны, и это после того, как она обещала не принимать ее, чтобы вызвать рвоту. У меня было несколько таблеток для уменьшения аппетита, которые мне прописал мой врач, и таблеток в пузырьке не хватало. Со стола постоянно пропадает солонка, потому что она берет ее с собой в уборную, чтобы вызвать рвоту. После того, как я отобрала у нее детскую клизму, которой пользуюсь сама, она обыскала ящики моего стола, и я обнаружила клизму снова спрятанной в уборной.