закрытых экосистем или защищенных систем, которыми будет владеть и управлять сложная сеть децентрализованных организаций. Они будут диктовать людям, что делать, а что не делать, при этом будет отсутствовать конституционная защита или какие-то ограничения». Другими словами, описывается машинный тоталитаризм.
Эксперт по искусственному интеллекту Стив Омохандро (Steve Omohundro) подсказал нам для этого название — кривая обучения диктатора (англ. dictator's learning curve), другими словами, как пещерные люди дошли до технологии космической эры. Подумайте обо всех этих лабораториях искусственного интеллекта, в которых работают доктора наук и у которых есть доступ к самым мощным компьютерам. Эти ученые могут разветвить код биткойна или написать умный контракт, который будет контролировать доставку беспилотником посылки. При этом биткойн будет удерживаться до тех пор, пока посылка не прибудет в место назначения. А теперь предположим, что эти ученые выложат эту программу, этот код, в Интернет в свободный доступ, потому что они хотят продвигать свои идеи — поэтому они делятся ими. И получается, что ИГИЛ не нужна лаборатория искусственного интеллекта, ему не нужна команда разработчиков программного обеспечения. Ему просто нужно заменить посылку на взрывчатку. И это и есть кривая обучения диктатора, и она вовсе не крутая. Но не вините во всем код или культуру делиться. Это необязательно то, что мы намеренно делаем с кодом; мы не осознаем, что мы это делаем. Это непредусмотренные последствия того самого «мира без трений».
Большинство наших страхов о первом поколении Интернета оправдались. Влиятельные корпорации захватили большую часть технологий и используют их в своих частных империях для достижения своих целей. Они отобрали у нас много возможностей и приватизировали большую часть цифрового пространства. Мы пользуемся частными магазинами, чтобы приобрести и иметь возможность использовать новые приложения на наших телефонах, планшетах, а теперь и часах. Поисковики и отделы маркетинга постоянно прерывают наши действия в Интернете рекламой. Крупные компании, которые продвигают транспарентность своих клиентов и процветают за счет нее, печально известны тем, что держат в тайне свои действия, планы, инфраструктуру технологии и информационные активы. Конечно, некоторые компании добровольно опубликовали свою информацию, однако многие лишь отреагировали на разоблачителей и журналистские расследования. Такие разоблачения кажутся каплей в море по сравнению с попытками скрыть операции и замаскировать информацию.
Проще говоря, они плохо управляют общественным доверием.
Вот вам пример: банковская сфера. «Банки являются традиционными хранителями секретов», — говорит Каминска из Financial Times. Она объясняет, что банки решают, кому давать кредиты и как осуществлять платежи на основе доступа к частной информации, которую они получают в качестве обещания хранить ее в секрете. Чем больше у них секретов, тем сильнее информационная асимметричность общества и тем больше у них преимуществ, однако эти преимущества имеют вредоносные системные последствия[503] . Так что же остановит крупные компании или влиятельные правительственные органы от захвата технологии блокчейна и использования ее в своих меркантильных интересах? «Любой механизм достижения консенсуса, который у вас есть, будет чувствителен к рынку — где влиятельные заинтересованные стороны тратят огромные деньги, чтобы заставить людей сделать определенную вещь», — говорит Пер из BitPay[504] .
Не подумайте, что мы хотим, чтобы корпорации и правительственны е органы оставили технологию в покое. В конце концов, технология блокчейна имеет потенциал стать важным мировым ресурсом, который откроет новые возможности. Более того, обществу необходимо правительство, которое предоставляет услуги для граждан, и корпорации, которые создают рабочие места и благосостояние. Однако важно отличать это от захвата подрывной технологии таким способом, который будет ограничивать блага, которые она могла бы принести обществу.
Подумайте также и о том, что ведущие разработчики и компании по блокчейну предпринимают уже сегодня, чтобы обезопасить свои сети, предугадывая самые плохие сценарии и быстро отвечая на них. Например, в 2014 году преступники украли восемь миллионов VeriCoin, криптовалюты по модели PoS, c платформы обмена MintPal. Спустя буквально несколько дней после атаки разработчики VeriCoin выпустили новый код, который разветвил блокчейн VeriCoin до атаки — по сути, они отмотали назад время — и заручились поддержкой различных платформ обмена криптовалюты, чтобы убедиться, что код сработал [505] . Похожим образом, «если деньги и власть попытаются захватить сеть, то майнеры остановят их, обратясь к реальной версии биткойна и инициировав разветвление» [506] , - говорит Кеонн Родригез (Keonne Rodriguez), глава отдела продукции Blockchain.
Что может удержать Китай от того, чтобы направить все свои вычислительные активы и все свои пулы для майнинга на блокчейн биткойна, чтобы провести атаку 51 % или, как минимум, дестабилизировать процесс? Давайте предположим, что какой-нибудь богатый деспот решил, что биткойн, так же как и Интернет до этого, стал настолько влиятельным, что отбирает у него его власть. Этот деспот может захватить всю силу майнинга, которая находится в зоне его досягаемости, а остаток закупить у других стран, которые снисходительно смотрят на его плохое поведение и дадут ему свыше 50 % хешрейта. Он затем будет решать, какие транзакции включать в блоки, а какие отвергать. Контролируя интерес, он мог бы также решить, что ему делать дальше — разветвить код и предложить несколько запретов, например, занести в черный список адреса, связанные с азартными играми или свободой слова. Так примут ли честные узлы это центрально контролируемое разветвление или они разветвят новый код? Эндрю Веджетэбл, директор Litecoin Association, говорит, что нет никакой возможности уйти от этого сценария, потому что деспот контролирует 51 % всей сети. И ему не нужно представлять правительство; он может быть одним из самых богатых людей планеты или исполнительным директором высокоприбыльной компании, у которой есть огромная покупательская способность[507] .
Третий сценарий звучит так: чиновники будут защищать свою территорию, лоббируя свои интересы, чтобы убедиться в том, что небольшие стартапы соблюдают существующие пр авила, и подавать в суд на те стартапы, которые смогли «пережить» государственное расследование. Эта стратегия «суди, а не обновляй» может предоставить им время, чтобы они могли выработать свой план действий. Или же это может полностью лишить чиновников какой-либо ценности. Подумайте об этих двух видах тиранов — правовые системы и активная инертность. Ученые уже задокументировали последствия издержек на синхронизацию и переключение, а также определили сложности интеграции систем после слияния. Организации с огромными технологическими инвестициями в свою уже созданную базу, скорее всего, будут тратить больше денег на свою старую систему, натачивая свои ножи для дуэлей с пистолетами, нежели проводить стратегические эксперименты в блокчейне.
У майнеров есть стимул разрабатывать инфраструктуру биткойна, потому что, если сеть потерпит крах, то все неконвертированные биткойны, которые они заработали (или могли бы заработать), будут потеряны или обесценены — или окажутся, так или иначе, в уязвимом положении. Прежде чем мы начнем более детально говорить о стимулах, давайте еще раз четко сформулируем деятельность майнеров. Они не занимаются подтверждением транзакций. Любой полный узел может подтверждать транзакции. Скорее, майнеры охраняют распределение власти — права решать, какие транзакции включить в каждый блок, право создавать монеты, право голосовать за правду.
В начале 2015-го в рамках нашего исследования мы попросили Боба Тапскотта — бывшего директора банка по информационным технологиям, консультанта по вопросам управления, если говорить в общем, и по совместительству брата Дона — загрузить всю систему и реестр блокчейна биткойна. Эксперимент оказался очень показательным с точки зрения потраченных времени, усилий, энергии и наличия стимулов (а точнее, их недостатка) для майнинга биткойнов в качестве хобби.
Для выполнения задания Боб выделил весь свой четырехпотоковый двухъядерный ПК с операционной системой Windows. Загрузка заняла полных три дня и потратила в среднем около 20 % имеющейся вычислительной мощности. На майнинг тратится чуть больше 200 мегабайт памяти и 10 % мощности центрального вычислительного блока, чтобы не отставать.
И хотя компьютер Боба едва ли подходил для майнинга биткойнов, он все равно подключился к пулу для майнинга. В течение 137 часов он добыл 152,8 микробиткона на (pBTC), примерно три с половиной цента на тот момент. Однако при цене десять центов за киловатт-час компьютер Боба потратил электричества примерно на четырнадцать центов. Боб подытожил: «Дни, когда можно было добывать биткойны с ваших ПК, канули в прошлое».
Поэтому любые изменения в оригинальном протоколе биткойна, будь то создание альткойна или какое-то усовершенствование, должны учитывать соответствующие экономические стимулы, чтобы поддерживать децентрализацию майнеров, чтобы сеть работала благодаря майнерам, а они бы за это получали большие суммы биткойнов. Разработчик биткойна Питер Тодд (Peter Todd) сравнил эту задачу с задачей создания робота, который может купить молоко в продуктовом магазине. «Если у робота нет носа, то владельцы магазина быстро поймут, что он не в состоянии отличить испорченное мо