Девки тем временем постепенно очухались и начали выползать на четвереньках из кухни в салон. Только Платиновая осталась лежать ничком в узком ущелье между буфетом и холодильником. Ее черный пеньюар высоко задрался над правым бедром, узор его обгоревшего кружева отпечатался на коже малиновыми прожилками мелких ожогов. Я жутко испугалась, что она умерла — я стала на колени и повернула ее голову к себе, она открыла мутные глаза и застонала. Значит, жива, слава Богу! А Зойка уже трясла Женьку за плечо:
— Надо срочно вызвать пожарников!
Женька тут же пришел в себя, он даже кашлять перестал:
— Зачем? Тамаз уже погасил пожар.
Но переспорить Зойку было не так просто. Она потащила Женьку назад на кухню к распростертому телу Платиновой:
— И скорую помощь! Глянь на нее! Или ты хочешь, чтобы она умерла?
— Ничего страшного! — не сдавался Женька. — Сейчас мы вызовем нашу медицинскую мамочку.
Она лучше всякой скорой помощи. — Он был здорово напуган и лебезил даже передо мной. — Правда, Нонна?
Я не успела ответить, — из салона донесся звенящий вопль нескольких голосов сразу:
— Пожар! Горим! Ма-ма-а-а-а-а!
Тут уж все смешалось и покатилось в тартарары.
Женька с силой оттолкнул Зойку и ринулся в салон, но Тамаз, опережая его, рванулся от раковины к двери, где они столкнулись, и Женька упал Тамазу под ноги. Тамаз отфутболил его на бегу, Женька ударился головой о буфет и так и остался лежать с закрытыми глазами поперек Платиновой, у которой как раз тут началась рвота. Зойка переступила через них, я побежала за ней и застыла на пороге: штора большого трехстворчатого окна факелом полыхала на ветру. В дальнем конце квартиры, за дымовой завесой скулящие тела в разодранных ночных сорочках в панике бились о стальную плату входной двери.
Надо отдать должное смелости Тамаза — он в два прыжка пересек салон, рывком сорвал горящую штору, повалил на нее диванные подушки и стал кататься по ним, усмиряя огонь. Огонь отступал неохотно, но Тамаз его не боялся — мама говорит, что это бывает от недостатка воображения.
Из-за моей спины, покачиваясь на ватных ногах, выкатился взъерошенный Женька. Он сипло сказал мне:
— Пойди в контору, там за диваном есть огнетушитель, — и грохнулся на пол, кажется, потерял сознание.
Я рванула дверь в контору и увидела Дину: она говорила по телефону. И говорила на иврите, да еще на каком! Потом, вспомнив про раскопки и Кумранские свитки, я поняла, что она просто выучила иврит в Москве, но в ту минуту мне показалось, что я схожу с ума.
— Нонна, давай огнетушитель! — донесся до меня голос Тамаза, а Дина спокойно положила трубку и сказала: — Сейчас приедут пожарники и скорая помощь.
Я выбежала в салон с огнетушителем, а она выскользнула за мной и присоединилась к беснованию у двери. Ее минутного отсутствия никто не заметил в суматохе.
Тут наступила какая-то чересполосица: озверевшие девки кого-то куда-то тащили и били по пути, кажется, Женьку, я точно не помню, — похоже я ненадолго потеряла сознание. Они бросились, было, и на Тамаза, но он их расшвырял, как котят, и они опять сбились под дверью, скуля и зализывая раны. Не исключено, что мне тоже досталось как представителю администрации, потому что потом Никита обнаружил у меня на спине и на филейной части несколько довольно внушительных синяков.
Кончилось все тем, что в дверь громко заколотили снаружи и в мегафон потребовали отворить. Девки дружно завопили и снова повисли на Женьке, но Женька продолжал упираться, — он все еще надеялся, что обойдется. И только когда дюжие фигуры в пожарных касках, размахивая топориками, замельтешили за зарешеченными окнами, он сообразил, что сейчас начнут ломать, и велел Тамазу снять засовы и болты.
Девицы, рыдая, выбежали на улицу, а навстречу им в открытую дверь потек разный народ: пожарники с топориками, санитары с носилками и пара-другая любопытных прохожих. Особый интерес у всех вызвал наш фирменный самовар, — его ощупывали и оглаживали, пока Женька не вмешался и не выставил любопытных обратно на улицу. Они обиделись и, уходя, нелюбезно обратили Женькино внимание на тот факт, что он бегает без трусов.
Женька чертыхнулся и скрылся в конторе. Тем временем пожарники загасили тлеющие тряпки, а санитары потащили носилки с Платиновой к машине скорой помощи, в которую взобрались уже все девки, кроме Дины и Зойки. В салоне молодой врач пытался осмотреть обгоревшие руки Тамаза, но тот не давался, бормоча, что это пустяки, он вылечит их своими средствами. Но врач оказался упрямый, он позвал санитаров, и они и повели Тамаза к машине, подпирая его с двух боков. Тамаз по пути неприязненно косился на их узкие спины, представляя, наверно, как мог бы раскидать их одним махом, но благоразумно решил не связываться.
Когда скорая помощь начала выруливать со стоянки, Дина бросилась ей наперерез:
— Куда вы их везете без документов?
Шофер притормозил и крикнул в окно:
— Скажи хозяину, чтобы он привез документы в больницу!
Дина схватилась за окно и побежала рядом с машиной:
— Скажи ему сам — они заперты у него в сейфе!
Шофер осторожно снял Динину руку с окна:
— Пусти, девушка, мне надо спешить, у меня полная машина раненых.
И уехал, оставив Дину на мостовой.
Не знаю, сколько времени простояла бы она там, прикусив губу и глядя невидящими глазами на поток огибающих ее машин, если бы к нашему подъезду не подкатили полицейские. Пока они парковались, из подъезда вышел Женька в кожаной куртке и джинсах, бледный, но причесанный и красивый. Он так напряженно следил за полицейским офицером, пока тот отстегивал ремень и открывал дверцу, что не заметил Дину. Она подошла к нему сзади и сказала в самое ухо — она была с ним почти одного роста:
— Сейчас же отдай мой паспорт и Зойкин!
Женька тряхнул головой:
— Отстань, сейчас не до тебя.
Дина сказала внятно и громко:
— Отдай паспорта по-хорошему, падла, а то я сейчас расскажу, что у тебя в сейфе полно героина.
А полицейский уже входил в заведение:
— Что у вас тут загорелось?
Женька дернулся было за ним, но Дина обогнала его и окликнула полицейского на иврите:
— Господин офицер!
Полицейский обернулся к ней:
— Вы из этой квартиры?
Опережая ее ответ, Женька юркнул в темноту заведения, объясняя полицейскому на бегу:
— Она — туристка, пришла взять документы, свои и подруги, я брал их на хранение, пока они мотались по пустыне.
Полицейский оглядел одобрительно ее и Зойку, которая оказалась тут же рядом:
— Красивые девушки приезжают из России. Как вам понравилась наша страна?
Он бы еще ими любовался, да Женька вышел с паспортами, протянул их Дине и процедил по-русски, показывая все зубы в сладкой улыбке:
— Погоди, я тебя еще достану, сука!
Дина не стала ему отвечать, она сосредоточила свое внимание на полицейском. Дыхание ее было прерывисто-нежным, а иврит ее звучал как «Песня Песней»:
— Это сказочная страна. Но главное, конечно, Иерусалим, вечный город. Мы даже не могли себе представить, что он так прекрасен!
При звуках голоса этой вруньи, которая ни разу не вышла за двери Женькиного бардака, очарованный полицейский, кажется, забыл, что он при исполнении служебных обязанностей.
— Откуда у тебя такой иврит? — пролепетал он, млея от восторга.
Дина загадочно улыбнулась и не ответила. Он схватил ее за руку:
— Может, вы с подругой выпьете со мной по чашечке кофе?
О, эта чашечка кофе израильских мужиков! Она при кадрении заменяет им русскую водку и американский виски. В ответ на приглашение Дина грациозно высвободила руку и засмеялась своим особым призывным смехом:
— Мы бы с радостью, но мы опаздываем в аэропорт.
Обалдевший полицейский уже был готов на все, — он выбежал из подъезда и распахнул перед девками дверцу машины:
— Мы только выпьем кофе, и я сам отвезу вас в аэропорт! На полицейской машине это займет не более, чем четверть часа!
И в мгновение ока они исчезли в уличном водовороте. Женька растерянно топтался на тротуаре, а я маячила у его локтя, не понимая, что мне делать — идти убирать весь этот разгром или нет. Что-то, видимо, сообразив, он стремительно ринулся в заведение и хотел закрыть за собой дверь, но я протиснулась вслед за ним. Он помчался в спальни девок, а я, не отставая, побежала следом.
Он ворвался в комнату Дины и Зойки и разразился витиеватой матерной тирадой: запертый обычно на секретный замок, нижний ящик комода, где они хранили свои доллары, сейчас был выдвинут и пуст.
Женька яростно пнул ящик ногой и пошел бродить по комнатам, оценивая степень разгрома. Я бродила за ним следом, как приклеенная, и мысли у нас, я думаю, текли параллельно, хоть и на разном уровне: каждый из нас прикидывал, удастся ли ему сохранить свой источник дохода. И поверьте мне, мой маленький доход был для меня так же важен, как для Женьки его большой.
Я первая заметила Женькину зажигалку, ту самую, платиновую, что он подарил накануне Дине в знак примирения, — она валялась под обугленным каркасом дивана, с которого Тамаз сорвал подушки для тушения шторы.
Я даже вскрикнула при виде ее. Женька обернулся на мой крик, тоже увидел свою зажигалку, наклонился, поднял ее с пола и стал разглядывать, словно не веря своим глазам. Он нажал на кнопку — зажигалка была мертва, газа в ней не было.
Мы стояли и смотрели друг на друга молча, словно открывали друг другу страшную правду. Так и не сказав ни слова, Женька круто развернулся и пошел в свою контору, а я села на пол и попыталась привести в порядок свои расхристанные чувства.