Паренька сменила белобрысая девчонка — белолицая, высокая, явно спортсменка. Викасик слева от меня напряглась, я это сразу почувствовал. Наверняка, сидела сейчас и сравнивала этих куколок со своими подругами. То есть я вот парней больше сравнивал, а она, конечно, девчонок.
А белобрысая тем временем рассказывала об истории всемирной компьютеризации. Мне стало совсем обидно. И впрямь получалось, что нас тут за шимпанзе каких-то держали, приматов из зоопарка. Только вот забыли, что даже приматы в свое время запоминали более тысячи знаков-символов! То есть в сущности легко могли беседовать на любые темы. Однако биологи по-прежнему испытывали на них лекарства, запускали в космос и увечили почем зря. А попутно увечили и человечество, потому что подсаживали людей на компьютеры, точно на иглу. И этих вот симпатичных ребят подсадили. Они-то думали, что они нормальные, а мне было их жаль. Нет, правда! Я вдруг представил их поселившимися в нашем Ковчеге и не ощутил никакого протеста. Пожалуй, могли бы дружить. И от чипов мы бы их в два счета освободили, сделали бы нормальными…
Учитель математики вывел над нами интерактивное поле, одним искристым росчерком выплеснул условия задачи. Сам же и продублировал — что-то по росту населения на Земле, Марсе, Луне, спутниках Юпитера. Определить функцию зависимости, вычислить население через десять и двадцать лет. Похоже, это начиналось сегодняшнее соревнования. А точнее — демонстрация крутости приехавших гостей. Собственно, они ее уже готовы были демонстрировать, потому что, едва дослушав, поднял руку тот самый паренек, что глазел на Дуста.
— Поскольку зависимость нелинейна, используем интеграл Лигинша, — уверенно заговорил он. — Население на Марсе — два миллиона четыреста семьдесят две тысячи человек, на спутниках Юпитера — соответственно…
Не слушая, я перевел взгляд на командных девчонок. Все трое внимательно глядели на выступающего. Я бы понял, если бы рассмотрел восторг, обожание, гордость, наконец, но они глядели строго, точно проверяли и взвешивали каждое его слово. Мне даже подумалось, споткнись он разок или допусти неточность, и тут же взметнули бы свои протестующие ручонки.
— Что ж, проверяем… — преподаватель вывел на интерактивное поле правильные ответы. Видимо, все совпадало со сказанным, потому что директор одобрительно захлопал в ладоши. Верно, подавал пример залу, но зал промолчал. Похлопали, таким образом, только преподаватели и сами члены приехавшей команды.
Итоги никто не озвучивал, но без того было ясно, что в наши ворота вкатили красивый гол. Наверное, на том же голографическом поле можно было вывести счет: один — ноль, но руку неожиданно поднял Гольян.
— Видимо, у вас есть что добавить? — мне показалось, что в голосе учителя мелькнула легкая надежда. Все-таки мы были своими, и вряд ли преподы так уж дружно болели за гостей. По крайней мере, Хобот-то точно переживал за наш будущий разгром. А в том, что по части физики, математики, биологии и химии нас разгромят, вряд ли кто-нибудь всерьез сомневался. Это было не наше игровое поле, только и всего. Однако Гольян, видно, все же решил подсластить первую горькую пилюлю и чуточку наказать гостей.
— У меня есть… — лениво протянул он, поднимаясь с места. — Есть что добавить. Все эти цифирки, может, и укладываются в описанные условия, да только в реалиях ни одно из чисел скорее всего и близко не приблизится к выданным ответам.
— Что вы имеете в виду? — брови директора поползли вверх, а представитель УВЗ навел на Гольяна свою боевую оптику.
— Вы говорили про десять и двадцать лет, — хмыкнул Гольян. — Так вот, сдается мне, что уже в ближайшие десять лет с планетой Земля произойдут необратимые изменения. В итоге девять десятых населения будет списано в утиль, и та же участь постигнет Луну и частично Марс. Даже орбитальные поселения потеряют половину своих ресурсов, а что касается спутников Юпитера, то там начнется реальный голод, поскольку неоткуда будет везти продукты. Земля-то навернется. Поэтому, если говорить о десяти и двадцати годах…
— Спасибо, учащийся! — неожиданно гулким голосом прервал выступление Гольяна управленец. Он явно включил модуляционное усиление в своих очочках, но упредить реакцию зала ему не удалось. Первые ряды, где сидела преимущественно ковчежья малышня, затопали ногами, на галерке кто-то пронзительно свистнул.
— Спокойно, спокойно! — директор поднял руки, но послушались не директора, а вскочившего с места Хобота. Голоса постепенно стихли, а преподаватель математики вновь включил над нашими головами интерактивное поле. Замелькали новые цифры, нам озвучили очередную порцию условий, но мы уже почти не слушали. Нужный аккорд Гольян обозначил, а большего нам и не требовалось. Особенно мне понравилось, что и гости Ковчега уже не спешили поднимать руки. В глазах их впервые появилось что-то человеческое — не робость, конечно, но первые признаки неуверенности. Тем не менее раунд за раундом и одну задачу за другой они выигрывали и решали. А мы безучастно наблюдали за всем этим цирком, пока Скелетону все это не надоело. Подавшись вперед, он уставился в собственные колени, а стриженую голову обхватил руками. Тимур с Гольяном, сидевшие рядом привычно подобрались. Вообще-то Скелетон и один мог наводить хорошие помехи — он ведь на дистанции обесточивал самые проворные датчики слежения, а тут еще эти двое кудесников подключились. По-моему, и Викасик мысленно им помогала. Очень уж крепко стиснула правый кулачок. Что они там задумали, я мог только предполагать, но уже через минуту-другую все выступающие начали через слово запинаться и путаться в сказанном. Первым сбился учитель биологии, пытавшийся поставить задачу о вариации доминантных и рецессивных признаков у гетерозиготных растений Бразилии. На помощь ему пришел директор, но и ему пришлось, раскашлявшись, схватиться за стакан с водой. Но главное приключилось позднее, когда юные гости по обыкновению не смогли поднять рук. То есть видно было, что они усиленно что-то пытаются сообразить и вспомнить, но та информационная буря, которую поднял в их головенках Скелетон, напрочь порушила алгоритм решений. Задай им вопрос попроще, они и тогда бы растерялись. И только когда у одной из девчонок стали опасно закатываться глаза, Скелетон поднял голову и прекратил свою атаку. Я воочию услышал, как несколько грудных клеток с облегчением вздохнули. Это переводили дух наши ошеломленные соперники. А с ними заодно и преподаватели. Только управленец, должно быть, так и не понял, что же именно произошло. Он-то в своих очочках был надежно экранирован от подобных посягательств. Впрочем, степень искомой надежности тоже не мешало проверить. Просто в настоящую минуту состояние этого типчика Скелетона не слишком интересовало.
Девчонка, что закатывала глаза, жадно глотала из стаканчика. Одна из соседок массировала ей запястье. И в эту самую минуту Гольян нахально поднял руку.
— У вас… У вас созрел ответ? — ошеломленно поинтересовался преподаватель.
— Даже два, — откликнулся Гольян. — Первый касается доминантного начала. По-моему, что есть доминанта здесь и на данный момент, вы все наконец-то уразумели. А в качестве второго ответа я использую старинную поговорку, памятующую, что против лома нет приема. И потому все это, — он обвел рукой собравшихся на сцене гостей, — абсолютно лишнее…
Скелетон нервно дернул его за подол рубахи, силой заставив вернуться на стул, и скрипучим своим голосом выдал совершенно обратное:
— Михаил Гольянов хочет сказать, что мы, конечно же, проиграли. Вы сильнее, и вы — сегодняшняя доминанта. Ну а мы — представители рецессивных атавизмов и вряд ли можем состязаться с вами.
Как хотите, а я ощутил гордость за друзей. Ведь сумели сказать! И ничуть не хуже гостей. И не беда, что даже в зале мало кто понял все вышесказанное. Во всяком случае сами гости, кажется, поняли. Да и преподаватели тоже, поскольку первый этап состязаний на этом прекратили. Объявлялся перерыв, и мы с удовольствием скатились со сцены, размахивая руками и сияя улыбками. Зал нам вовсю аплодировал. Для своих мы были безусловными победителями.
— Ребятки, второй этап интереснее, поверьте мне. Поиск на дне бассейна упрятанных датчиков, футбол — команда на команду, силовые состязания — вы вполне можете доказать, на что способны. Я имею в виду — по-настоящему способны! — Хобот волновался, это было видно. — Честно говоря, и на первом этапе вы могли потягаться с нашими гостями, но вы ведь даже не пытались, я же видел. На этот раз стоит поднапрячься.
Мы стояли на волейбольной площадке, окружив нашего Хобота. Только Мятыш с парнишкой из младшей группы скакали вокруг, среди обычных мух отслеживая тех, что с некоторых пор подлежали обязательному уничтожению. Зря, наверное, поскольку Скелетон уже разработал способ борьбы. На пару с Тимуром они создавали свой собственный экран, заставляющий механических мошек держаться от нас подальше. Ну а залетающие дальше положенного, попросту шлепались перегоревшими комочками к нашим ногам. Тем не менее каждые полминуты Мятыш горделиво докладывал, что сбил очередного шпиона.
— Рэм Павлович, вы всерьез верите, что этот цирк может спасти Ковчег? Все равно нас готовятся расформировать.
— Не думаю, что Ковчег расформируют. Вы напрасно беспокоитесь…
— Но они же нас боятся!
— Они не то, чтобы боятся… — Хобот явно затруднялся со словами. — Просто в Управлении не совсем представляют, как дальше действовать.
— Иначе говоря, толку от нас ноль, а хлопот выше маковки, — пробормотал Тимур.
— Но вы ведь сами не идете на контакт с ними.
— А если бы и пошли, что толку? Мы ведь не можем объяснить своих способностей.
— Но вы умеете блокировать вмешательство извне, вы отторгаете вакцину. В Ковчеге, они надеялись на добровольный и сознательный контакт, но… — Хобот грустно улыбнулся. — Тут я, видимо, не оправдал возложенных на меня надежд.
— А вы действительно хотите контакта?
— Лучше спроси меня, красная ли на дворе трава… — Скелетон бросил на спрашивающего уничижающий взор. — Вы не беспокойтесь, Рэм Павлович, контакт состоится сегодня же. Могу дать вам слово.