— Наконец-то ты понял. Все договорились, что Пиппо Дженуарди должен быть оправдан. И если ты меня любишь, если любишь себя, ты должен сделать еще одну вещь.
— Чего они хотят?
— Нужно, чтоб ты письмо написал. Я скажу, какое.
— А если не напишу?
— У тебя кости после переломов срастаются?
— Понемногу.
— Знаешь, что мне сказал дон Лолло Лонгитано? Если Саса письмо не напишет, я пришлю человека в больницу, чтобы переломал ему все кости, пока они не срослись. Мол, убежать он на этот раз не может, с квартиры на квартиру порхать у него не получится, мы знаем, где его найти. Так в точности и сказал. И мне грозил.
— Чем?
— Тем, что меня из префектуры уволят. После того как он всем расскажет про меня и про Тано Пурпуру.
— А что он может рассказать? Вы с Тано старые друзья, пятнадцать лет под одной крышей из экономии живете… Что тут плохого?
— Он грозился рассказать всем, что мы с Тано — муж и жена.
— Да кто же ему поверит! Никому на свете в ум не придет представить такое про тебя и про Тано.
— А дону Лолло пришло, и он может рассказать. У него в руках записка, которую Тано мне написал. Саса, я спешу.
— А, понимаю… Ладно, диктуй письмо…
— Слово имеет адвокат Ринальдо Русотто, представляющий интересы истца, господина Розарио Ла Ферлиты.
— Спасибо. Господин председатель, господа судьи! Я буду предельно краток и ограничусь тем, что прочту заявление моего клиента, господина Розарио Ла Ферлиты, записанное с его слов нотариусом Катальдо Риццопинна, после чего попрошу приобщить его к делу:
«Вчера Господь смилостивился и вернул мне память, которую я надолго потерял, и, пользуясь этим, спешу подтвердить, что в то утро, когда со мной случилось несчастье, у меня действительно была назначена деловая встреча с господином Гальварузо Амилькаре. Опаздывая, я выбежал из подъезда и почти сразу споткнулся и упал. Из того, что произошло потом, я помню только обезумевшую лошадь, которая мчалась прямо на меня. Если бы я увидел своего друга Пиппо Дженуарди, я бросился бы к нему с распростертыми объятиями, и это избавило бы и его, и меня от того, что произошло.
Записано с моих слов. Розарио Ла Ферлита».
Что тут добавить, господа? Огласив данное заявление, мы отзываем свой иск.
— Дон Лолло, Пиппо Дженуарди вернулся! Весь город радуется, кто его обнимает, кто целует…
— Слушай, что я тебе скажу, Калоджерино. Завтра утром, как только Пиппо Дженуарди откроет склад, ты войдешь и…
— …его кокну.
— Нет, Калоджерино, ты его не кокнешь ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Если, конечно, это не понадобится.
— Дон Лолло, эта сволочь, эта враженяка мне башку проломила!
— Дженуарди не виноват, что ты по рогам схлопотал. Виноват Саса Ла Ферлита. Но раз тебе неймется пар выпустить, хрен с тобой: ежели повстречаешь Пиппо вечером и он один будет, отдубась его хорошенько. Я разрешаю, Калоджерино. Только повремени малость. Договорились? Ну, а завтра утром зайдешь с улыбочкой к Пиппо на склад… Покажи, как ты улыбаешься.
— Так сгодится?
— А получше улыбнуться не можешь?
— Лучше не могу, дон Лолло, когда про Пиппо думаю.
— Ладно, сойдет и так. Значит, ты заходишь и вежливо говоришь: «Добрый день, синьор Дженуарди. Дон Лолло велел сказать, что он рад, что вы на свободе». А потом отдаешь ему эти письма. Первое — от наследников Дзаппала, второе — от Лопрести из Новойорка, один мой друг постарался, который в Америке живет. После того как письма отдашь, скажешь: «Дон Лолло говорит, что теперь вы квиты». Повернешься и уйдешь.
— Как это квиты, дон Лолло, когда Дженуарди его не убил? Ведь Саса живой!
— А кто тебе сказал, что он должен был его убить? Уговор по ногам стрелять был. Он по ногам и стрелял.
— Какой день, Танинэ! Почаще бы такие денечки! Плясать от радости хочется!
— Да ты кушай, Пиппо. Кушай и рассказывай.
— Мне тут два письма утром принесли… Соль не передашь?.. Одно из Новойорка, другое от наследников Дзаппала. Больше мне никто не мешает! Теперь можно ставить столбы, и скоро я по телефону с твоим отцом разговаривать буду.
— Но как получилось, что они передумали?
— Сам не пойму. Может, на них подействовало, что я ни за что в тюрьме побывал. И они меня пожалели.
— Коли не секрет, сколько ты заплатил адвокату Русотто? Что правда то правда, он свое дело знает.
— Русотто? Ты не поверишь, но он с меня ничего не взял. Ни гроша. Когда я спросил: «Господин адвокат, сколько я вам должен?» — знаешь, что он ответил? «Я за справедливость. Поэтому невиновных бесплатно защищаю».
— Святой человек. Теперь нам подумать надо, как у папы денег на телефон попросить.
— А мы и без них обойдемся. Утром на склад представитель «Фондьярия Ассикурацьони» приходил. Он говорит, что страховку за экипаж я самое позднее через месяц получу.
— Господь услышал мои молитвы.
— Танинэ, я хотел тебе сказать, что послезавтра еду в Фелу. Самое время торговлю расширять. Опять же нынче утром телеграмму из компании Спарапьяно принесли. Хорошие новости: я лес заказывал, так он уже в пути. Ветер в другую сторону подул, Танинэ. Только подставляй паруса!
— Питаю, можно, я папу сегодня на ужин к нам позову? Он один сейчас, Лиллина утром в Фелу уехала.
— Глупый вопрос, Танинэ! Я только рад буду. Конечно, зови. Только…
— Что только?
— Не говори отцу, что я в Фелу еду. А то он мне поручение придумает, ты ведь его знаешь, стоит ему услышать, что кто-то куда-то едет, он сразу с просьбой: будь так добр, привези мне это, сделай для меня то. А мне некогда по его поручениям бегать.
— Ты прав. Скажи, Пиппо, ты сразу на склад уходишь?
— Нет, часика два отдохнуть могу.
— Тогда я посуду помою и приду.
— Давай наоборот сделаем: сперва ты идешь со мной в спальню, а потом моешь посуду.
— Ой мамочки ой Пресвятая Дева вот так вот так вот так ой хорошо ой не могу ой умираю…
— Теперь верхом, Танинэ!
— Ой мамочки вот так вот так вот так ой Пресвятая Дева ой умираю…
— Теперь по-сарацински, Танинэ!
— Ой умираю ой мамочки вот так вот так вот так…
— Теперь по-социалистически, Танинэ!
— Подожди, я перевернусь. Вот так. Ой, больно! Ой, мамочки, больно! Ой, Пресвятая Дева! Вот так! Вот так! Вот так! Воттаквоттаквоттаквоттаквоттак! Умираю…
Пишут и говорят
№ 19/119303 5420
Отдел г. Сектор д.
№ 1507/19939
(Форма 169)
Министр Государственный Секретарь по делам Почт и Телеграфов
Рассмотрев прошение г-на Филиппо Дженуарди о предоставлении ему телефонной линии для личного пользования и удостоверившись в том, что в 892 года июня 20 дня им внесен залог в размере 20 (двадцати) лир в Залогово-Кредитную Кассу № 98 Монтелузского Казначейства, на основании Закона № 184 от 1 апреля 1891 г. и Правил применения последнего, утвержденных Королевским Указом от 25 апреля того же года за № 288,
Постановляет
§ 1. Разрешить предоставить г-ну Филиппо Дженуарди для личного пользования телефонную линию длиной не более 3 (трех) км., соединяющую ею склад в Вигате, провинция Монтелуза, с домом г. Эмануэле Скилиро.
§ 2. Разрешение действительно в течение 5 (пяти) лет со дня подписания настоящего Постановления, при обязательстве полностью соблюдать положения Закона и вышеупомянутых Правил.
§ 3. На основании статьи 37 Бюджета на текущий год, ежегодная плата за пользование телефоном устанавливается в размере 20 (двадцати) лир и может подлежать пересмотру.
§ 4. Правительство не несет ответственности за проводку и содержание линии, a также за ее работу: соответствующие расходы всецело принимает на себя лицо, получившее данное разрешение.
Настоящий Указ подлежит регистрации в Счетной Палате.
Рим, 30 июня 1892 г.
Зарегистрировано в Счетной Палате
1892 г. июля 4 дня за № 677, Вход. Е 398.
(Дж. Каппьелло).
(Личное)
Господину Эмануэле Скилиро.
Вигата.
Мессина, 18 июля 1892 г.
Господин Скилиро!
Надеюсь, это письмо дойдет до Вас, хотя я не помню Вашего точного адреса. Письмо, которое Вы сейчас начинаете читать, я отправил из Мессины, в чем Вы можете удостовериться по почтовому штемпелю на конверте, за несколько минут до отплытия на материк, где я нашел работу в одном городе (не называю его, потому что, какой это город, не должна знать ни одна живая душа, включая моего родного брата). В Сицилию я больше никогда не вернусь, даже в гробу. Я мог бы прислать анонимное письмо, но в последний момент решил подписаться: так Вы скорее поверите, что я говорю правду.
Не стану от Вас скрывать, что хочу отомстить Вашему зятю Пиппо Дженуарди, злодею, который стрелял в меня и из-за которого я остался хромым на всю жизнь.
Филиппо Дженуарди предатель. Он наплевал на дружбу и из низких побуждений продался командору Калоджеро Лонгитано, дону Лолло, главарю мафиозной шайки «Братская рука». У меня вышло недоразумение с братом дона Лолло, и дон Лолло умыслил меня проучить. Оставалось одно: убежать из Вигаты в Палермо, что я и сделал, но Ваш зятек всякий раз, как я менял квартиру, спешил сообщить командору мой новый адрес, и я все время чувствовал себя зайцем, за которым гонится собака. Людям дона Лолло не удалось меня поймать, и тогда заняться мной поручили Вашему зятю. И он до меня добрался.
Так что, повторяю, этим письмом я мщу ему.