– Тихо ты! – шикнула и посторонилась, давай Хезенхау зайти, что он не мешкая и сделал.
Точно северный волк, Эрик бросился вперед, сел прямо на пол возле кровати и всмотрелся в заплаканное лицо спящей Власты. Поднял руку, намереваясь коснуться щеки и разбудить, но я остановила:
– Не надо. Пусть поспит.
Подруга дернулась и всхлипнула, словно испуганный ночным кошмаром ребенок, а у меня сердце сжалось от той беззащитности, которая проступила в этом бессознательном движении. И не у меня одной, судя по всему.
Эрик шумно втянул воздух в легкие, поднялся на ноги. Вжикнула молния форменной куртки, упали на пол сдернутые с ног ботинки. Следом на спинку стула улетела футболка, брякнул ремень на поясе.
– Ты сдурел?! – возмутилась я громким шепотом. – Я утренний стриптиз не заказывала!
– Тихо ты! – пришел черед Эрика сердито шикать. Еще и посмотрел так, как смотрит мать новорожденного карапуза на того, кто случайно чихнул в присутствии ее спящего младенца.
– Адриана, ты ведь завтракать шла? Вот и иди.
– Но!..
– Иди! – тон Хезенхау стал приказным. – Я побуду с Властой.
– Но это моя кровать!
– А это моя девушка.
И, видимо, в качестве последнего и самого весомого аргумента Эрик Хезенхау сдернул штаны вниз. Вид волосатых конечностей и серых боксеров поставил точку в нашем споре и изгнал меня из комнаты не хуже заклинания мгновенного переноса.
Быстро прикрыв глаза рукой, я на бегу схватила обувь, выскочила в коридор и поспешила неслышно притворить за собою дверь. Последнее, что слышала, – это скрип кровати, принявшей на себя двойной вес, и ласковое бормотание парня.
Что ж… по крайней мере я точно знаю две вещи: Власта в надежных руках, но спать, скорее всего, мне предстоит под крылышком у завра. Искренне надеюсь, что Мясник пустит. На крайний случай приползу к лекарям, найду господина Горячего и попрошу политического убежища на свободной кушетке.
Так, думая о своем, я покинула общежитие, миновала другие корпуса для адептов всех факультетов и персонала академии, приблизилась к административной части. Дорожка под ногами сменилась с обычной утоптанной на более деловую, асфальтовую. Воздух как будто стал еще холоднее, а ветер задул интенсивнее.
Я свернула и пошла вдоль здания, чтобы зайти с главного входа и подняться в столовую. Эйфория от неожиданного и, чего кривить душой, приятного подарка от Кристена давно схлынула, хотелось спать, поэтому двигалась я на морально-волевых, мечтая только о подушке с одеялом. Зевнула, согласилась с внутренним голосом, что завтракать бессмысленно.
Вот сейчас предупрежу преподавателей о том, что Власту на занятиях сегодня лучше не ждать, доплетусь до Черного сектора, рухну возле Мясника и…
Впереди мелькнул знакомый хвост, и я невольно ускорила шаг.
Что опять затеяла эта маленькая шкодница?
Лекция одиннадцатаяО любовном помрачении и категоричности комиссии
Стараясь ступать по возможности бесшумно (спасибо господину Бушующему с его странными заданиями), я подкралась ближе, осторожно переступила через ведерко с разноцветными мелками, постояла, разглядывая сосредоточенно работающего драконенка, и только потом спросила:
– Бестия, а ты чего творишь?
Малышка подскочила от неожиданности на добрых полметра. Крутанулась на месте, зарычала, глянула возмущенно, мол, ты с ума сошла так пугать юного дракона, но тут же смягчилась и отошла в сторону, давая мне простор и возможность полюбоваться на творение своей креативной мысли. А натворила Бестия на целую картину.
Ранее мне уже доводилось видеть, как драконица чертит на земле пентаграмму, в надежде изгнать повара если не из этого мира, то хотя бы с кухни. Видела я и то, как драконенок малюет кетчупом на стене портрет заклятого врага. А вот теперь столкнулась с новой гранью ее таланта.
Вся асфальтовая часть дорожки была старательно разукрашена разноцветными мелками. Огромное розовое сердце с потрясающими крыльями по бокам парило среди голубых облаков. И все бы хорошо, но вдохновлялась драконица учебником с татуировками, а тамошние примеры были далеки от ее любовных переживаний.
– Пиу? – поинтересовалась моим мнением переминающаяся с лапы на лапу Бестия.
Я еще разок перечитала фразу «У меня нет средств содержать совесть», написанную по центру ее крылатого сердечка, и честно сказала:
– Очень красиво.
Малышка просияла от счастья, а я невольно глянула на окна здания. Ну и которое из вас ведет в комнату эксперта по физическому воспитанию? И вот еще вопрос: как это пылкое признание на асфальте отразится на его и так не сладкой манере преподавания?
Бестия еще раз осмотрела дело лап своих, кивнула и вернулась к ведерку, чтобы собрать мелки и смыться, пока ее не застукали на горячем. Я собралась было продолжить путь в столовую, но тут из кустов донесся счастливый вопль:
– Любимая!
Драконица выронила мелки, я замерла и оглянулась.
Не поняла, это что сейчас такое было? Архипелаг охватила любовная лихорадка?
– Мой сладкий пирожок! – Следующий вопль неизвестного больше походил на рев лося в брачный период. Послышалось страстное сопение, кусты зашевелились, затрещали и явили голову Германа Брешика, приплывшего пару недель назад вместе с зоозащитниками и мамой.
– Попалась! – воскликнул мужчина, заметил наши с Бестией вытянувшиеся от удивления лица-морды и тут же поспешил исправить свою ошибку: – Ох, простите, юная особа, я обознался.
Мужчина продрался сквозь кусты, стряхнул с плеча зацепившуюся за ткань веточку, вышел на дорожку и начал озираться.
– Вы случайно не видели здесь мою прекрасную музу?
Мы с Бестией переглянулись – на роль музы мы явно не тянули. Драконица развела лапами в стороны, а я уточнила:
– Простите… эм-м… Муза – это кто конкретно?
– Как это кто?! Конечно же, моя несравненная и восхитительная Кларочка!
– А-а-а, – наконец дошло до меня. – Так вы про госпожу Небесную, нашего главбуха?
– Про нее, искусительницу.
Я вспомнила мощные телеса «искусительницы» и прикусила губу, сдерживая рвущийся наружу смех. Теперь хотя бы можно не опасаться любовной лихорадки и честно грешить на приворотное зелье, которым опоили бедолагу. Да так качественно опоили, что несчастного до сих пор не отпустило.
Впереди послышались шаги, одинокий стук камушка, выскочившего из-под ноги, и тихие проклятья споткнувшегося человека.
– Любимая! – возрадовался Герман Брешик и ломанулся вперед.
Кусты возмущенно затрещали, послышался вопль, звук удара, театральное «Ах!» и шум от падения чего-то тяжелого. Последовавшая за всем этим тишина смутила меня сильнее, чем привороженный мужчина.
Мы с Бестией бросились вперед и застали чудесную картину. Клара Небесная с грозным видом стояла на дорожке: кулаки упираются в бока, брови сурово сведены. Возле ее ног, раскинув руки и ноги, возлежал лишившийся чувств Герман Брешик.
– Что случилось? – спросила я, подбегая.
– Любовь бьет прямо в сердце, – заявила главбух, наклонилась и подняла валяющиеся на земле счеты, после чего в задумчивости взвесила их в руке и добавила: – Но иногда промахивается и попадает в голову.
Я сочувствующе глянула на поверженного мужчину, а вот Бестия проявила деловую хватку. Вскочила, обежала вокруг Германа, сжала в когтях кусочек мела и… принялась обводить контур бесчувственного тела.
– Фу, Бестия! Назад.
– Р-р!
– Нет, еще рано! Он же не помер.
Где-то за нашими спинами с грохотом распахнулось несколько окон разом, одно на третьем этаже, другое в башне.
– Бестия! – возмутилась госпожа Магни.
– Госпожа Небесная! – присоединился к ней сердитый ректор.
– Доченька! – возликовала любимая мама, по пояс высовываясь из окна второго этажа.
– Пиу? – задрала рогатую голову звездокрылая.
– Таки и шо? – возмутилась главбух.
А я сделала скромный шажок в кусты и свалила через систему порталов для работников и ветеринаров.
Я девушка храбрая, но в разумных пределах! И этот разумный предел советует не связываться с кипящей энергией и энтузиазмом родительницы.
Вышла, покрутила головой, пытаясь сообразить, куда попала, и почувствовала сильную хватку на своей талии. Я даже ойкнуть от неожиданности не успела, как уловила знакомый запах, ощутила его присутствие, а окончательно развеяла все сомнения подбежавшая и приветливо ткнувшаяся носом в мою руку Конфетка.
– Кристен!
Тот что-то одобрительно проворчал и откинул волосы с моего плеча. Оставил дорожку из невесомых поцелуев вверх по шее, чтобы нежно, но крайне коварно прикусить мочку уха. Я засмеялась, наслаждаясь ласковыми прикосновениями его губ к моей коже, а потом не выдержала. Дернулась и развернулась в кольце рук. Обняла за шею, почувствовала, как его ладони спускаются по спине, замирают на талии, и только теперь смогла заметить изможденно-сонное лицо северянина.
– Устал?
– Просто падаю.
– Ты вообще спал сегодня? – подпустила я строгости в тоне. – Или как вернулся, так и продолжаешь носиться по академии?
– А ты? – нахмурился и Кристен. – У тебя такие глаза сонные… Ты ведь не ложилась сегодня?
– А я не могу. У меня в кровати Хезенхау.
– Не понял. Эрик?
Я глупо хихикнула, поднялась на носочки и чмокнула его в уголок губ, а после с провокационной улыбкой спросила:
– Ревнуешь?
– Скажем так, драка с лучшим другом в мои ближайшие планы не входила, – заявил Кристен, обнял мое лицо ладонями и вернул поцелуй.
– Идем ко мне? Запремся и проспим два… нет, три часа, – предложил хрипло, а я не раздумывая согласилась.
Что там говорите? На острове вспышка любовного помешательства?
Ну и хорошо! Я всем довольна.
Прихода пятницы я страшилась, аки грешник смертной казни.
А все потому, что пятница – это не только конец учебной недели, которую все равно никто не соблюдал, так как адепты учились с охотным постоянством, ежедневно находя для себя новые способы набраться ума-разума, и это никого не смущало. А если кто-то из преподавателей пытался брать перерыв и не приходил на занятия по воскресеньям, то адепты разбредал