реакция, столь сильная, что ее не подавил отрицательный подбор; тогда, не встречая в опустошенном психическом поле никакой конкуренции со стороны других реакций, она развертывается в виде неудержимого порыва, иногда опасного для больного и для окружающих.
Все случаи длительного, а тем более — постоянного преобладания отрицательного подбора над положительным заключают в себе, с первого взгляда, нечто загадочное. Отрицательный подбор означает понижение энергии системы, превышение затрат ее над ассимиляцией. Каким же образом возможно, чтобы в течение больших периодов жизни психики, иногда в течение почти всего ее существования, он преобладал над положительным подбором? Откуда возьмутся такие запасы энергии, которые могли бы систематически растрачиваться без гибели организма? А между тем психологический факт налицо: есть люди, для которых вся их жизнь, иногда очень долгая, образует непрерывную цепь неудач и страданий. Объяснение, однако, становится простым, если принять в расчет место и роль сознания среди функций психического организма.
Поле сознания во всякий данный момент ограничено и охватывает лишь очень малую часть психической системы: область именно тех ее изменений, которыми определяется координация двигательных реакций организма, и притом не всех, а только нескольких жизненно важных групп реакций; главным образом, это те, которые имеют прямое отношение к изменчивым воздействиям среды и потому в силу биологической необходимости должны быть пластичны, изменчивы в своих формах и комбинациях. Поэтому, хотя наблюдаемый в виде чувственного тона гедонический подбор обнимает всю жизнь сознания, но он далеко не обнимает всех процессов, определяющих жизнь и развитие психической системы. Даже собственно координационные изменения не все проходят через сознание; оно есть главное их поле, но экспериментальной психологией вполне доказано существование других полей, или подчиненных группировок: одного или нескольких «подсознаний». А масса иных процессов, не имеющих непосредственно координационного характера, происходит постоянно за порогом сознания. Такова значительная доля изменений, связанных с процессами питания. Во время, например, глубокого сна, при котором сознание с его подбором отсутствует, совершается обычно восстановление растраченных за время бодрствования сил психической системы: положительный прогрессивный подбор для нее налицо, но не тот подбор удовольствия — страдания, который вырабатывает «сознательные» проявления системы. Оттого и парадоксы: в поле сознания постоянное ощущение растрат энергии, а в итоге психический организм растет и развивается; или, наоборот, в сознании радостное самочувствие, а на деле психика истощается и подрывается[72].
Тем не менее, несомненно, что и тот прогрессивный подбор, который совершается в психике за порогом сознания, должен обладать обычными тенденциями, такими же в смысле их направления, как если бы он происходил в поле сознания. Если в сознании преобладает отрицательный гедонический подбор, но производимая им растрата энергии незаметно уравновешивается процессами питания, то, разумеется, эти процессы стремятся вызвать структурные изменения, противоположные результатам отрицательного подбора. Но можно ли ожидать, чтобы те и другие также уравновешивались?
Перед нами две противоположные группы процессов подбора: с одной стороны — в сознании — более интенсивные и неравномерные, простирающиеся каждый раз лишь на малую часть психической системы; с другой — вне сознания — длительные и несравненно более равномерные, охватывающие систему в целом, но в то же время и соответственно менее интенсивные. Если в общей сумме те и другие представляют одинаковую величину энергии, одни со знаком плюс, другие — минус, то будут ли одинаково значительны, глубоки и прочны обусловленные теми и другими структурные изменения? Легко показать, что нет. Для слабых процессов подбора с малым напряжением энергии системные сопротивления окажутся относительно гораздо более велики, а значит, производимые изменения более незначительны, менее глубоки. Остающиеся результаты подбора, таким образом, будут далеко не равны. Соотношение здесь совершенно то же, как если бы на одно и то же тело мы подействовали в одном случае большим количеством слабых ударов, распределенных притом на всю его поверхность, в другом — малым количеством, но соответственно более сильных ударов, падающих неравномерно. Понятно, что во втором случае следы останутся более значительные и глубокие.
Так же и в области собственно гедонического подбора: чем он интенсивнее, тем относительно сильнее влияет на строение и развитие психики. Известно, что иногда одна-две очень острые, хотя и кратковременные, эмоции, например смертельный страх и радость неожиданного спасения, порождают целый переворот в характере человека, переворот, какого не могли бы вызвать тысячи более слабых, обыденных эмоций.
Мы не будем продолжать собственно психологического исследования, например рассматривать типы строения, основанные на равновесии обеих фаз гедонического подбора, на общем усилении или ослаблении их обеих и т. п. Это я отчасти выполнил в специальной работе[73]. Здесь же нас занимает тектологический вопрос. Мы нашли, что в развитии психики действует тот же организационный механизм прогрессивного подбора, как и в иных областях жизни и природы. Его схема оказалась к психике применима в полной мере, причем дала возможность осветить и связать ряд фактов давно известных, но воспринимавшихся до сих пор разрозненно, диспаратно.
Дальнейшее применение того же метода неизбежно должно преобразовать целый ряд отраслей практической и идейной работы в сторону большей планомерности. Люди всегда бессознательно пользовались гедоническим подбором для своих целей: в педагогике — принцип награды и наказания, в политике — приемы привлечения приятными перспективами и запугивания неприятными и т. п. Более того, всякое воздействие одного человека на другого с задачей приспособить этого другого к своим целям опирается на те же методы: стараются вызвать посредством подходящих образов и идей гедонический подбор в желательном направлении. Но во всей этой практике господствует ненаучный эмпиризм; опыт каждого остается индивидуальным, не подвергается обобщающей обработке и не передается или почти не передается прочим людям. Даже самые элементарные тектологические концепции, какова и схема прогрессивного подбора, многое изменят в этом положении вещей.
Стоит только представить себе, например, нынешний педагогический произвол школы и семьи в применении принципов награды — наказания и те, часто самые неожиданные для воспитателей результаты, к которым он приводит. Критика системы наказаний за проступки с моральной точки зрения никого еще не могла убедить; между тем научная констатация того факта, что отрицательный подбор, вызываемый болью наказания, действует отнюдь не только на психический комплекс, подлежащий искоренению, но и на все ему сопутствующие в поле сознания, дает уже возможность ожидать множественных эффектов от этого педагогического приема и показать чрезвычайно ограниченную его целесообразность, а вместе с тем и неэкономичность, и полную ненадежность. Подобных примеров можно было бы привести бесчисленное множество.
Методы тектологии не заменят, разумеется, конкретного практического опыта и знания; но всюду, где этот опыт и это знание имеют характер случайный, индивидуально-разрозненный, бессистемный, тектология укажет путь к преодолению такого их характера, общие формы, в которых они могут и должны быть введены в сокровищницу науки — в коллективную организацию опыта и знания.
В следующих иллюстрациях у нас идут рядом удачные и неудачные и сомнительные теоретические применения схемы подбора, возникавшие в разное время в науке. По этому поводу мы напомним следующие, по частям в разных местах уже высказанные соображения.
Для тектологии всякая человеческая деятельность является по существу организационной или дезорганизационной; следовательно, всякая деятельность независимо от ее объективных результатов, может рассматриваться как частное применение принципов и схем тектологии. Другими словами, ошибочные теоретические построения, неудачные практические попытки оперируют с точки зрения нашей науки такими же организационными методами, как правильные и удачные. Люди не выдумывают ad hoc этих методов: бессознательно или сознательно, но они пользуются теми, которые уже сложились и даны в коллективном опыте. Индивидуально-вносимые изменения, по крайней мере, для самых общих и основных методов можно без ошибки считать в каждом данном случае бесконечно малыми. Поэтому, если результаты деятельности оказываются нецелесообразными, то это отнюдь не означает, что сама по, себе тектологическая схема, которая была применена, должна считаться неверной; последнее могло бы быть только в исключительном случае, если вообще это бывает когда-либо. Ошибки надо искать или в неудачном выборе организационной схемы, или в ее извращении, или в самом материале, познавательном или реальном, который имелось в виду организовать.
Вот почему для принципа подбора, как равно и для других формул тектологии, мы можем брать примеры троякого рода: во-первых, заведомо верные, т. е. такие, где результаты применения организационной схемы были подтверждены жизнью и опытом; во-вторых, заведомо неверные, т. е. уже опровергнутые построения и попытки; в-третьих, только еще подлежащие проверке, т. е. чужие или свои построения теоретического или практического характера, еще не подтвержденные и не опровергнутые окончательно.
b) Дарвинизм и учение Мальтуса
Родство теории Дарвина об естественном подборе, возникающем из борьбы за существование в природе, с доктриной Мальтуса о социальной борьбе за жизнь общеизвестно. В смутной форме (отчасти благодаря своей богословской подкладке) учение Мальтуса заключает также идею подбора: признание «справедливости» гибели тех, кому не хватает «места на пиру природы» (выражение Мальтуса), есть по существу признание гибнущих худшими, наименее жизнеспособными, такими, которым «не следовало являться в мир». Принцип Дарвина рассматривается теперь как приобретенная научная истина, хотя бы и неполная; взгляды же Мальтуса, по-видимому, приходится отвергнуть, и притом не в смысле простого несовершенства их формы, а в смысле их коренной ошибочности. В чем причина различной судьбы столь родственных друг другу построений?