Так окончилось отрочество и наступила молодость Талейрана. Он вступил на жизненную арену холодным, никому не верящим, никого не любящим скептиком. На себя, и только на себя, и притом не на свои физические силы, а исключительно на свою голову, возлагал юноша все свои надежды… Кругом были только чужие люди, начиная с наиболее чужих, то есть собственных родителей. А чужие люди — это конкуренты, враги, волки, если показать им свою слабость, но это послушные орудия, если уметь быть сильным, то есть быть умнее их. Такова была основная руководящая мысль, с которой Талейран вышел на жизненную дорогу".
Не знаю была ли она, действительно, у Талейрана, но у раннего Сталина ее можно было бы найти на самых ярких примерах. Это не входило в мою задачу. В этой работе я имел дело с уже сложившимся Сталиным. Однако вывод, сделанный Тарле о Талейране в юности и в старости, воистину просится в биографию Джугашвили — Сталина[287]:
"Он начинал жизнь и с первых же шагов обнаружил те основные свойства, с которыми сошел в могилу. В 21 год он был в моральном отношении точь-в-точь таким, как в свои восемьдесят четыре года. Та же сухость души, черственность сердца, решительное равнодушие ко всему, что не имеет отношения к его личным интересам, тот же абсолютный, законченный аморализм, то же отношение к окружающим: дураков подчиняй и эксплуатируй, умных и сильных старайся сделать своими союзниками, но помни, что те и другие должны быть твоими орудиями, если ты в самом деле умнее их, — будь всегда с хищниками, а не с их жертвами, презирай неудачников, поклоняйся успеху!" Таков именно и был действительный Сталин. К этому же выводу фактически пришли сегодня и сталинцы, хотя объявить об этом осмелились лишь через три года после смерти диктатора, словно все еще боясь его воскресения.
Объявленный при жизни "корифеем всех наук", Сталин был и оставался недоучившимся семинаристом. Даже в области теории марксизма, в которой он сам "открывал" все новые и новые законы, он оставался самым посредственным дилетантом. Вся его мудрость заключалась в том, чтобы в нужное время продекламировать несколько цитат из Маркса, Энгельса и Ленина и, довольно искусно склеив их между собой, развернуть целую концепцию для весьма практической цели: для обоснования своего очередного преступления.
Но и это право он ревниво сохранял только за собой. "Ученики и соратники" имели право лишь комментировать самого учителя и превозносить его преступления, как величайшие благодеяния. Сейчас в этом они сами откровенно признаются.
Невероятно ограниченным был духовный багаж Сталина и в области русской литературы. В его литературных выступлениях ни разу не встречаются герои и примеры из гуманистической классической литературы (Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Тургенев, Толстой, даже Горький), но зато он неплохо знал классиков-"разоблачителей" (Гоголь, Щедрин).
Была одна наука, в которой его знания были серьезными и которой он не переставал интересоваться до конца жизни. Эта наука — история. По этому вопросу, кроме известных фактов из других источников, мы имеем и прямое "семейное" свидетельство. Так, в феврале 1955 года в беседе с Херстом, К. Смитом и Ч. Кленшом, дочь Сталина — Светлана — на вопрос этих корреспондентов, "читал ли Сталин легкую литературу, например, криминальные романы, чтобы развлечься", ответила: "Нет, к романам он не питал интереса. Он предпочитал произведения по истории, особенно по древней истории".
Однако его знания и по истории носили строго утилитарный характер. В этой истории его интересовало и увлекало как раз то, против чего он выступал в официальной исторической науке — биографии царей и императоров, завоеватели и диктаторов, вроде "Биографий" героев Плутарха, "Двенадцати цезарей" Светония и полководцев "Золотой орды".
Из русских царей его любимцем был Иван Грозный. Аракчеева он ругал на словах, но на деле восхищался им и учился у него ("военные поселения" колхозы). Все это нашло свое отражение даже в советской литературе и искусстве.
В порядке разоблачения Сталина журнал "Звезда", выпускаемый издательством "Правда", писал[288]:
"Широкое распространение получил культ личности Сталина в книгах, где он воспевался, а простые люди сплошь и рядом изображались на заднем плане, лишь как фон. С культом личности связана и та апологетическая трактовка, которую в произведениях литературы и искусства иной раз получали русские цари, военные и государственные деятели прошлого. Дело дошло до того, что Ивана Грозного стали изображать не только как мудрого и прогрессивного государя, но и как справедливого человека, недостаточно даже сурового к своим врагам".
Особое пристрастие Сталин имел к великим полководцам и выдающимся дипломатам. Из полководцев его кумиром был Наполеон, из дипломатов Талейран. Я рассказывал в другой книге, как Тарле был спасен из-под ареста второй раз (1936 г.) личным вмешательством: Сталина лишь потому, что он написал полюбившуюся Сталину книгу "Наполеон". В том же духе и с той же свободной обрисовкой характера своего героя Тарле написал и выше цитированную новую книгу "Талейран".
Сталин клялся и именем Ленина только до тех лор, пока не стал диктатором. Но в глубине души ненавидел его, не потому, что Ленин требовал его снятия, а потому, что Ленин был первым человеком, разгадавшим криминальное направление сталинского ума и характера ("завещание" Ленина).
Своих "учеников и соратников" из "коллективного руководства" он презирал не из-за недостатка раболепства с их стороны, а именно из-за этого раболепства.
Богами у Сталина в области морали философии были два человека Макиавелли и Ницше. Учение немецкого философа о "сверхчеловеке", чудотворном герое и о народе, как о навозе истории, теория Ницше, что ведущим принципом исторического бытия является "воля к власти"[289], во имя и ради достижения этой власти "будьте насильникам, корыстолюбцем, низкопоклонником, гордецом, и, смотря по обстоятельствам, даже совместите в себе все эти качества", — было в духе будущего Сталина.
Исследователи давно обратили внимание на родство тактики Ленина с Макиавелли. Однако руководством к действию макиавеллизм стал у Сталина. Б. Суварин — этот известный знаток СССР и лучший биограф Сталина — писал[290]: "Комбинация хитрости и насилия, предложенная Макиавелли на пользу Государя, практикуется генеральным секретарем ежедневно".
В связи с этим Б. Суварин сослался на почти неизвестный "Диалог в аду между Макиавелли и Монтескье" (анонимная книга эмигранта Второй империи Мориса Жоли)[291].
Поистине поразительным является в этом "Диалоге" как раз то место, в котором пророчество писателя превзойдено лишь практикой Сталина.
Приведу его здесь, тем более, что после разоблачения Сталина сталинцами "Диалог" Жоли приобретает не только актуальность ("культ Сталина"), но и значение классической характеристики советского диктатора. (Для большего подчеркивания отдельных тезисов я ввожу в текст нумерацию.)
"Тактик" Макиавелли учит в этом "Диалоге" "законника" Монтескье:
Отделить политику от морали.
Поставить силу и хитрость вместо закона.
Парализовать индивидуальную интеллигентность.
Вводить в заблуждение народ внешностью.
Соглашаться на свободу только под тяжестью террора.
Потакать национальным предрассудкам.
Держать в тайне от страны то, что происходит вмире, и от столицы, что происходит в провинции.
Превращать инструменты мысли в инструменты власти.
Безжалостно проводить экзекуции без суда и административные депортации.
Требовать бесконечной апологии для каждого своего действия.
Самому учить других истории своего правления.
Использовать полицию как фундамент режима.
Создавать преданных последователей, награждая их всякими лентами и безделушками.
Возводить культ узурпатора до степени религии.
Создавать пустоту вокруг себя, чтобы, таким образом, быть самому незаменимым.
Ослаблять общественное мнение, пока оно не погрузится в апатию.
Запечатлеть свое имя везде и всюду, так как капля воды точит гранит.
Пользоваться выгодой превращения людей в доносчиков.
Управлять обществом посредством его же пороков.
Говорить как можно меньше.
Говорить не то, что думаешь.
Изменить истинное значение слов.
Когда это нравоучение создавалось, будущий диктатор еще не родился, а он весь в этих тезисах. Нельзя ничего добавить, но и нельзя ничего выкинуть. Суварин привел этот "Диалог" в книге, написанной до войны. Коммунисты объявили ее клеветой на "гения"- коммунизма и "классика" марксизма. Кончилась война. Сталин достиг зенита своей власти и ко всем своим прочим титулам присовокупил чин "генералиссимуса" и оценку "гениальный полководец. Расширил коммунистический мир. Открыл ряд новых "законов" марксизма. Затмил собою славу Ленина к умер. Мировой коммунизм еще не снял глубокого траура, как на XX съезде КПСС взорвалась бомба: сталинцы буквально по всем пунктам подтвердили тезисы Жоли!
Но читал ли Сталин если не Жоли, то хотя бы Макиавелли? Суварин допускает, что, может быть, не читал. Так ли это? Прямых доказательств, конечно, нет, если доказательством не считать всей жизни и деятельности Сталина. Возможность его читать он, однако, имел. "Государь Макиавелли издавался в России до революции, по крайней мере, три раза ("Государь и рассуждения на первые три книги Тита Ливия", перевод Н. Курочкина, СПб, 1869; "Монарх", перевод Ф. Затлера, СПб., 1896; "Князь", перевод С. Роговича, Москва, 1910).
Но книги Макиавелли выходили и в СССР: Н. Макиавелли, Сочинения, т. I. Москва — Ленинград, 1934 (в том числе и "Государь"); Н. Макиавелли. О военном искусстве. Воениздат, 1939.
Причем в предисловии Воениздата (изд-во Народного комиссариата обороны СССР) Макиавелли был объявлен "великим прогрессивным писателем", выступавшим против феодализма, папства и за объединение Италии под руководством "сильного государя или диктатора"